– В Индии не принято стричь волосы. Это страшный грех, – пояснила Сати.
Жители деревни радостно приветствовали нас. Сати всем улыбалась и отвечала на непонятном мне языке. Было видно, что она здесь частый и желанный гость. В воздухе стоял острый запах пряностей, который щекотал ноздри и разжигал аппетит. Хотя нас все приглашали отведать пищу, Сати не отвлекалась и шла дальше. Наконец, мы подошли к загонам для слонов.
Я, впервые видевший этих животных, был поражён их размерами. Толстые, массивные ноги, длинный хобот, изогнутые бивни и большие широкие уши, – всё это внушало не только чувство страха, но и уважение.
«Эти исполины легко смогут разогнать целое войско», – подумал я и представил весь ужас, который постигнет любого при виде несущихся с трубным рёвом огромных толстоногих животных. Ради этого стоило содержать целую деревню и слоновник в придачу.
Слоны находились в специальном загоне, огражденном стеной из брёвен. Увидев Сати, самый крупный слон – по-видимому, вожак – приподнял хобот и издал сильный трубный рёв. Сати, ничуть не испугавшись, смело миновала заграждение и, к моему ужасу, вошла в слоновник. Вожак медленно подошёл к ней и положил хобот ей на плечи. Девушка, в свою очередь, принялась гладить его. Её ладонь периодически оказывалась у отверстия хобота, откуда с шумом исходил слоновий дух.
– Хати знает меня с детства, когда ещё жива была моя мать, – сказала Сати, – подойди сюда, Соломон. Не бойся.
Мне не очень хотелось ей подчиниться. Мысль о том, что придётся стоять рядом с двигающимися живыми колоннами, приводила в смятение. Однако я вспомнил недавние слова Петрония о добродушии слонов. Самолюбие взяло верх, и я скрепя сердце переступил черту загона. Вожак никак не отреагировал на моё появление и продолжал общаться с Сати.
– Смотри, какой Хати сильный и добрый, – сказала Сати, хлопая по хоботу, – он никогда без причины не сделает зла.
Она взяла мою ладонь и подвела к отверстию хобота. Сильная тёплая струя воздуха согрела мои пальцы. Слон начал ощупывать мою кисть, будто старался запомнить её форму.
– Правда, приятно? – спросила Сати.
– Да, конечно, – не совсем охотно согласился я.
– Он такой добрый, а его заставляют воевать и убивать, – пожаловалась девушка.
В это время к нам подошёл индус-погонщик и начал оживлённо беседовать с царевной. Иногда он с улыбкой оборачивался в мою сторону и добродушно кивал головой. Я впервые услышал речь индусов. Она сильно отличалась от всех остальных мне знакомых языков, хотя иногда казалось, что я слышу знакомые мне слова.
Сати, заметив, что я заскучал, пояснила:
– Этот человек – мамин брат. Он давно не видел меня и соскучился.
Всё это время Хати нервно топтался у барьера, без конца вытягивая хобот в сторону царевны.
– Мне кажется, тут не только люди тоскуют по тебе, – заметил я.
– Смотри, Соломон, ты ревнуешь даже к слону. Это хороший признак, – сказала задорно девушка.
Сати принялась прощаться с дядей, и мы направились к выходу. Хати, почувствовав, что царевна уходит, начал нервно трубить и топтаться на месте.
– Прощай, Хати, – крикнула Сати.
Уже перед самой калиткой мы услышали заунывный женский плач. Это рыдала какая-то индианка у порога своего дома.
– Бедняжка! У неё умер муж, – пояснила царевна, – Как жаль мне её!
– Отчего – жаль? Ведь умер муж, а не она?
– Ты не понимаешь, Соломон. Уж лучше бы умерла она. У индусов после смерти мужа жена становится изгоем. Она даже не может вернуться в отчий дом, и ей уготована жизнь нищенки.
– Тебе это не грозит, ведь правда, Сати? Ты армянка и далека от подобных варварских традиций, – сказал я почему-то.
– Ты прав, Соломон. Но откуда тебе известно наперёд, что я должна овдоветь?
От сказанного я сильно смутился, ибо почувствовал, что чуть не проговорился о планах её отца.
– Знай же, я выйду замуж только по любви, – сказала девушка и внимательно посмотрела мне в глаза, – такова моя карма.
От её взгляда мне стало не по себе.
– Что такое карма? – опять спросил я.
– Карма – это то, чего тебе невозможно избежать, ибо все твои действия в жизни взаимосвязаны и в конечном итоге оборачиваются либо радостью, либо бедой.
– Это философия индусов. Но ты же армянская царевна, Сати. Зачем ты следуешь чуждым своей нации понятиям? – возразил я.
– Карме подчинены все люди вне зависимости от нации и происхождения.
Я остановился и посмотрел в манящую бездну её чёрных глаз. Аромат пышных волос кружил мне голову. Меня страстно влекло к ней. Почувствовав это, Сати легонько отстранилась и тихо произнесла:
– Погоди, Соломон. Не спеши. Нашим кармам уготована иная встреча.
– Какая? – нетерпеливо воскликнул я.
– Пошли, Соломон, – ответила девушка уклончиво, беспокойно отводя свой взгляд, – мне пора во дворец.
Как и предсказывал Меружан, царь после первой же охоты переехал в Чёрную крепость.
