Усталый, ты ложишься ночью спать, расслабляешься и удобнее пристраиваешь голову на подушке; ты даже рад получить свою порцию смерти, зная, что обязательно наступит пробуждение. Успеваешь подумать напоследок о каких-нибудь пустяках, перебрать в памяти события дня минувшего, а затем…
В закрытых глазах зажигаются странные огни и кружатся в привычном танце, и ты, пытаясь за ними уследить, не замечаешь, как переступаешь черту и проваливаешься в дремотную анестезию. А затем и вовсе засыпаешь. Есть гипотеза, что сон — это инструмент природы для очистки мозга от лишней информации, для подготовки его к суматохе и стрессам нового дня.
Помимо кружащихся огней к тебе приходят звуки. Существует пространство, вовсе не пустое, напротив, кишащее атомными и субатомными частицами. И что еще труднее постичь, их на самом деле два — аверсное и реверсное, как стороны монеты. Одно пространство испускает непривычные твоему уху звуки. Там обитает некая сущность, зовущая себя Старр, и голос ее прерывист, искажен.
— Чарлз… Чарлз Грэнвилл… — Слова едва уловимы, — …Помехи из реверса, прошу усилить передачу.
Смутный рисунок искажается и тут же восстанавливается.
— Грэнвилл? Чарлз Грэнвилл, ты меня слышишь? — Возникает пауза, и сущность по имени Старр обращается к кому-то другому: — Неужели нельзя сделать так, чтобы он услышал?
— Не отвечает?
— Нет. Грэнвилл — редкий тип, из тех, кто не может с легкостью принять чью-либо сторону. Потому что не верит в реальность, существующую независимо от его представлений о ней. Вот и застрял между аверсом и реверсом.
— Ну и пусть там остается, нам-то какая забота?
— Наша забота — спящая вот уже тридцать лет маниакальная энергия, затаенная в глубине его разума могучая сила. Когда она о себе заявит, а это рано или поздно случится, Грэнвилл начнет агитацию. Но неизвестно, за нашу аверсную вселенную или против. Необходимо его завербовать.
— Грэнвилл, ты должен выслушать нас. Выслушать и поступить согласно указаниям. Ты уникален тем, что не подозреваешь о своих скрытых возможностях.
В лабиринте сна Чарлз Г рэнвилл равнодушно внемлет стучащимся в его мозг голосам.
— Прошу прощения. Это в высшей степени странно. Кто это там упомянул мое имя? Я Грэнвилл. Доктор Чарлз Грэнвилл. — Он смеется внезапно родившейся во сне глупой шутке: — Доктор Грэнвилл, пройдите в хирургию для диагностики двухголового пациента.
Старр настойчив:
— Грэнвилл, нельзя болтаться между двумя пространствами. Иди к нам, в аверсную вселенную.
В зыбкую мглу, в клубящийся туман, звучащий точно электрические помехи, пробивается чей-то шаг, голоса зовут, рождая живое эхо, рисуя символы, простые и понятные, как дорожные знаки. Это шипучая электрическая пена, и в ней плавает золотая рыбка, зовущая по имени.
«Но как рыбы могут говорить? — размышляет Грэнвилл. — Вот плавать — это нормально, это в природе вещей. Плавать — это для них правильно».
Его немой голос беззвучно напевает: «Птицам положено в небе летать, рыбам положено плавать в воде… Эге, отличная тема для песни. Да я настоящий композитор!»
— Старр, он пытается создать для себя отдельную безумную реальность.
— Не беда, лишь бы это привело его к нам. Пусть кто-нибудь из вас проверит, не воздействует ли на него из реверса Ковен.
В глубинах великой пустоты раздается неторопливый бой колоколов.
— Вы слышите?
— Колокол?
— Да. Это Ковен.
— Грэнвилл, — настойчиво зовет Старр, — иди сюда. К нам, в аверс.
Колокол бьет все чаще и звонче. Голоса вокруг Грэнвилл а смешиваются.
— Слушай нас, Грэнвилл! Не надо просыпаться! Не гони от себя сон, ведь это и есть твоя реальность.
Чья-то ладонь трясет спящего за плечо.
Звон не прекращается.
Голоса пропадают, но появляется новый:
— Грэнвилл! Грэнвилл! Чарли, а ну-ка, вставай. Срочный выезд, не слышишь, что ли?
Грэнвилл возится на кушетке, пытается нырнуть обратно в дрему и вновь увидеть «свою реальность».
— Угомоните золотую рыбку, — бормочет он.
— Силы небесные! — восклицает рыжеволосый парень в футболке и белых парусиновых брюках. — Ну ты и силен подушку давить! Просыпайся, приятель. Это окружная больница, и у нас вызов по «скорой». И поедешь ты, твоя очередь.
Грэнвилл открывает глаза и видит тусклые белые стены дежурки.
— Ладно-ладно, Гарднер. Мозг еще спит, но тело в сознании.
— Сейчас проверим.
— Да выруби ты звонок! Который час?
Гарднер с сомнением смотрит на него, затем подходит к стене, нажимает на выключатель. Трезвон прекращается.
— Шесть утра.
— Шесть! О господи… Убийство?
— Нет, авария на дороге. Угол Брод и Гроув. Давай. Вставай же! Одевайся, машина ждет. И не забудь сделать умное лицо, доктор.
— Удивительные дела, коллега. Мне сейчас такая чертовщина снилась!.. Будто я завис между двумя пространствами, причем я сам — в аквариуме, и ко мне пристает золотая рыбка.
