Хотя труд царя был беден философскими обобщениями, однако содержание вполне заслуживало интереса потомков.
Тигранакерт был построен с учётом всех канонов современного градостроительства, а место для мегаполиса было выбрано идеальное.
При Тигране границы армянской державы настолько разрослись, что потребность в строительстве новой столицы стала очевидной. Старая, Арташат, находилась далеко на северо-востоке, а второй по величине город Антиохия – далеко на юге. И тогда царь решил соорудить посередине царства новый мегаполис.
Недалеко от притока Тигра, у подножия известковой горы, пригнанный из разных стран рабочий люд около тридцати лет назад начал сооружать первые постройки. Строители, выдалбливая камни из скал, за короткий срок возвели толстые крепостные стены. В образовавшихся пещерах рабочие устроили себе жильё, и впоследствии эти каменные апартаменты ещё долго служили в качестве пристанища людям без крова.
Очень скоро на голом безлюдном месте вырос современный мегаполис, эллинский по стилю и восточный по духу.
Молодой город, имеющий всего тридцатилетнюю историю, воплощал в себе всё самое современное и оригинальное. Если сравнивать с древним Иерусалимом, то постройки Тигранакерта были новее, без признаков ветхости. Стены домов, выложенные из свежевытесанного камня, выглядели молодо и красиво, а улицы были аккуратно вымощены и ухожены: не было и намёка на пыль, которая порой тучей окутывала Иерусалим. Сам же город не успел обрасти кварталами бедноты и черни. Наоборот, Мецн постарался, чтобы новая столица была населёна аристократами, учёными мужами, богатыми купцами, ремесленниками и торговцами. Он способствовал тому, чтобы любой чужеземец, будь то грек или фракиец, парфянин либо иудей, имеющий благие намерения, смог поселится в армянской столице. В силу этого население города было достаточно пёстрым и многонациональным.
Но при всей своей роскоши, Тигранакерт был лишен величия древних столиц. Годы, столетия и даже, как в случае с Вавилоном, тысячелетия, – должны наложить свой созидательный отпечаток и вдохнуть жизнь, которую невозможно искоренить ни стихийным бедствием, ни мечом завоевателя, ни народным гневом. Только пройдя все эти испытания, город, а тем более – столица, может стать легендой в камне.
Царский дворец непосредственно примыкал к известковой горе. Там же был проложен аквадук из правого притока Тигра. Вода сперва поступала в царские угодья, и только потом распределялась по всему городу, попутно заполняя специально выдолбленные запасные резервуары – для использования в засушливые дни.
Огромная территория вокруг дворца представляла собой сад с прудами и большой лесной массив с охотничьими угодьями. В самом конце леса, на возвышенности стояла небольшая крепость, построенная из массивных блоков чёрного камня, специально завезённого с каменоломен восточных районов Армении. Именно из-за этого камня крепость назвали Чёрной. Поохотившись вдоволь, царь частенько уединялся, а порой месяцами не выезжал оттуда.
Крепостные стены Тигранакерта были очень массивными. Настолько, что внутри них располагались конюшни, а поверху могли свободно разъехаться два всадника. Стены были выполнены по всем правилам фортификации, и считались практически неприступными.
Тигранакерт, хотя и был молодым городом, однако уже насчитывал тысяч двести душ. Среди них было много греков, которых царь переселил сюда в основном из Каппадокии. Множество деревень, процветающих вокруг мегаполиса, снабжали горожан свежими продуктами питания. По этой причине северные ворота, через которые прибывали крестьяне, непосредственно примыкали к базарам и закрывались только с наступлением темноты.
Отдельно располагались оружейные мастерские. В своё время Тигран собрал отовсюду умелых мастеров. Царь понимал, что любая военная кампания обречена на неудачу без качественного оружия, которое невозможно создать подневольным трудом. Поэтому он дал мастерам достойный кров и хороший заработок. В итоге, они навсегда осели в Тигранакерте, основав оружейные цехи и передавая ученикам секреты своего ремесла.
Недалеко от дворцовой площади, ближе к скотному базару, располагались царские конюшни и слоновник, вытесненный позднее за городскую черту. Слонов царь приобрёл в далёкой Индии. Вместе с ними в Армению прибыло множество индусов. Так в окрестностях Тигранакерта возникла индийская слобода. Именно там царь Тигран увидел и полюбил мать Сати и вскоре сделал своей фавориткой.
Хотя Сати и обещала, что будет мне помогать с армянским языком, однако после той ночи больше не появилась, и я уже боялся, что не справлюсь с обучением. Меня неожиданно поддержал младший сын царя – Артавазд.
С Артаваздом было приятно заниматься. Неутомимая тяга к познаниям, и особенно к литературе, делали его интересным собеседником. Этот четырнадцатилетний подросток великолепно знал историю, достаточно хорошо изъяснялся на латыни, а на греческом не только читал, но и сочинял собственные поэмы.
– У этого парня в голове одна Мельпомена и полное равнодушие к Марсу, – сетовал царь, выслушивая, как его младший отпрыск с восторгом декламирует стихи поэтов Эллады.
