– А Сати? – взволновано спросил я.
– Её увезли в Осроэну. Разве ты не успел с ней попрощаться?
В голове отчётливо всплыли события прошлой ночи. Я вспомнил нежные линии смуглого тела Сати на скользком шёлковом ложе. Её жаркие губы, трепетные объятия. Она специально напоила меня зельем, чтобы я потом долго спал, а тем временем её увезли далеко, далеко.
– Меружан! Я хочу уехать в Эдессу.
– Зачем?
Я замешкался и не знал, как ответить.
– У меня там есть дом.
– Ты сейчас должен выполнить приказ царя, – сказал Меружан строгим, не терпящим возражений тоном.
В моей душе творилось что-то невообразимое. Мне до боли захотелось вновь увидеть Сати.
– Я хочу в Эдессу! – почти закричал я.
– Успокойся, юноша! Возьми себя в руки!
Это уже Шанпоч схватил за плечи и тряс меня что было мочи. Затем он насильно усадил на коня, и мы выехали из города.
Ближе к вечеру, когда мы остановились на ночлег, Шанпоч, молчавший всю дорогу, произнёс:
– Ну, как ты? Угомонился? В молодости я тоже был таким горячим. Но не стоит забывать, Соломон, что ты не только мужчина, но и государственный муж. Мой тебе совет – попридержи свои страсти.
Усталость и сон стали одолевать меня. Я растянулся на походном ложе и мгновенно уснул. Тщетно я пытался увидеть во сне свою возлюбленную. Мне это не удалось. Вместо неё всплыли обнажённые тела Грации и Баграта. На сей раз, царская фаворитка заметила меня и испуганно закричала:
«Он видел нас вместе! Он выдаст царю!»
Баграт медленно поднялся с ложа и повернулся ко мне. Тут я в ужасе увидел, что это вовсе не верховный зорапет, а Юлиан Петроний.
Римлянин, заметив моё изумление, саркастически рассмеялся.
«Откуда ты взялся Петроний? – спросил удивлённо я, – тебя же увезли в Парфию».
«В Парфию, говоришь? – переспросил он и зловеще расхохотался – я остался тут, чтобы мстить всем – царю, Баграту, Меружану».
Я в ужасе смотрел на римлянина.
« Но ты не бойся, Соломон. Тебя я пощажу».
Он опять засмеялся, отчего я в ужасе проснулся.
В шатре было тихо и темно. Шанпоч похрапывал в углу, а снаружи слышался приглушённый говор дозорных. Всё было мирно и спокойно. Успокоившись, я позабыл увиденный кошмар и вновь уснул.
Я уезжал всё дальше и дальше от Тигранакерта. Специально это было сделано или нет? Ответ на этот вопрос мне трудно дать даже по прошествии многих лет. Поспешный отъезд всех сразу: царя, Сати и мой, – не мог быть простым стечением обстоятельств. Складывалось впечатление, что здесь не обошлось без чьего то умысла. Одно было ясно – после той ночи в храме Анаит я готов был помчаться вслед за Сати в Эдессу, и только ссылка в провинцию Ван смогла предотвратить этот порыв. Так или иначе, но тот, кто очень хотел, чтобы я не поддался зову сердца, добился своего.
Дорога в Ван отняла несколько дней, и вскоре перед нами раскинулась впечатляющая картина окружённого горами, бескрайнего голубого озера. Увидев обширную водную гладь, я заметно воодушевился. После стольких скитаний по суше моему взору вновь представился пейзаж с пологими берегами, набегающими волнами и криками водоплавающих птиц. Всё это напоминало моё отрочество, прошедшее между Средним и Внутренними морями, и хотя Ван было всего лишь озером, но его внушительные размеры напоминали о морских просторах, вызывая во мне приятные и вместе с тем грустные воспоминания.
– Это исконно армянские земли, – начал рассказ Шанпоч, – Сюда никогда не ступала нога врага. Давным-давно, Ассирия, желая раз и навсегда покончить с сильным соседом, осадила столицу Араратского царства, хорошо укреплённый город Тушпу. Длительная осада и упорные штурмы не дали результатов. Армяне умело защищались, а по озеру им доставлялось всё необходимое. Усилия врага захватить этот богатый город оказались тщетными, а вскоре и само Ассирийское царство, съедаемое внутренними противоречиями, прекратило своё существование. Знай, Соломон, народ здесь упрямый и потому плохо уживается с инородцами.
Сразу после прибытия я собрал иудейских переселенцев и принялся внимательно выслушивать жалобы. Оказалось, что нынешний наместник царя считал их военнопленными и потому сильно урезывал в правах. Он ввёл дополнительные поборы, ущемлял торговлю и, что самое вопиющее для иудея, ввёл запрет на деятельность ростовщиков и менял. Всё это, конечно, противоречило политике армянского царя. Мецн специально поселил в Ване иудеев, с тем чтоб развивать городские профессии. Ведь не секрет, что основное население Армении состояло из крестьян, и для развития мегаполисов необходимо было привлечь именно городской люд. Ярким тому примером служил Тигранакерт, куда было переселено большинство жителей городов Каппадокии.