В отличие от Меружана и Шанпоча, я не сразу туда перебрался, продолжая некоторое время оставаться в дворцовых апартаментах, и на это у меня были причины. Во-первых, не хотелось прерывать занятия в царской школе. Я уже достаточно хорошо говорил по-армянски, и преподавать там не составляло особого труда. Вторая причина была для меня самой неожиданной. С некоторых пор возникло непреодолимое желание созерцать царевну Сати. Было ли оно сродни тому чувству, которое я испытывал к Лии – ответить сложно. Сейчас, из Армении, моя прежняя жизнь казалась далёкой и туманной. Бурное настоящее постепенно затмевало события минувших дней.
– Оставаться тебе во дворце без царя не безопасно, – пояснил Меружан.
– Кому это взбредёт в голову покуситься на мою жизнь? – удивился я.
– Дворец полон завистников и злопыхателей, – ответил Шанпоч, – они могут тебя отравить хотя бы от скуки.
– А как же Сати или, скажем, Петроний?
– Гибель Сати никому не нужна. К тому же она находится под опекой своей всесильной тётушки Тигрануи, а эта назло ненавистной невестке не даст царевну в обиду. Ну а Петроний – человек подневольный и вероятность того, что его захотят уничтожить, мала.
– Я так не думаю, Меружан. Петроний – отличная мишень для Баграта и его кампании.
– Соломон прав, Меружан. Петрония тоже надо сюда переселить, – согласился со мной Шанпоч.
– Ладно, я постараюсь устроить это, на завтра, по поручению Мецна, мы с Юлианом идём осматривать оружейные мастерские. Римлянину вменяется в обязанность проверить эффективность и качество изготавливаемого оружия. А ты, Соломон, будешь переводчиком.
Серым дождливым утром мы отправились к оружейникам. Мастерские располагались в отдельной части города и были независимы ото всех. Царь лично контролировал их деятельность и щедро оплачивал из собственной казны. Работа здесь кипела с самого рассвета и прекращалась лишь с наступлением темноты. Кузнецы, жестянщики, столяры изготавливали различное вооружение, начиная от лёгких мечей и дротиков и заканчивая колесницами с вращающимися на колёсах острыми серпами. Повсюду слышался скрежет и лязг металла, фыркающие вздохи кузнечного горна, тяжёлое уханье молотобойцев и злое шипение раскалённого железа.
Мы принялись расхаживать между оружейниками, которые, не обращая на нас внимания, продолжали усердно работать. Петроний взял в руки уже готовый короткий меч, внимательно рассмотрел и принялся размахивать.
– Тяжеловат для лёгкого оружия – заключил он, – с таким мечом воин быстро устанет в бою.
Мы подошли к мастерской, где изготавливали вооружение и доспехи для тяжёлой конницы. Петроний взял в руки конские латы и недовольно поморщился.
– Это слишком громоздко. Конь под такой бронёй лишён манёвренности, – заключил Юлиан и добавил, – тем более, что пользы от них мало. Хорошее копьё протыкает это железо насквозь.
Затем Петроний долго рассматривал серпоносные колесницы. Было видно, что их конструкция ему понравилась. Изогнутые острые серпы, установленные на колёсах с обеих сторон, при вращении крушили и убивали всё на пути. Это было мощное оружие наступательного боя. Несколько таких колесниц давали возможность быстро вклиниваться и расстраивать ряды противника. Но стоило колеснице повернуть вспять, как её сокрушительная сила могла обернуться против самой себя, и стрелки имели право заколоть возницу, если тот направлял повозку в гущу собственного войска.
– Отличная работа, ничего не скажешь, – восторгался Петроний, – Кстати, в Риме до сих пор не умеют правильно устанавливать серпы на колёсах. Они либо разлетаются во время быстрой езды, либо ломаются при первой же схватке.
– Неужели в Риме не додумались правильно мастерить такой нужный военный атрибут? – спросил удивлённо Меружан.
– Представь себе, нет, – задумчиво ответил Петроний, – и секрет тут не в креплении серпов, а в самой конструкции колеса. Смотрите, какой правильный круг у обода. У нас он собран иначе.
Выражение «у нас» прозвучало очень не кстати.
– А что здесь делает этот римский лазутчик? – вдруг откуда-то выросла фигура Баграта.
Петроний, хотя и не знал армянского, однако хорошо понял, о чём пошла речь, и заметно сконфузился.
– Мы же договаривались, Меружан, что этот урод не будет лезть не в своё дело? – закричал зорапет, и глаза его налились кровью.
– Успокойся, – отдёрнул Меружан, – мы лишь выполняем волю царя.
– Вздор! Царь велел этому перебежчику учить подростков держать лук, и он не имеет права совать свой нос сюда.
– Мецн велел мне и Петронию проверить качество изготавливаемого оружия. Теперь ты понял, осёл мельничный?
– А ну, немедленно убирайтесь отсюда, и чтобы духу вашего здесь не было! – заорал Баграт и пригрозил: – Не уйдёте по-доброму, заставлю силой!
Он махнул рукой, и четверка дюжих воинов из его окружения шагнула на нас.
– Слушай, Баграт! Мы же пришли сюда для общего дела. Тебе не интересно узнать мнение человека, который хорошо в этом разбирается?
– Плевал я на ваши советы! Всю жизнь обходился без них, обойдусь и теперь. Вон отсюда!