– Ослом был, ослом и помрёшь! – ответил Меружан и, повернувшись, пошёл прочь, – ну погоди, идиот! Всё это станет известно царю.
Мы с Петронием последовали за ним.
Уже вернувшись в свои апартаменты, я вдруг подумал, что, вероятно, Меружан привёл нас в мастерские без ведома царя, по собственной инициативе, чтобы лишний раз насолить Баграту. Уж очень он быстро ретировался перед ним. В этом случае, Меружан, желая того или нет, подставил меня и Петрония под удар злопамятного зорапета, делая нас невольными жертвами придворных интриг. Узнал ли Мецн об этом инциденте и был ли наказан Баграт, осталось мне неизвестным. Скорее всего, нет. Последующие события полностью подтвердили мои сомнения.
Дни становились короче, а воздух холоднее. В начале зимы, после самой длинной ночи в году в Армении праздновали торжество света над тьмой, и это по времени почти совпадало с нашей иудейской Ханукой.
Из-за сильного тумана охотиться стало невозможно, и нам ничего не оставалось, кроме как коротать время у раскалённых углей, которые слуги приносили для обогрева помещений.
Погода в тот день была пасмурная, сырая, и дождь, вперемежку с мокрым снегом хлестал без устали.
– Не люблю зиму, – сказал царь, – холодно и тоскливо. Вот в Египте её не бывает. Там и урожаи снимают дважды в году. Как потеплеет, двинем туда войска и захватим всю долину Нила вплоть до Эфиопии, а на зиму останемся там. Мы же почти завоевали Птолемею, а оттуда до Египта рукой подать. Что скажешь, Меружан?
– Правда твоя, Мецн, да только без хорошего союзника нам не достичь успеха.
– Да, не вовремя мы уехали из Иерусалима. Ведь в переговорах уже наметились существенные подвижки.
– Ещё не всё потеряно. Если мы хотим пойти походом на Египет к весне, надо уже сейчас скрепить военный союз с Маккавеями.
– Скрепить военный союз? Как? – заинтересовался царь.
– Давайте, пошлём в Иерусалим в качестве посла Соломона. Он юноша смышлёный – сразу договорится с иудеями и не только с ними. Арабские племена – вот кого можно привлечь для такой кампании. Мы же им позволили расселиться вдоль наших южных границ. Воины они отменные, а долгий путь в пустыне – им не помеха. Представляешь, Мецн, что это будет за сила – никто перед нею не устоит. Что молчишь, Соломон? Хотел бы ты попробовать себя в качестве посланника царя Великой Армении?
Перспектива возвращения обратно в Иерусалим не могла мне не понравиться, но странно было то, что именно сейчас я не хотел покидать Армению.
– Не знаю, справлюсь ли я с этой миссией… Я же лекарь, в конце концов.
– Не сомневаюсь, что справишься, – сказал Тигран, – вопрос в другом. Захотим ли мы отпускать тебя так далеко? Ведь не ровен час, и ты захочешь там остаться.
– Римляне не допустят, чтобы мы захватили Египет, – внёс поправку в обсуждения Шанпоч, – у них там свои интересы.
– Какие? – сердито спросил Мецн.
– Птолемеи не оставили наследника, и Рим стремится посадить на египетский престол своего претендента. Они предпримут всё, чтобы сорвать наши планы, и не исключено, что опять захотят убрать посланника в Иерусалиме. А без союза с Иудеей захватить Египет не представляется возможным.
– Рим, Рим… – с досадой сказал царь, – опять этот Рим. Нет миру от него покоя. Выходит, прав мой тесть, что всю жизнь посвятил борьбе с ним.
– Прав, по-своему, – ответил Меружан, – но Рим настолько силён, что никто не способен его одолеть.
– Меня с Митридатом они пока не одолели.
– Митридат уже достаточно пострадал. От Понтийского царства скоро останется одно название, – заявил Шанпоч.
– Правильно. Но Митридат ещё жив и могуч, а это значит, что жива исходящая от него угроза. Он для них – как кость, застрявшая поперёк горла. Проглотить трудно, да и опасно, а сплюнуть – тоже не с руки. Он может подняться и опять нанести удар. А вот скажи нам, Шанпоч, что мешает Риму напасть на нас? В Армении такие плодородные земли, сочные пастбища, современные города, великолепные каменоломни, золотые прииски, соляные копи, множество рудников, неисчерпаемые богатства восточных правителей. А там, за склонами Арарата, открывается дорога на новые, ещё не завоёванные земли иберийцев, аланов, скифов. Обширный стратегический простор. Что ещё нужно могучей державе? Только протяни руку – и всё твоё. Скажи мне, Шанпоч, кто посмеет одёрнуть эту алчную имперскую руку? Кто? Мой тесть Митридат, который уже ищет себе лисью нору, или Парфия, которая трусливо прикрывается нами, словно щитом?!
От волнения царь даже привстал с места. Все внимательно слушали его, не смея проронить ни слова.
– Молчите? Так вот что я вам скажу. Не будь созданного мною сильного армянского царства, Рим давно бы продвинулся на Восток вплоть до Индустана и скифских степей. А дальше есть ещё империя Чайна, сокровища которой просто неисчерпаемы. Кто мы для Рима? Враги или союзники? Над этим вопросом там давно ломают головы, и наша задача – сделать эту головоломку ещё труднее. И если Митридат, подобно твердолобому быку, идёт всегда напролом, то моя позиция для Рима остаётся расплывчатой и неясной. А знаете, чего боится сильный? Неизвестности. Да, да! В Риме говорят: неизвестные беды – большие тревоги. Рим боится нашей непредсказуемости и не решится напасть без весомого повода. Сasus belli – вот аргумент, которым руководствуются на Капитолийском холме, и пока его нет, не будет и войны.
