Старик осторожно взял моё лицо в руки и не отпускал довольно долго.
– Скажи мне, откуда ты родом, юноша? – спросил он, наконец.
– Из Самарии.
– Зачем ты покинул свой дом?
Вопрос старика застал меня врасплох. Оказывается, и я сам не мог дать вразумительного ответа.
– Ответь мне хотя бы – что заставило тебя покинуть места, где прошло твое отрочество?
– Я хотел отомстить мучителю и убийце своей возлюбленной.
– Если тобою движет чувство мести, знай – тебя ждут тяжкие испытания и даже мучения.
– Какие? – спросил я со страхом.
Старик отпустил моё лицо и медленно выговорил:
– Тебя распнут.
Ошеломлённый сказанным, я стоял в неподвижности.
– Берегись креста, юноша! Берегись!
Старик повернулся и ушёл.
Так вот что ждёт меня! Вот почему я вижу этот проклятый крест во сне! Ведь, если верить старику, мне придётся принять мученическую смерть.
– Ну что, дождался своего конца? – услышал я ироничный голос подошедшего Меружана, – теперь будешь всю жизнь бояться распятия. Судьбу не перехитришь. Ни ты, ни этот старец, ни даже царь не уйдут от того, что уготовано Богами.
– Неужели сказанное стариком Аспураком – правда? – спросил я встревожено.
– Ну что касается распятия – этого я не знаю, но насчёт царя, – тут Аспурак не ошибся.
– Что ты имеешь в виду?
– А то, что давным-давно наш Мецн вместе со старшим сыном Зарэ охотились в окрестностях Тигранакерта. Внезапно конь царя споткнулся, и седок упал на землю. От удара Мецн потерял сознание, а когда очнулся, то не обнаружил на голове диадему. Её подобрал и водрузил себе на голову Зарэ.
«Немедленно верните корону обратно, – приказал царь слугам и добавил грозно, – вместе с головою унесшего!»
– Как! Неужели несчастного Зарэ казнили из-за этого поступка? – спросил я, недоумевая.
– Не знаю, Соломон. Давно это было, но злые языки говорят, что царь преспокойно снял диадему с мёртвой головы сына и, как ни в чём не бывало, водрузил обратно себе на макушку.
Я с ужасом слушал рассказ Меружана.
– Надеюсь, это страшная легенда – вымысел врагов Мецна? – промолвил я.
Меружан посмотрел на меня долгим пронзительным взглядом и произнёс
– Ты совершенно прав, Соломон. Чего не придумают злые завистливые языки. Посмотри на этого степенного старца! Разве способен он на подобную кровожадность?
Меружан указал в сторону Мецна, который полулежал у фонтана и умиротворённым взглядом созерцал ночное небо.
– В Эдессе самые яркие звёзды. И звезд сих, больше чем капель во время сильного дождя. Представьте, если начнётся звездопад – какая будет красотища.
Мецн говорил с юношеским восторгом, и его слова вовсе не вязались с только что услышанной мною страшной легендой.
– А известно ли тебе, Соломон, что наш Меружан родом из этих мест? – произнёс царь, – Более того, он, – трудно представить – по происхождению ассириец!
Царь принялся хохотать, не обращая внимания на сконфузившегося Меружана.
– Думаю, в этом нет ничего зазорного, – решил я подбодрить советника, – если человек предан своему повелителю, какая разница, местный он или инородец?
– Ты прав, Соломон! – согласился Мецн, – я никогда не делю подданных по их происхождению. У меня один критерий – верность и преданность! Ладно, время позднее, и если вам более нечем меня поразвлечь, то пускай слуги проводят меня в спальню.
Слуги проводили царя, а мы остались во дворе.
Была тихая летняя ночь. Круглая луна и яркие звёзды, как могли, светили нам сверху.
– Я слышал, у иудеев один Бог и все обязаны поклоняться ему от рождения. Это правда? – вдруг спросил меня Баграт.
– Да, сущая правда, – ответил я.
– Чепуха! – отрезал зорапет, – каждый волен выбирать кумира на свой вкус.
– А вот царь считает, что у народа должен быть один Бог. Так легче управлять людьми.
– Я знаю. Но это невозможно. Наш народ никогда не согласится с этим.
– Надо будет – заставим, – вмешался Меружан.
– Ну, если только силой, – и то, я очень сомневаюсь. Заставить народ подчиниться богу-самодержцу – значит отобрать у него свободу, – заключил зорапет, – Посмотри на моих солдат. У каждого есть от рождения свой амулет, и он свято верит в его чудодейственную силу и с этой верой идёт в бой.
– Солдат должен верить в царя и в победу, – отрезал Меружан, – а не в какие-то там игрушки или бабушкины сказки.
Баграт уже напрягся, чтобы выразить своё несогласие, но Меружан не дал ему раскрыть рта.
– Ладно, Баграт, – произнёс он усталым тоном, – поди, проведай своих вояк, пока они весь дворец Михрана не превратили в конюшню.
Он повернулся спиной, давая понять, что полемика окончена. Баграту ничего не оставалось, как удалиться.
Усевшись на краю бассейна, я засмотрелся на прожорливых рыб, которых Меружан кормил хлебом.
– Объясни мне толком, наконец, отчего царь задумал выдать дочь за этого недоноска? – спросил я.
