Утром 29 апреля мы установили, что находимся вблизи нижней части отлого понижающегося ледника с небольшим числом трещин. Погода выдалась не очень устойчивая, то и дело сгущался туман, и все вершины были окутаны облаками. За ночь выпало 15 сантиметров снега. Однако видимость была достаточной для того, чтобы наметить путь. Наш ледник Плато простирался метров на восемьсот в длину и на четыреста в ширину. На севере мы видели слева скалы на гребне, заканчивающемся Горбом. Прямо перед нами возвышался сплошной стеной на 2000 метров южный фасад западной Канченджанги — скалы и неровный лед. Справа тянулся Верхний ледопад.
Ледниковый массив Плато пополняется за счет Верхнего ледопада и из Долины — заполненной льдом впадины, в которую обрушиваются все лавины с ближайшего к Западной Канченджанге края Большой террасы; иногда до Плато доходят ледовые обвалы с западной вершины. До сих пор нам не удавалось ни по аэрофотографии, ни по снимкам экспедиции 1954 года составить себе полное представление о форме Плато и его подверженности лавинам. Теперь мы убедились, что оно меньше и легче для форсирования, чем мы предполагали, и к тому же нелавиноопасно. Мы пересекли его напрямик, направляясь к снежному склону между двумя сераками, стоящими в центре подножия Верхнего ледопада. Плато было покрыто глубоким мягким снегом, такой же снег лежал местами на ледопаде, перемежаясь с открытым фирном. Мы продвигались хорошо, пропахивая мягкий снег и рубя тропу в фирне. В 12.30 достигли высоты 6700 метров, не дойдя 100 метров до места, где позднее разбили лагерь III. Оба устали и замерзли, а тут еще пошел снег. Мы сели отдыхать на краю трещины — в единственном месте на всем склоне, где можно было сесть, не вырубая сиденья.
Утром, когда мы выходили, рюкзак казался легким. Он содержал немного: несколько крючьев, молоток и банку персиков. Несли по очереди, и каждый раз, когда я принимал рюкзак, он казался мне вдвое тяжелее. Под конец он весил не меньше тонны. Мы сложили крючья и молоток возле трещины, оставили и персики, убедившись, что они превратились в ледышки. К палаткам мы вернулись совершенно измотанные, зато с приятным сознанием, что следующий раз пойдем быстрее и без такого напряжения.
Ночью радио передало, что над Канченджангой устанавливается область пониженного давления и погода будет ухудшаться. К утру палатки оказались наполовину под снегом. Идти было очень трудно, мы погружались в снег выше колена, однако, учитывая, что горючего остается только еще на день, а прогноз погоды не предвещает ничего доброго, решили, пока не поздно, попытаться пройти вниз. Обычно на то, чтобы из лагеря II достичь вершины Горба, требовалось минут тридцать; в этот день у нас ушло два с половиной часа. На Нижнем ледопаде не оставалось никакого намека на наши вчерашние следы, и мы пробивались по глубокому снегу через нагромождение обломков, то и дело проваливаясь в скрытые ямы. В нижней части кулуара небольшая лавина нагромоздила сугроб, снег здесь лежал до бедра. Первые попытки подняться ни к чему не привели — мы съезжали обратно ровно настолько, насколько продвигались вперед. Тогда Браун на четвереньках стал пропахивать тропу, я последовал за ним. За полчаса мы не прошли и 20 метров. Вдруг раздался шорох, и из желоба в скалах с правой стороны скатилась мимо нас в бергшрунд маленькая лавина свежего снега. Каждый шаг подъема требовал величайшего напряжения воли. Но вот мы с облегчением спускаемся по ледяному камину, переходим через трещину на плоское седло Горба, и нам открывается вид на склон, ведущий к лагерю I.
Неутешительное зрелище. Но надо хоть попытаться… Осторожно прошли несколько десятков метров, первым двигался Браун. Снег как будто хорошо спрессовывался под ногами, но порой мы погружались почти по пояс. Между тем мы еще не достигли места, где выпуклый склон становился круче.
Внезапно Браун остановился.
— Слышал?
Я шагнул вперед проверить снег, и звук, услышанный Брауном, повторился, на этот раз громче. Где-то под нами что-то хрустнуло, вдоль всего склона пробежала трещина. Мы ждали, глубоко вбив рукоятки ледорубов в ненадежный снег и боясь пошевелиться. Затем с максимально возможной скоростью, соблюдая все предосторожности, зашагали назад на Горб.
Печальная перспектива! Сражение проиграно, мы отрезаны, и, возможно, на много дней. Упорствовать в попытке пробиться вниз равносильно самоубийству. Остается только возвращаться в лагерь II, иного выхода нет.
Обратный путь был нелегок: десять шагов по ровному леднику — отдых, еще десять шагов — снова отдых. «С большим трудом, — как писал я вечером в своем дневнике, — достигли мы наконец палаток, потом долго отлеживались в спальных мешках».
Связавшись по радио с базовым лагерем, я узнал, что Харди и Клегг пробовали подняться к нам, но на склоне выше лагеря I вызвали лавину, к счастью небольшую, однако достаточную, чтобы это послужило им предупреждением. Они повернули назад.
Сколько же времени пройдет, пока новый снег уплотнится и по нему можно будет идти? Это будет зависеть от погоды, во всяком случае не меньше двух дней. Я сказал нашим друзьям на базе, чтобы они не рисковали.