Царь ещё раз подтвердил свои познания в латыни.
– Ты не прав, Мецн! – возразил Меружан, – Рим собирает сведения о нас. Помнишь ту карту, которую начертил по памяти Юлиан?
– Конечно, помню.
– А как ты думаешь, зачем она им понадобилась? Уж не из праздного любопытства?
– Лишние сведения ещё никому никогда не вредили. Как говорят в Риме, предупреждён – значит, вооружён, – ответил Мецн и, вдруг что-то вспомнив, добавил: – Кстати, а где сам Юлиан Петроний? Где наш стратег по Риму? Пускай явится сюда, и мы вместе обсудим предстоящую летнюю кампанию.
Слуга отправился за Петронием, а мы, расположившись поближе к жаровням с раскалёнными угольками, стали терпеливо ждать.
Через некоторое время посланный слуга вернулся и взволнованно сообщил:
– Мой повелитель! Римлянин не сможет явиться.
– Как, не сможет?! – воскликнул царь возмущённо.
– Что ты несёшь! – вскочил с места Меружан. – Говори, что с Петронием?
– Он лежит без чувств.
– Что?! – заорал Меружан. – Как без чувств?!
В следующее мгновение мы бросились наружу и, прыгнув на лошадей, помчались во дворец. Всю дорогу Меружан со злостью стегал коня и в результате намного опередил нас. Когда мы вошли в покои Петрония, советник уже держал на руках его бесчувственное тело.
– Соломон, быстро сюда! Он ещё дышит! Его можно спасти! Сделай, что сможешь! – закричал Меружан.
Я подошёл и приложил ухо к груди. Сердце билось едва слышно, а дыхание было поверхностным и судорожным. Поняв, что Петроний умирает, я решил применить крайние меры. Тут я вспомнил методику моего учителя Мафусаила. Она, хотя и была по своей сути абсурдной, однако в некоторых случаях давала положительный результат.
– Воды! – приказал я, – принесите побольше воды, нож и большую воронку.
Я сделал разрез на руке и вскрыл вену. Тёмная кровь брызнула мне в лицо. Я взял медную воронку и с трудом засунул умирающему в рот. Это удалось не сразу, ибо челюсти были сведены судорогой, и мне пришлось сломать два зуба. Вода пошла в воронку и, к моему облегчению, Петроний, даже находясь без сознания, начал её заглатывать. Однако вскоре я должен был прекратить эту процедуру, ибо первая порция воды изверглась из желудка обратно. Не растерявшись, вновь и вновь продолжал вливать воду и параллельно следил за кровопусканием. Когда кровь начала переливаться за край большого бронзового кубка, я зажал жгутом руку и остановил кровотечение. Вода продолжала заполнять желудок и более не вытекала обратно. Все с удивлением наблюдали за моими действиями и не смели вмешиваться. Вскоре дыхание римлянина заметно выровнялось. Прильнув к его груди, я с радостью ясно услышал работу сердца. Стоявшие вокруг тоже заметили перемену и облегчённо вздохнули. Я принюхался к содержимому желудка.
– Он отравлен, – произнёс я.
– Я в этом не сомневался, – ответил Меружан и радостно добавил, – смотрите, он уже открывает глаза.
Действительно, веки Юлиана дрогнули.
– Петроний, ты нас видишь? – прокричал в отчаянии Шанпоч.
Тот слегка приподнял веки и слабо качнул головой. Стало ясно, что жизнь возвращается к нему и на наших лицах появились улыбки. Нам удалось вырвать Петрония из лап смерти.
– Слава тебе, Соломон Бахтеци! – услышал я за спиной голос царя.
Он пришёл во дворец вслед за нами и молча наблюдал в сторонке.
– Сегодня ты доказал всему миру, что являешься воистину царским исцелителем. Ты сумел вернуть человека из царства Аида!
– Мецн! Юлиана пытались отравить. Прикажи провести дознание, выявить и наказать виновных, – произнёс возмущённо Шанпоч Вреж.
Мецн хмуро молчал.
– Не сомневаюсь, что в желудке был яд, – добавил я.
Царь нахмурился ещё больше и сказал
– Соломон! Хотя ты доказал, что умелый лекарь, однако пока слишком молод и малоопытен, чтобы рассуждать об истинных причинах недомогания, и посему приказываю дознание не проводить. Хвала Богам, что нам удалось сохранить жизнь этому несчастному. Переведите его в Чёрную крепость. Отныне он будет находиться под моей опекой.
Сказав так, царь повернулся и ушёл.
– Видал, каков Мецн? – возмутился Вреж.
– Его понять можно. Он боится, что ты выйдешь на Баграта. Как ни крути, а это его рук дело, и если ты найдёшь неопровержимые доказательства, тогда он не сумеет его выгородить. Так что придётся этот случай нам с тобой, Вреж, замять, – заключил проницательный Меружан.
– А зачем Мецн так дрожит над Багратом? – спросил я возмущённо.
– Ну а как бы ты поступил с человеком, который двадцать лет был твоим верным псом! – воскликнул Меружан.