— Я твои глаза, Кено, — ответила женщина.
— Тогда посмотри вместо меня. Расскажи мне!
Рейх с проклятием поднял парализатор, нацелив его Киззарду в голову. Оружие это убивает через кристаллический пол. Через что угодно. Оно убьет и сейчас.
Тут в будуаре появился Пауэлл.
Женщина сразу заметила его и издала душераздирающий вопль:
— Беги, Кено! Беги!
Отклеившись от стены, она ринулась к Пауэллу с явным намерением выцарапать ему глаза скрюченными пальцами. Потом оступилась и упала, при этом, видимо, ударившись и потеряв сознание, так как осталась лежать неподвижно. Киззард поднялся из кресла, продолжая держать на руках девушку и глядя перед собой слепыми глазами, и тут Рейх пришел к неприятному выводу, что падение женщины случайностью не было: у Киззарда вдруг отказали ноги, и он рухнул, выпустив упавшую обратно в кресло девушку.
Не приходилось сомневаться, что это с ними сделал Пауэлл каким-нибудь телепатическим приемом. Впервые за время их войны Рейх испытал страх перед Пауэллом… физиологический страх. Он снова вскинул парализатор, на сей раз прицелившись в голову Пауэллу. Щупач подошел к креслу.
— Добрый вечер, мисс д’Куртнэ, — произнес Пауэлл.
— До свидания, мистер Пауэлл, — пробормотал Рейх и попытался навести трясущийся ствол пушки в своих руках на голову Пауэлла.
— Все ли с вами хорошо, мисс д’Куртнэ? — продолжил Пауэлл. Девушка не ответила, он склонился к ней и уставился в спокойное пустое лицо. Тронул за руку и повторил:
— Все ли с вами хорошо, мисс д’Куртнэ? Мисс д’Куртнэ! Вам нужна помощь?
При слове помощь девушку, точно пружиной, подбросило в кресле, и она замерла, прислушиваясь. Потом выбросила перед собой ноги и вскочила. Пробежав по прямой мимо Пауэлла, резко остановилась и потянулась вперед, точно ища дверную ручку. Повернула воображаемую ручку, толкнула воображаемую дверь и ринулась вперед: желтые волосы развеваются, темные глаза распахнуты в тревожном изумлении… Ослепительная вспышка диковатой красоты.
— Папа! — завопила она. — О, боже мой, папа!
Она побежала вперед, резко замерла, попятилась, начала кого-то обходить, рванулась влево, побежала по кругу, дико вопя и неподвижно глядя в пустоту.
— Нет! — завизжала она. — Нет! Ради всего святого, папа!
Она снова забегала по комнате, остановилась, начала бороться с удерживавшими ее незримыми руками. Брыкалась, кричала, продолжая неподвижно смотреть перед собой, потом напряглась и прижала руки к ушам, словно закрывая их от громкого звука. Пала на колени и поползла по полу, застонав от боли. Остановилась, ухватила что-то на полу и осталась стоять в такой позе, на коленях. Лицо снова наполнилось спокойствием — безмятежностью неживой куклы.
С тошнотворной ясностью Рейх осознал, чем только что занималась девчонка.
Она воссоздавала картину смерти отца. Она воссоздала ее для Пауэлла. И если тот ее прощупывал…
Пауэлл подошел к девушке и поднял ее с пола. Она двигалась грациозно, словно танцовщица, и безмятежно, как лунатичка. Щупач обхватил ее за талию и увлек к двери. Рейх следовал за ними, целясь из парализатора и выбирая оптимальный момент. Он был невидим для них. Его враги, ничего не подозревая, шли прямо внизу — легкие мишени для смертоносного луча. Он без труда мог уложить их обоих, а себя обезопасить. Пауэлл открыл дверь, потом внезапно развернул девушку, прижал к себе и поднял голову. Рейх затаил дыхание.
— Вперед! — вскричал Пауэлл. — Мы здесь! Легкие мишени. Одним выстрелом нас обоих! Давай, стреляй!
Его остроскулое лицо исказилось от ярости. Тяжелые черные брови нахмурились над темными глазами. Добрых полминуты он стоял и глядел снизу вверх на невидимого Рейха: подстрекал, ненавидел, бросал вызов. Наконец Рейх опустил глаза и отвернулся от человека, который видеть его не мог.
Тогда Пауэлл вывел безмятежную девушку наружу и тихо притворил за собой дверь, и Рейх понял, что шанс на спасение просочился у него между пальцев. Он был на полпути к Разрушению.
10
Представьте себе камеру с объективом, неисправным до такой степени, что устройство способно выдавать единственный кадр, снова и снова — кадр, на котором сломалось. Представьте себе кристаллозапись, болезненно искаженную так, что она способна воспроизводить лишь один фрагмент музыки, снова и снова — незабываемую, ужасающую фразу.
— Она в состоянии истерической навязчивости, — объяснял Пауэллу и Мэри Нойес в гостиной дома Пауэлла доктор Джимс из Кингстонского госпиталя. — Она реагирует на ключевое слово помощь и заново переживает одно и то же травматическое воспоминание…
— Гибель отца, — подсказал Пауэлл.
— Да? Понятно. В остальное время… кататония.
— Это неизлечимо? — спросила Мэри Нойес.
Молодой доктор Джимс посмотрел на нее с удивлением и возмущением. Он был одним из самых талантливых молодых специалистов Кингстонского госпиталя и отдавался работе фанатично, хотя даром эспера не обладал.
