Я с интересом слушал доводы Петрония.
– Есть ещё одно преимущество лука, – добавил римлянин, – он доступней, его легче и быстрей изготовить, нежели такое сложное оружие как гастрофет.
– Согласен, – подтвердил я, вспомнив наши состязания в Иерусалиме, – добыл два бараньих рога, скрепил вместе, натянул тетиву – вот и готово оружие.
– Верно, но такой лук годится для деревенщины, призванной в армию на скорую руку. Лук же легионера – это искусно изготовленное изделие. В нём сочетаются изящество, мощь, гибкость… Добавь сюда острый глаз и твёрдую руку лучника, и ты получишь отличную убойную силу.
Говоря это, римлянин прищурил глаза, вероятно, с упоением вспоминая прошедшие баталии. Для него, профессионального ратника, война была смыслом жизни.
– А скажи мне, Юлиан, сможет ли наш царь противостоять римлянам?
Петроний внимательно посмотрел мне в глаза.
– А зачем тебе это знать? Ты же не военный.
– Мне интересно твоё мнение как профессионала.
– Ну, если хочешь знать моё мнение, то скажу тебе так: войско Тиграна даже при многократном превосходстве, наверняка, не сможет победить хорошо обученные римские когорты.
– Что ты говоришь такое, римлянин? – удивился я, – Ты же видел конницу армян?
– Видел, конечно. Тяжёлые неповоротливые всадники. Такие хороши на равнине, где достаточно простора, чтобы развернуться для атаки. А попробуй их использовать в горах или, того хуже, в ущельях. Там они превратятся в груду бесполезного железа. Тяжёлая пехота и лёгкие всадники – вот кто решают исход боя. В римском войске нет катафрактариев. Они только с виду грозные. На деле, одетый в броню всадник очень неповоротлив и лишён маневренности. Уже то, что после падения он не сможет самостоятельно подняться на ноги, говорит о многом. У римлян конница невелика. Коня ведь надо кормить, поить – в дальнем походе он большая обуза. Сам Александр Македонский уничтожил все тягловые повозки, заставив солдат тащить имущество на себе. В настоящее время римская тактика боя основана на быстроте манёвра и слаженном взаимодействии когорт. Этот метод неоднократно опробован в боях и наиболее надежен.
– У царя ещё есть боевые слоны. Эти кого хочешь растопчут.
– Слоны? – Петроний недовольно поморщился и продолжил, – Это самые добродушные животные и в бою малоэффективны.
– Как это, малоэффективны! – возмутился я, – Представь, что на тебя бежит огромный слон с лучниками в башне. Перед такой живой горой дрогнет любая шеренга.
На лице Петрония появилась ироничная ухмылка.
– Ты прав, Соломон. Грозный вид боевого слона запросто повернёт вспять неискушённого противника, но легионеров он не испугает. В римской армии хорошо знают, как бороться с этими великанами. Тут учтён опыт войн армии Александра Великого с индусами.
– Ну, и какой же это опыт? – поинтересовался я.
– Во-первых, слон не всегда слепо подчиняется командам своего погонщика. Он любит сам пораскинуть мозгами. Когда его принуждают бежать на ряды противника и топтать его, он не спешит повиноваться, хотя и может сделать это без особого труда. Ему нужна веская причина – либо злость, либо страх. Первое в нём напрочь отсутствует, ибо по натуре это добродушное животное, а вот от страха он может потерять голову и растоптать собственных солдат. Легионерам отлично известно, как боится слон огня. Пары горящих стрел пущенных в его сторону вполне достаточно, чтобы он повернулся к противнику спиной и сломя голову побежал на шеренги своей армии. Погонщику тогда ничего не остаётся, как воткнуть в его мозг копьё. У нас в легионе даже был отряд, состоящий из специально натренированных воинов, которые могли вплотную приблизиться к слону и одним махом перерезать ему мышцы на ногах. Ноги – самое уязвимое место этих животных. Повредив их, великан беспомощно падает на землю и, обездвиженный, медленно погибает. Кстати, в решающей битве вблизи Карфагена у Ганнибала было 80 слонов, а у нас – ни одного, и тем не менее Рим разгромил противника.
Я внимательно слушал Петрония, познавая доселе неведомую науку, и радовался в душе, какого ценного специалиста нашёл Меружан.
– А всадники на верблюдах? Что ты скажешь о них?
– Войско персидского царя Дария было укомплектовано всадниками на верблюдах. Но Александру удалось разгромить персов в первом же большом сражении.
– Ты хочешь сказать, верблюды были тому причиной?
– И верблюды тоже. В пути это выносливое животное просто незаменимо, но в бою – крайне неудобно, в первую очередь, из-за своего высокого роста. Посуди сам, какой длины должен быть меч у всадника, чтобы он смог с верблюжьей спины поразить противника? Согласись, это очень неудобно. Ну, разве что, метнуть копьё или дротик, но меч он не сможет использовать, а это очень плохо.
– Значит, по-твоему, самым удобным животным в армии остаётся конь?
– Да. Именно конь и именно жеребец, а не кобыла. Злость и напористость жеребца, делают его незаменимым в лобовой атаке. Он может безрассудно броситься вперёд на острые копья противника и растоптать врага не хуже слона.
– Стало быть, перед тяжёлой армянской конницей никому не устоять?