Утро выдалось ослепительно ясное, но мы с Брауном не спешили выходить; повсюду лежал глубокий снег, и еще не прошла вчерашняя усталость. Связались с базой, предупредили, что сегодня не может быть и речи о том, чтобы идти через Горб. Появились облака, к полудню они окутали нас плотной пеленой. Мы отдыхали в палатке, время от времени растапливая немного снега для питья. Вдруг послышался слабый крик. Мы отозвались и вылезли наружу. Никого, сплошной туман. Я стал расчищать место для второй палатки, Браун поставил еще снега на примус. И снова крик снизу, уже более настойчивый:
— Эй, помогли бы!
Мы схватили веревку и пошли навстречу. Это были Харди, Стритер и несколько шерпов. Они взяли с собой веревочную лестницу и закрепили на стенке вдоль «Корабельного носа»; все же подъем потребовал больших усилий, и шерпы с трудом одолели его. Весь отряд валился с ног, когда наконец достиг палаток, однако Харди уверял, что западный скат Горба теперь относительно надежен. Альпинисты принесли нам горючее и продовольствие. Наша изоляция кончилась.
Уходя вниз, отряд оставил нам двоих шерпов — Кунде Анг Даву и Айлу. Они поставили палатку вплотную к нашей и соединили входные рукава так, что получилось одно помещение, затем свернули наши матрацы и выровняли пол палатки, а также убрали накопившийся за три дня мусор, в том числе россыпи порошкового молока. Шерпы перенесли в свою палатку примусы, и мы смогли наконец лечь удобно, вытянувшись во всю длину.
Снова пошел снег, однако теперь это меня не беспокоило. Шорох снежинок о парусину сливался с бормотанием шерпов. Тонкие стенки палаток отгородили уютный мирок в царстве холода.
За ночь снеговой покров увеличился еще на 15 сантиметров, но к утру 2 мая небо прояснилось, и мы вышли втроем к Верхнему ледопаду. Айла остался в лагере ждать Бенаа и Маккиннона, которые собирались идти через Горб из лагеря I. Маккиннон должен был остаться с нами в лагере II.
Мы вышли тем же путем, что и в прошлый раз, и достигли вчерашней высшей точки на полчаса быстрее. Тропа заметно улучшилась, под ногами образовалась плотная корка. Два дня спустя на первый переход до лагеря III потребовалось шесть часов. Еще шестью днями позже, 10 мая, мы с Харди поднялись за час пятьдесят минут. А к 18 мая наладилось ежедневное движение носильщиков с грузом; они достигали лагеря III меньше чем за два часа. Расстояние составляло 800 метров по ровному месту, после чего следовал подъем длиною около 450 метров.
Анг Дава остался отдыхать там, где мы в первый раз сложили крючья, а Браун и я вступили в поединок с сераками. Сперва двинулись влево, но, преодолев ненадежную ледовую стенку, натолкнулись на трещины, лишенные естественных мостов. Попытались обойти их справа, взяли еще стенку и… опять очутились перед большой трещиной. Оставалась третья возможность — вверх по желобу между сераками, торчавшими еще дальше вправо. Однако мы слишком устали и отложили попытку на следующий день.
Близился вечер. Тяжелые, мрачные облака заполняли долину, дул сильный ветер, шел снег. Только мы начали спуск, как разразилась буря. Мощный ветер гнал перед собой снег по склонам, засыпая вырубленные нами ступени, заставляя нас низко наклоняться и прикрывать лицо руками. Флажки, которые мы расставили, поднимаясь, увидеть издали было невозможно. Мы спускались чуть ли не на ощупь, восстанавливая в памяти расположение флажков. Я шел впереди, Анг Дава, сильно уставший, посредине. Браун страховал нас сзади и помогал сохранять курс, пока мы искали очередной флажок. Наконец вышли на Плато, где еще можно было различить наши следы.
В лагере мы застали Маккиннона. В ту ночь пришлось спать втроем в двухместной палатке. Маккиннон принес свежую почту; Браун и я забрались в спальные мешки и занялись письмами, предоставив тому втискиваться между нами. Просунув в свой мешок одну ногу, он прилег, запыхавшись, и долго собирался с силами, прежде чем продолжить сложную процедуру.
Снег шел всю ночь, не прекратился он и утром. Снова вынужденное ожидание… В 13.00 снизу пришел Стритер. Никакая непогода не могла помешать заброске грузов с базы через лагерь I в лагерь II. С того дня, как Харди и Стритер пробились на выручку мне и Брауну, свыше трех недель ежедневно продолжалось движение по этому пути. Каждый вечер шесть — восемь шерпов в сопровождении альпиниста выходили с базы в лагерь I. Там они ночевали — кто в палатках, кто в пещере, на следующее утро через Горб забрасывали груз в лагерь II и возвращались налегке на базу. Из лагеря I носильщики выступали рано и часто прибывали в лагерь II раньше, чем находящийся здесь отряд успевал выйти к лагерю III. На базу возвращались вскоре после полудня, следовал 24-часовой отдых.
Носильщиков сопровождали Дава Тенцинг и те из альпинистов, кто находился в тот момент в базовом лагере. Мы чередовались, а некоторые из нас считали, что в лагере I спать спокойнее, чем на базе, и предпочитали оставаться в нем, совершая подряд два-три перехода через Горб.