— Ботинок не забудь. И второй тоже.
— А еще я сочинил хитовую песню… вот только забыл о чем. Между прочим, меня зазывали к себе какие-то люди, они контролируют звездные пространства и соперничают друг с другом… Звездные? Вообще-то никаких звезд там не было[147].
Гарднер нетерпеливо машет рукой:
— Чарли, попрошу на выход. Это не шутки, там беднягу грузовиком сшибло.
Опухшие со сна глаза Грэнвилла обшаривают помещение в поисках чемоданчика с врачебными принадлежностями:
— Где мое барахло?
— Да вот же!
— Почему вызывают нас, а не бригаду из «Мемориала» или «Святого Августина»? Он что, из наших пациентов?
— Нет, но с места аварии позвонил полицейский, сказал, что пострадавший желает иметь дело именно с нами. Ну, я и согласился. Хотя фамилия Ковен в нашем списке не значится.
Грэнвилл замирает:
— Ковен?
— А что? Твой приятель?
— Нет. Но, похоже, он из моего кошмара.
— Издеваешься?
— Если бы! Клянусь, та золотая рыбка предостерегала насчет какого-то Ковена и честила его на все корки.
— И этот малый решил сделать твой дурацкий сон явью и ради этого даже подставился под грузовик?! Да я просто фамилию вслух произнес, когда принимал вызов, а ты услышал. — Гарднер отворяет дверь и подталкивает Грэнвилла в проем: — Давай иди уже… Флоренс Найтингейл[148]. Может, еще успеешь спросить у мистера Ковена, что его заставило выскочить из твоего кошмара прямо под машину.
В гараже было темно и тихо, эхо от стука каблуков Грэнвилла перекрывало урчание движка «скорой». Водитель Эдди хмуро посмотрел на подбежавшего интерна.
— Поторапливайтесь, док, поторапливайтесь. Я уже целых пять минут жду. За пять минут Новый Завет написать можно.
— Извини, Эдди, задержался.
Двигатель взревел, машина рванула с места. Эдди развернулся в профиль, в таком ракурсе казалось, что его лицо вырубили топором, и завел дорожный разговор:
— И что же вас задержало, можно поинтересоваться?
— Сон.
— Да ну, док!
— Честное скаутское.
— Поди, опять эфира нанюхались, — поцокал языком Эдди, — Стыдно, док. Почему вы сами не практикуете того, что проповедуете?
Улицы уже заполнились утренним потоком машин. Эдди врубил сирену и повысил голос до пригодного для беседы рева.
— Так вроде вы, доктора-медики, книжки написали специальные, чтобы людям ничего не снилось. Психоанализ и все такое. Супротив своей профессии идете, нет?
— Эдди, а у тебя сны бывают?
— Каждую ночь.
— Что-нибудь реальное снится?
— Да сколько угодно.
— Такое, что и не скажешь, на самом деле это было или нет?
— Док, да кто же знает, что было на самом деле? — Эдди рывком вписал тяжелую «скорую» в поворот, и она ловко засновала между другими машинами, пробираясь к пересечению с Гроув.
— О господи! — воскликнул шофер. — Прямо красный ковер.
На перекрестке улиц косо замер грузовик, вокруг переднего бампера — алая лужа. Вокруг полукругом толпились зеваки, их раздраженно увещевал субтильный человек с нездоровым цветом лица и редеющей шевелюрой:
— Проходите, не задерживайтесь! Вам тут не театр. Неужели с утра заняться нечем? Острых ощущений захотелось? Шли бы лучше завтракать…
Грэнвилл, помахивая чемоданом, как дубинкой, проложил себе путь в толпе.
— Я доктор Грэнвилл из окружной больницы. Кто тут старший?
Субтильный посмотрел на него мутными голубыми глазами.
— Я, док. Детектив Симмонс. Когда это случилось, я проезжал мимо… ну и занялся. А это ваш пациент, вернее, то, что от него осталось.
Грэнвилл опустился на колени рядом с пострадавшим. На прижатом к асфальту лице застыла странная улыбка. Черные волосы тронуты сединой. В облике — нечто напоминающее о распутном цезаре. На теле живого места нет.
Врач глянул на полицейского:
— Почему он ухмыляется? Как будто сбылась единственная мечта в его жизни — попасть под машину. Мне нужно время, чтобы написать заключение, часа два.
— Его фамилия Ковен. Сидни А. В бумажнике есть визитка с адресом: Саут-стрит, девятьсот десять.
— Ковен… ну конечно, — прошептал Грэнвилл. И произнес громко: — Я этому Сидни А. ничем помочь не могу. Классическая смерть до прибытия. В лепешку расшибся и радуется. Водителя будете задерживать?
Вопрос явно поставил Симмонса в тупик.
— Даже не знаю… Послушайте, что он говорит, это интересно. — Детектив повернулся и позвал: — Кейси! Идите сюда.
От толпы перед кабиной грузовика отделился и засеменил к ним неуклюжий мужчина с широкой лысиной и испуганными глазами.
— Капитан, я же рассказал все как было. Да справьтесь у моего начальства, я триста сорок семь тысяч миль без аварий намотал…
— Хватит, — рявкнул Симмонс, — вы не в суде.
— Ну так чего вы от меня тогда хотите, капитан?
— Сержант.
— Хорошо, сержант так сержант.
— Расскажите доктору о случившемся.
Взгляд Кейси боязливо обогнул «красный ковер» на асфальте и сосредоточился на Грэнвилле.