Иудеи были сперва удивлены, а затем обрадованы, услышав из моих уст родную речь. Одно это заставило их проникнуться ко мне безграничным доверием. Я обещал во всём разобраться и восстановить справедливость.
Колония иудеев существовала в Ване уже двадцать лет. За это время здесь выросло новое поколение, и молодёжь научилась говорить по-армянски, однако ещё велики были различия между переселенцами и местными жителями. Это выражалось не только в языке, но и в обычаях, религии, праздниках. Основным противоречием было то, что иудеи отказывались работать по субботам. Уже одно это вызывало у армян раздражение.
Тем временем, Шанпоч произвёл опись местных доходов и установил вопиющие факты казнокрадства. Подобная деятельность не только нанесла ущерб казне, но и подрывала авторитет царской власти в этой провинции. Наместник и ещё несколько чиновников были закованы в цепи и под стражей препровождены в Тигранакерт для царского суда. Вскоре в Ван примчался гонец и принёс указ царя о назначении нового наместника Вана с неограниченными полномочиями.
Этим наместником должен был стать я.
– Поздравляю тебя, Соломон, – обрадовался Шанпоч, который начал собираться к отъезду в столицу, – такой молодой, а уже почти царь.
– Тут не обошлось без твоего участия, – заключил я, – это ведь ты ежедневно строчил доносы Мецну?
– Не доносы, а отчёты. Да! Не стану отрицать. Я писал царю о том, как идут дела, и, конечно же, упомянул про твои заслуги. Так ты, выходит, не рад этому?
– Мне кажется, я не управлюсь.
– Управишься. Иудейское население без ума от тебя, а армяне уважают за справедливость. Но хочу тебя предупредить, Соломон, чем выше подымаешься во власти, тем ничтожнее кажутся люди, которыми повелеваешь.
– К чему ты это?
– К тому, чтобы ты не зазнавался и оставался самим собой. Прощай.
Напрасно беспокоился Шанпоч. Хотя я и был в том возрасте, когда человек наиболее подвержен страстям – если не к женщине, то золоту, если не к золоту, то к власти – однако мудрость, унаследованная от матери, и наставления лекаря Мафусаила помогли мне благополучно миновать все упомянутые напасти.
Нельзя сказать, что меня тяготило внезапно свалившейся на плечи бремя ответственности. Я был тогда молод и энергичен – быстро преодолел трудности начального периода и уже ко второму году правления до мелочей разбирался в жизни армянской провинции.
Обладая почти царскими полномочиями, я быстро навёл порядок, устранив основные противоречия между местным населением и иудеями.
Во-первых, я убедил армян, что переселенцы – не рабы и уравнены с ними в правах.
Второе, что мне удалось – несмотря на различия в языках и вероисповеданиях, популяризировать смешанные браки между двумя нациями. Не знаю, что получилось в результате подобного кровосмешения – судить об этом будут наши потомки.
Если в Иерусалиме лавки менял были на каждом шагу, то в Армении они находились под запретом. На свой страх и риск я начал всячески поощрять ростовщичество в Ване, решив, что это будет хорошим подспорьем для царской казны, и не ошибся. Очень скоро меняльное дело стало настолько популярным, что им занялись не только иудеи, но и коренные жители – ванцы, которые почувствовав вкус быстрых денег, живо освоили новую профессию. Так, с моей лёгкой руки, в Ване укоренилось ростовщичество.
Достаток, порядок и процветание способствовали росту моего авторитета как среди иудеев, так и у армян. Причём если первые видели во мне своего земляка, то последние ценили за справедливость и честность, ибо предыдущий наместник умудрялся обкрадывать не только царскую казну, но и местное население.
Жилища в Ване были простыми и бесхитростными. Глинобитный дом, разделённый на две части: одна для людей, другая для скота. Во дворе под навесом ютилась домашняя птица.
В Ване обитали удивительные коты – крупные, белоснежные, с золотистыми пятнами и разноцветными глазами, да к тому же великолепные ныряльщики и рыболовы. Мне приходилось не раз наблюдать, как из озёрных глубин выныривала голова кота с рыбиной в зубах. В отличие от прочих сородичей, ванский кот обладал крутым нравом и плохо уживался в домашней обстановке. Свободолюбивый и независимый, он вовсю хозяйничал вокруг озера, питаясь дичью, как наземной так и подводной.
Вода в озере была очень солёной и обладала моющим свойством. Мне частенько приходилось видеть, как задорные ванские девушки, круглолицые и розовощёкие, оголив белоснежные плечи, стоя по колени в воде, полоскали одежду, а затем, обнажившись, погружались в воду. Может, поэтому кожа ванских красавиц была такой белой и привлекательной.
Согласно местной легенде, ассирийская царица Шамирам, та самая, которая страстно возжелала царя Армении Ара Прекрасного, любила купаться в водах озера Наири – именно так называли Ван ассирийцы. Легендарная обольстительница мужских сердец одной из первых почувствовала благотворное влияние вод солёного озера, ибо после омовений кожа становилась нежной и притягивала мужской взгляд.
В Ване отец семейства был непререкаемым авторитетом. Слово его возводилось в ранг закона и все в доме должны были ему безоговорочно подчиняться. При необходимости он имел право наказывать провинившихся домочадцев и этим правом часто пользовался.