Вдруг Бенд обнаружил, что баллон Таши еще наполнен кислородом на одну треть. Должно быть, он забыл включить кислород после одного из наших коротких привалов и прошел часть пути с перекрытым краном, никому не сказав об этом.
Бенд взял аппарат Таши и энергично принялся за работу. Все отчетливее вырисовывалась полка; два часа спустя можно было ставить палатку. Ширина полки, отрытой до скалы, не превышала 140 сантиметров, палатка была на 15 сантиметров шире, и край ее свисал. Растяжки закрепили на вбитых в снег ледорубах. Тесно и неудобно, но что поделаешь!
Четыре часа — Мэзеру, мне и шерпам пора уходить вниз. Мы поднимались с двумя веревками, но одна из них оставалась теперь у Бенда и Брауна, и пришлось для спуска связаться вшестером. Мэзер и я стали по концам, четверо шерпов распределились между нами. На это ушло пятнадцать минут. У каждого висел на спине пустой станок из-под кислородного баллона. Распределили ледорубы, и Мэзер зашагал вперед. Один за другим остальные следовали за ним, пожав на прощанье руки Бенду и Брауну и пожелав им успеха.
Первые шаги под уклон показались легкими, однако скоро мы убедились, что при такой усталости даже спуск становится трудным. Уже через 100 метров мы остановились передохнуть, еще через пятьдесят — снова. Расстояние между остановками становилось все короче, и ниже на склоне, где начинался рыхлый снег, мы радовались, если удавалось сделать подряд пятьдесят шагов без передышки. Ведущие замедляли шаг и валились на снег, или же веревка натягивалась, сдерживая их, и сзади раздавались призывы:
— Отдых! Отдых!
Передышки оказывались довольно длительными. Мы сидели или лежали, воткнув ледоруб в снег, и ждали, расслабив все мышцы, когда вернутся силы. Минута проходила за минутой, а сил все не прибавлялось; наконец сознание того, что нельзя же оставаться здесь навсегда, заставляло нас предпринимать новое усилие. Один за другим мы медленно поднимались на ноги…
К тому времени, когда мы достигли крутого склона в нижней части Сходней, то один, то другой из нас валился на снег через каждые несколько метров. Мы качались на ходу. Там, где склон позволял делать передышку, шерпы вытягивались на снегу во весь рост. Уже никто не думал, что будет, если поскользнешься. Усталость притупляет чувство опасности, и мы совершенно равнодушно спустились по ледовому склону над лагерем V, хотя утром он показался нам достаточно крутым. Все мысли были сосредоточены на том, чтобы найти силы устоять на ногах и шагать…
В этот день Харди и Стритер вместе с Уркиеном и Айла Тенцингом поднялись из лагеря IV. Когда мы достигли подножия склона, они увидели нас и поспешили навстречу. Стритер подвел Мэзера к коробке и помог сесть; Харди подхватил шедшего следом шерпа. Наши носильщики ступили в лагерь странной походкой, широко расставляя негнущиеся ноги, точно заводные куклы. В следующий момент они уже лежали неподвижно на спине, все до единого, даже Дава. Я сел, скорее упал. Харди надел мне кислородную маску. Несколько вдохов сделали чудеса, и вскоре мы уже описывали нашу вылазку и место, где разбили лагерь. Уркиен и Айла Тенцинг поили нас чаем. Постепенно мы ожили.
По плану Мэзер должен был в этот же день увести Анг Норбу, Анг Даву и Таши вниз — в лагерь IV. Но это теперь отпадало. К счастью, в лагере V оказалось достаточно места для всех. Мы с Мэзером заняли нашу старую палатку, Харди и Стритер вселились на место Бенда и Брауна. Долго Нил Мэзер и я лежали без движения. Солнце давно зашло, снаружи стоял мороз. Силы, покинувшие нас в течение тяжелого дня, все еще не вернулись… Вдруг я толкнул Нила под ребра и крикнул:
— Нил, они там!
Несколько минут продолжалось буйное ликование.
Глава двенадцатаяПредвершинный гребень
25 мая
Проводив нас, Джордж Бенд и Джо Браун стали готовиться к ночевке. Шел пятый час, и тень, отбрасываемая скалами западной Канченджанги, подползла к лагерю, тесня солнечные лучи, которые грели все слабее. Восходители забрались в палатку. Джордж включил большой баллон; он был не совсем полон, однако содержал достаточно кислорода для двоих на девять часов. Джо разжег примус и принялся растапливать снег. Они решили постараться съесть как можно больше, особенно же попить, потому что усиленное дыхание в сухом воздухе влечет за собой быструю утрату влаги организмом. Развели кристаллики лимонада, выпили еще и сладкий чай. Ужин состоял из овощного супа, сваренного из концентратов, консервированного телячьего языка и картофельного пюре. Все это запили горячим шоколадом — маленькими глоточками, чтобы пища не пошла обратно.
Оба ели с удовольствием, что очень редко наблюдается на такой высоте. Солнце ушло за Джанну, пронизывая облака золотыми лучами. Джо сидел у выхода палатки, любуясь закатом и снимая кадр за кадром, по мере того как менялось освещение.
— Это было потрясающее зрелище! — говорил он после.
Джордж перезаряжал в палатке свой фотоаппарат, чтобы иметь целую ленту на следующий день. Пальцы слушались плохо; он их слегка обморозил, и самые кончики распухли. Утром в лагере V он работал в одних только шелковых перчатках, и, когда спохватился, было уже поздно.