– Ничего Мецн, – успокаивал Меружан, – не забывай, что красноречие и ум могут повернуть вспять целое войско. Вспомни оратора Демосфена, который, рассказав басню Эзопа о волке, овцах и охранявшей отаре собаке, уговорил афинян не выдавать его Александру Македонскому.
На уроке по письму я предлагал ученикам сочинить послания от имени известных исторических личностей. Это был очень популярный в эллинских школах метод обучения изящной словесности. Каждый ученик мог по собственному усмотрению выбрать того исторического героя, от имени которого он собирался составить письмо. Необходимо было хорошо знать события того времени, чтобы достоверно воссоздать стиль и характер письма выбранного героя. Лучше всех это удавалось царевичу Артавазду.
Основным нашим героем был Александр Завоеватель. Именно период его царствования мы изучали наиболее подробно, но однажды я перевёл внимание учеников на другой исторический образ, не менее поучительный. Я велел написать письмо от имени лидийского царя Крёза дельфийскому оракулу. Для этого ученики должны были знать историю того, как всемогущий царь Лидии Крёз, богатейший самодержец Азии, решил отправиться войной на Персию. Перед походом он заручился предсказанием у дельфийского оракула, который изрёк буквально следующее:
«В этой войне царь Крёз разрушит великое царство».
Воодушевлённый этим пророчеством, властелин Лидии перешёл реку Галис и напал на персидского царя Кира. У лидийцев была отличная конница, однако, согласно легенде, персы применили военную хитрость. Они выставили против врага своих верблюдов, предварительно вымазав их шкуры волчьим помётом. От запаха хищника кони шарахнулись и пошли вспять. Ряды лидийских всадников расстроились, и войско Крёза обратилось в бегство. Кир осадил столицу Лидии Сарды, взял город и пленил Крёза. Прежде чем казнить его, царь персов разрешил ему вновь обратиться к оракулу из Дельф. У Крёза был только один вопрос: как могло случиться, что его так жестоко обманули?
Ответить на этот вопрос я поручил Артавазду. Он должен был перевоплотиться в мудрого оракула и дать по возможности остроумный ответ. Юноша, собравшись с мыслями, изрёк:
– О, некогда всемогущий Крёз! Я предсказывал, что разрушится великое царство. Моё предсказание сбылось – могучая Лидия покорилась персам. Власть и богатства настолько ослепили тебя, что ты трактовал сказанное исключительно в свою пользу. Так знай же, что в году 365 дней, а живёт человек до шестидесяти лет и, если сегодня он счастлив и богат, то в следующий день нищ и безрадостен. Не называй себя счастливым, пока жив.
– Отлично, – восхитился я ответом царевича, – кратко и всеобъёмлюще. Логика твоих суждений меня радует. Но скажи мне, что делает человека бессмертным?
Артавазд задумался и ответил:
– Человека делают бессмертным не слава и не золото. Он живёт до тех пор, пока жива о нём память. Стало быть, он ещё при жизни должен соорудить себе памятник, подобный пирамидам в Египте или смотровой башне в Вавилоне.
– Правильно, – сказал я, – но всё что ты перечислил это архитектурные сооружения, а как насчёт творения человеческой мысли? Может ли мысль обессмертить человека?
– Может, – не колеблясь, ответил царевич, – я считаю, что духовное наследие сильнее прочего, ибо мысль бессмертна. Она способна властвовать над людьми вечно.
Я остался доволен ответом. Для будущего царя Артавазд был хорошо образован и обладал здравой логикой. К сожалению, эти достоинства для правителя были недостаточны. Время показало, что без хитрости и коварства он обречён на гибель.
Однажды я зашёл к Юлиану Петронию. Он занимался с физически крепкими и выносливыми подростками, которые впоследствии становились либо хорошими атлетами, либо продолжали обучение военному делу и спустя три года в совершенстве владели многими видами оружия.
На стрельбище я вместе со всеми запускал стрелы из своего гастрофета в мишень, которую римлянин устанавливал на расстоянии тридцати шагов.
– У тебя хороший глаз, Соломон – похвалил Петроний, внимательно наблюдавший за мной, – стреляешь кучно и почти без промахов.
– В этом заслуга этого великолепного оружия, – ответил я воодушевлённо.
– Ошибаешься. Гастрофет – оружие довольное сложное. Чтобы метко из него стрелять, нужно иметь отменное зрение, – сказал он со вздохом.
– А скажи мне, Петроний, что предпочтительней в бою – лук или гастрофет? – поинтересовался я мнением профессионального вояки.
– Конечно лук, – не колеблясь, ответил тот.
– Лук? – удивился я, – почему? Ведь гастрофет мощнее.
– Возможно. Но в большом бою лук эффективней. Посуди сам. В шеренге из десяти лучников не уместиться и пяти солдат с гастрофетами. Лучник стоит боком, компактен и малоуязвим, а гастрофетчик вынужден выставиться во всю ширину корпуса, тем самым становясь хорошей мишенью. А скорострельность? Лук заряжается гораздо быстрее, нежели гастрофет. Вот и выходит, что десяток лучников будут посылать тучи стрел, а воины с гастрофетами не смогут дать адекватный отпор.