Меружан многозначительно заулыбался и сказал:
– Наш царь большой – я бы даже сказал, великий – политик. Осроэна – это бывшая провинция некогда могущественной Ассирии. В давние времена Ассирия и Араратское царство были непримиримыми врагами. Стремясь ослабить своего соседа, Ассирия вела опустошительные войны. Но ассирийское могущество тоже было не вечным. Державу сгубили внутренние противоречия. Последний её оплот – царство Осроэны – ныне платит дань Мецну. Царю хочется навсегда искоренить оттуда ассирийский дух и потому он выдаёт свою дочь за сына Михрана.
– Но ведь он такой ущербный! – воскликнул я.
– Это даже к лучшему, – ответил спокойно Меружан, – это значит, что он долго не протянет, и тогда Сати станет единоличной царицей Осроэны и одновременно матерью наследного царевича, в жилах которого будет течь кровь Тиграна Великого. Вот тогда уже от некогда могущественной Ассирии останутся только воспоминания.
– Всё это великолепно! – согласился я, – но вы не учли одного, – этот немощный жених вряд ли способен зачать потомство. Говорю я это вам как лекарь.
– Не сможет. Я с тобой согласен.
– А наследник? Нам ведь необходим наследник. Царь даже придумал ему имя – Аршам.
Меружан лукаво посмотрел на меня и произнёс многозначительно:
– Земля армянская щедра на достойных богатырей.
Я удивлённо посмотрел на Меружана.
– Знай, Соломон. То, что тебя сейчас смущает, впоследствии может стать реальностью.
В столь поздний час я не очень уловил смысл услышанных слов и решил поменять тему разговора.
– Расскажи о себе, Меружан. Как случилось, что ты – ассириец – попал в ближайшее окружение царя Армении?
– Также как и ты, волею случая. Много лет назад царь охотился на льва в наших краях. Я – крестьянский сын, семи лет отроду – пас козу в поле. Царский егерь забрал её у меня и привязал как приманку к дереву. Блеянье несчастной козы, действительно, вскоре привлекло льва. Но я не испугался. Страх лишиться козы-кормилицы перевесил всё. Увидев льва, я что было мочи начал на него орать и размахивать палкой. Льву уже порядком поднадоел мой крик, и он был готов покончить сначала со мной, а затем и с козой, – когда подоспевший царь поразил животное своим мощным луком. Стрела попала ему в горло, и тот буквально захлёбнулся в собственной крови. Царя потрясло то, что я, мальчишка, не испугался хищника. После недолгих уговоров Мецн отвёз меня в столицу, вырастил и дал хорошее образование. С тех пор я – его верный слуга.
– Эту невероятную историю, про то, как сына продавца капустой за один талант продали царю, рассказывают мальчишки на каждом углу в Тигранакерте, – с усмешкой произнёс Шанпоч, – ну где ты видел, чтобы ребёнок семи лет при виде страшного льва принялся орать на него, словно бесстрашный Геркулес?
– А тебя, шут собачий, никто не просил вмешиваться! – рассердился Меружан.
– С тех пор торговцы на рынках ищут в качанах капусты маленького бесстрашного мальчика способного, как наш Меружан, напугать льва, – продолжал издеваться царский шут.
Мне самому эта история показалась маловероятной, и я, желая отвлечь Меружана от сальных шуточек Шанпоча, спросил:
– А с чего это царь проявил к тебе такую отеческую заботу. Неужели у него не было своих сыновей?
– Было и даже несколько. От дочери царя Понта только сыновья и рождались. Помимо упомянутого Зарэ были ещë двое – Арташес и Митридат. Но они погибли в малолетстве при странных обстоятельствах. Один утонул в пруду, а второй по неосторожности упал с высоты. Слуги, которые за ними ухаживали, были немедленно, по указанию царя, казнены. Царица, заподозрив неладное, увезла в Понт своего среднего сына – Тиграна. Там он вырос и воспитывался во дворце своего деда Митридата Евпатора. В результате мы получили неуправляемую личность. Ради власти он готов перешагнуть даже через собственного отца. Типичный понтийский отпрыск. Тигран старший и младший недолюбливают друг друга. Чтобы ещё больше удалить от себя сына, Мецн послал его наместником в Софену. С тех пор царевич больше не навещает столицу.
– Если я правильно тебя понял, царь всегда боялся и недолюбливал своих наследников.
– Ты понял правильно, Соломон, – тихо произнёс Меружан и продолжил вполголоса, – особенно если в наследниках течёт понтийская кровь. Они мечтают поскорее расправиться со своим царствующим родителем и сами сесть на трон. Это у них в крови. Например, мать царя Митридата, сирийская принцесса, в своё время отравила царственного мужа, чтобы единолично править Понтом. Она уже собиралась казнить самого наследника Митридата, но тот, будучи малолетним отроком, вовремя сбежал и до восемнадцати лет скрывался в горах, а затем, вернувшись, казнил собственную мать.
Я с огромным удивлением слушал страшный рассказ Меружана.
– Интересно, Меружан, отчего Мецн так недолюбливает парфян?
– А чего их любить? Хитрые, вероломные люди.
– Но эти пороки встречаются у всех народов, в том числе и у армян.
– Да, но ты не знаешь всей истории.