В восемь вечера пришла пора укладываться. Возник вопрос, кому ложиться с края, где палатка свисала с полки. Вытянули жребий, Джордж проиграл. Они чувствовали себя настолько ненадежно, что обвязались веревкой, которую Джордж закрепил за камень снаружи. Прежде чем лезть назад в палатку, он еще раз оглянулся. Облака стелились в два слоя — внизу светлые кучевые, вверху мрачные грозовые. Над равнинами сверкали молнии, но на горе царила полная тишина.
Лежа рядом, восходители слышали, как снежные комья скатываются по склону и бомбардируют палатку. Иногда порыв ветра встряхивал парусину. Джорджу казалось сквозь дремоту, что идет снег, но, к счастью, ночь выдалась спокойная, и в палатке было сравнительно тепло. Стремясь облегчить вес, они не брали вкладышей к своим спальным мешкам, зато спали во всей одежде, даже ботинок не сняли. На этом этапе Джордж, боясь, как бы ботинки не затвердели от мороза, не снимал их три дня и три ночи подряд.
Уснуть оказалось трудно: сыграло свою роль и возбуждение. Включив кислород, друзья скоро почувствовали, как тепло пронизывает все тело до пальцев ног. Шорох дыхания в мягкой резиновой маске напоминал Джорджу шум вечернего прибоя на морском берегу, и он ждал, что ночью ему приснятся необычайно красочные сны, но краски оказались очень тусклыми.
В шестом часу кислород кончился, и оба сразу проснулись. Жонглируя примусом, стали растапливать снег. За три часа набралось достаточно воды, чтобы получилось по две кружки чаю на человека и фляга лимонада. Съели по нескольку галет.
В 8.15 приступили к восхождению. Палатка находилась еще в тени, но западную часть Сходней уже освещало солнце, и они поднимались влево, навстречу ему.
Сначала первым шел Джордж. Снег оказался настолько твердым, что он решил было не рубить ступенек, целиком полагаясь на кошки, однако вспомнил, что на обратном пути силы будут уже не те, и начал работать ледорубом.
Мы изучали этот последний участок в бинокли из базового лагеря. Кто-то предложил тогда идти по Сходням до самого предвершинного гребня и уже по нему заканчивать восхождение. Однако мы отдали предпочтение другому варианту — подниматься по снежникам и скалам, вытянувшимся цепочкой в верхней части юго-западного фасада. Цепочка начиналась метрах в шестидесяти ниже Западного седла и выходила к гребню между главной вершиной и «друзой» высоких скальных зубцов.
Трудно было, поднимаясь шаг за шагом по Сходням под примыкающими с востока скалами, угадать, на котором из снежников начинать траверс склона. Наконец Джордж снял маску и крикнул:
— Ну как, Джо, может быть, этот?
— Может быть. Давай посмотрим!
Оба колебались. Джордж вышел к краю Сходней и обогнул выступ. Снег, камень. Но видно слишком мало, чтобы судить уверенно. Целый час Джордж вел связку по снегу и обледенелым скалам. Новый поворот — и перед восходителями выросла коричневая скальная стена высотой около 60 метров. Отвесная поверхность лишь кое-где прерывалась карнизами. Джо охарактеризовал стенку как препятствие категории BC — весьма сложное, и восходители зашагали назад по своим следам на Сходни.
Ошибка стоила им полутора часов времени и немалой части кислорода. Друзья продолжали подъем по Сходням, ориентируясь на восточный развилок, правее высокого скального шпиля. Шли зигзагом, ведя поочередно, рубили ступеньки одной рукой. Удар, второй — шаг… Удар, второй — шаг… Они двигались быстро.
Выше развилки скалы в правой стороне были не так круты. Здесь они увидели, наконец, свои снежники, залитые ярким солнцем. На этот раз ошибки быть не могло. Но выше, в тени, выстроились стеной скалы — и, похоже, никакого прохода. Альпинисты свернули со Сходней. Как идти дальше, что предпочесть — скальные плиты или снежные желоба и полки? Джо ничего не имел против скал, однако некоторые стены оказались труднее, чем это можно было предположить на первый взгляд, и местами Джордж предпочитал снег. Вскоре они сняли кошки и привязали к санкам. Брезентовые сапожки были сняты еще раньше, накануне; впервые после базового лагеря резиновые подметки восходителей ступали по камню.
Впереди вырос контрфорс 12-метровой высоты — неровная коричневая скала, удобная для восхождения. Выше начинался снежник с гладкой коркой, которая грозила вот-вот провалиться под ногами. Дальше — опять скалы. Джо для верности вбил крюк и закрепил веревку, затем обогнул выступ в правой стороне. На мгновение он повис на руках, болтая ногами, потом начал подъем по камину, отчасти заполненному льдом. За камином, вправо, — траверс плиты, на которой человек выглядел, как муха на стекле. Впрочем, Джо уверял, что точки опоры вполне надежные.
— Просто чудесное место! — уверял он.
Джордж, последовав за ним, пришел к выводу, что плита за камином не так уж приятна. На ней не было никаких зацепок, если не считать узкой трещины в левой части. За скальным участком вверх уходил ледовый желоб длиной около 100 метров. Здесь уклон достигал 60 градусов, и Джо, рубя ступеньки, опир