— В наш день и век? Ничто не является полностью неизлечимым, за исключением, мисс Нойес, разве что физической смерти. Да и то, в Кингстоне ведутся исследования по этой тематике. С симптоматической точки зрения смерть — не что иное, как…
— Не сейчас, доктор, — взмолился Пауэлл. — Пожалуйста, хватит на сегодня лекций. У нас работы полно. Скажите, девушка мне пригодится?
— В каком смысле?
— Я хочу ее прощупать.
Джимс поразмыслил:
— Ну а отчего бы и нет. Я применил лечение, основанное на методике Dйjа Иprouvй. Вам это не должно создать преград.
— Методике Dйjа Иprouvй? — переспросила Мэри.
— Великолепная новинка, — взволнованно объяснил Джимс. — Ее разработал Гарт… один из ваших щупачей. Пациент впадает в кататоническое состояние, желая ускользнуть от реальности. Это форма побега. Сознание не в состоянии смириться с конфликтом между реальностью и бессознательными уровнями. Пациент жалеет, что вообще родился на свет. Пытается вернуться к эмбриональной стадии. Вы следите за моей мыслью?
— Пока что да, — кивнула Мэри.
— Отлично. Dйjа Иprouvй — это старинный термин психиатров XIX века. Буквально переводится как нечто испытанное, нечто пережитое. Многие пациенты так отчаянно стремятся к чему-либо, что им кажется, будто они желаемого уже достигли, хотя в действительности ничего подобного не происходило. Понимаете?
— Погодите, — медленно произнесла Мэри. — Вы хотите сказать, я…
— Давайте наглядно, — жизнерадостно перебил ее Джимс. — Вообразим, что вас одолевает нестерпимое желание… ну, например, выйти замуж за мистера Пауэлла и родить ему детей. Представили?
Мэри покраснела и сдавленным голосом откликнулась:
— Да.
Пауэллу на миг захотелось отвесить оплеуху этому юному неуклюжему нормалу-доброхоту.
— Ну что ж, — продолжал в блаженном неведении Джимс, — если ваше психическое равновесие пошатнется, вам вполне может показаться, что вы действительно вышли замуж за Пауэлла и стали матерью его детей. Это и будет Dйjа Иprouvй. Для больного мы создаем такое состояние, Dйjа Иprouvй, искусственно. Мы высвобождаем его стремление к кататоническому бегству. Мы реализуем подспудные желания. Мы отделяем сознательный ум от нижних уровней, посылаем его обратно в утробу и позволяем притвориться, что рождение и жизнь начинаются заново. Понимаете?
— Да. — Мэри вымученно улыбнулась, сумев овладеть собой.
— На поверхностном уровне… сознательного ума… пациент в ускоренном темпе проходит через все стадии развития. Младенчество, детство, юность, зрелость.
— Вы хотите сказать, что Барбара д’Куртнэ собирается снова стать ребенком… и ее нужно будет учить говорить… ходить…
— Да-да-да. Это займет недели три. К моменту, когда она снова станет собой, ей уже легче будет принять факт побега от себя. Она перерастет его, говоря образно. Как я уже пояснил, изменения затронут лишь сознательный уровень. Ниже мы не полезем. Если хотите, прощупывайте ее. Однако имеется трудность: там, внизу, она скорее всего очень напугана. У нее все чувства в смятении. Вам тяжело будет вытянуть из нее желаемое. Но, впрочем, это ваша профессия. Вы знаете, как действовать.
Джимс внезапно поднялся.
— Мне пора возвращаться к работе. — Он направился к входной двери. — Рад был пригодиться. Всегда приятно со щупачами сотрудничать. Не понимаю, отчего люди с недавних пор так враждебно к вам настроены…
С этими словами он вышел.
Гм. Интересная реплика на прощание.
Что он хотел сказать, Линк?
Наш старый добрый друг Бен Рейх спонсирует антиэсперскую кампанию. Ну, ты представляешь… распускает слухи, что щупачи сбились в кланы, что им нельзя доверять, что они не патриоты, участвуют в межпланетном заговоре, едят людских младенцев-нормалов и так далее.
Брр! И он вдобавок спонсирует Лигу Патриотов. Отвратительный и опасный тип.
Опасный, но не отвратительный, Мэри. В нем есть обаяние. И от этого он становится вдвойне опасен. Люди склонны полагать, что злодеи всегда выглядят по-злодейски. Что ж, возможно, нам повезет остановить Рейха, пока не стало слишком поздно. Мэри, отведи Барбару вниз.
Мэри отвела девушку вниз по лестнице и усадила на низкий подиум. Барбара сидела спокойно, неподвижно, как скульптура. Мэри нарядила ее в голубой спортивный комбинезон, зачесала светлые волосы назад и собрала в хвост синей лентой. Барбара, чистенькая и опрятная, напоминала прекрасную восковую куклу.
Прекрасна снаружи, искалечена внутри. Мерзавец Рейх!
А что с ним, кстати?
Я тебе говорил. В трущобах у Чуки Фруд я так озверел, что как следует приложил гнусного слизняка Киззарда с женой. И когда нащупал Рейха наверху, то бросил ему вызов. Я…
Что ты сделал с Киззардом?
Базовый нейрошок. Заходи как-нибудь к нам, криминалисты тебе покажут. Это новинка. Если сдашь экзамены на первоклассную, мы тебя научим. Вроде парализатора, но психогенной природы.