Петроний упрямо покачал головой.
– Ты заблуждаешься, мой друг. Не забывай, что катафрактарии лишены главного преимущества боя – манёвренности. Знаешь, как выглядит строй легионеров? Первый ряд это гастаты – самые молодые воины, до 25 лет. Второй ряд – принципы – легионеры в полном расцвете сил – от 25 до 35лет. Это самая сильная прослойка, способная вовремя подстраховать молодых. Гастаты знают, что у них за спиной стоят опытные принципы и это чувство придаёт уверенность. И, наконец, триарии – ветераны былых войн. Самые опытные вояки. Они идут в последнем ряду и вступают в бой лишь в самых безнадёжных ситуациях. Когда говорят, что в сражении участвовали триарии – это означает, что произошла тяжёлая битва. Каждая из трёх линий делится на тактические подразделения – когорты и манипулы, состоящие из 100 воинов. Эти подразделения в бою постоянно взаимодействуют друг с другом. Их командиры подают сигналы с помощью свистка. Выискивая слабые места, они сразу вклиниваются в строй неприятеля, расчленяя его и добивая поодиночке. Армянская армия, вероятнее всего, атакует старым эллинистическим способом – строем македонской фаланги. Такая стратегия безнадёжна устарела. Римляне это поняли, когда Ганнибал стал наносить им сокрушительные поражения. Этот полководец из Карфагена впервые применил двусторонний фланговый охват противника. Поняв, в чём преимущество, римляне быстро переняли его стратегию. Ганнибал был повержен и бежал. Кстати, он скрывался у армянского царя Арташеса.
– Петроний, тебя послушать, так ты такой образованный. Неужели в Риме имеется столь богатый опыт по военной истории? – удивился я.
– Конечно, – ответил Юлиан, – в библиотеках Рима ты найдёшь подробные описания всех известных сражений. По крупицам римские историки собирали сведения о прошедших боях и предавали пергаменту. Любой командир или даже просто легионер может свободно ознакомиться с их трудами и затем применить познания на практике. У нас даже есть военные теоретики, которые обобщают и анализируют исторический опыт во благо будущих побед. А теперь скажи мне, Соломон, может ли такую хорошо подготовленную армию напугать пара-тройка боевых слонов, или всадники с копьями на упрямых верблюдах, или одетая в железо тяжёлая конница?
Я призадумался. Военная стратегия была для меня новой наукой, и ответить однозначно на поставленный вопрос было сложно.
– Скажи мне, Петроний, когда на пешие легионы будет мчаться большой отряд одетых в сверкающие доспехи всадников, кто, по-твоему, одолеет? – ответил я вопросом на вопрос, – Они же просто растопчут твоих начитанных солдат и все дела.
Юлиан хитро посмотрел на меня и начал беззвучно смеяться.
– Какой ты у нас горячий, Соломон! – произнёс он с улыбкой, – В молодости и я был таким же. Ладно, скажу тебе как бывалый вояка. Чтобы выдержать напор тяжёлой конницы, необходимо обладать изрядным хладнокровием. Теоретически, если конь всё-таки решится прыгнуть на копья, то непременно погибнет. Но надо быть очень смелым, чтобы суметь устоять перед ним. Справедливости ради, доложу тебе, что армянская конница, воевавшая на стороне персидского царя Дария против Александра Завоевателя, смогла смять его правый фланг, и только решительные действия македонского царя предотвратили поражение.
– Ага, значит, ты признаёшь силу армянской конницы?
– Конечно, признаю, но это не значит, что я не знаю, как её обезвредить.
– Ну и как бы ты поступил?
Римлянин сразу стал серьёзным. Мне даже показалось, что черты его лица приняли хищное выражение.
– Как бы я поступил, говоришь? – переспросил он холодно. И добавил, уже зловеще, – Я бы заманил её в ловушку.
Заинтригованный, я собирался подробнее расспросить бывшего вояку, но в это время моё обоняние уловило знакомый дымно-цветочный аромат. Так могли пахнуть только индийские волосы армянской царевны. Я обернулся и увидел улыбающуюся Сати. Увлечённый интересным разговором, я и не заметил, что за нами кто-то наблюдает.
– Говорят, ты хороший стрелок, Соломон? – произнесла она, – Кто тебя научил этому?
– Прости меня, Сати, за тогдашнюю оплошность! – воскликнул я, – Я увидел в толпе своего заклятого врага и побежал за ним.
– Тебя, Соломон, я давно простила, – ответила девушка. – Прошлое тревожит твою душу и не даёт увидеть настоящее. В том, что случилось, – моя вина, моя карма.
– Карма? – удивился я, – что это такое?
Сати посмотрела мне пристально в глаза.
– Пошли со мной, – сказала она решительно, – я хочу тебе кое-что показать.
Мы вышли из школы и направились к городским стенам. В дальнем углу была маленькая калитка. Она открывалась в слоновник и в индийскую деревню.
– Пока ты не увидишь мой мир, никогда не поймёшь, что такое «карма», – произнесла Сати и отворила калитку.
Это был маленький островок Индии, попавший, волею царя Тиграна, в армянскую страну. Одетые в чалму коричневые индусы, женщины, обмотанные в разноцветные ткани с голыми пупками и с замысловатыми причёсками.