ады на греческой культуре, в этой провинции, неожиданно проявил себя как настоящий народный владыка армян.
Однажды, когда достаточно потеплело, мы с Мецном прогуливались по берегу озера и наткнулись на ванских красавиц, которые после стирки весело плескались в воде. Узнав царя, они вовсе не смутились, а наоборот ещё больше раззадорились.
– Как вода, не холодная? – озорно осведомился Мецн.
– Очень освежающая, – последовал ответ, – присоединяйся к нам, повелитель.
– Ты слышал, Соломон? Глас народа – глас Божий!
К моему удивлению, Мецн принялся бодро скидывать одежду, и вскоре пурпурная туника и царская диадема очутились на земле.
– Постереги мои вещи, Соломон, – наказал царь и голышом бросился в воду.
Счастливый женский визг разнёсся над озером. Всенародно любимый царь принимал омовение с женской половиной своего народа в исконно армянском озере.
Поплескавшись вдоволь с красавицами, царь вылез из воды, чуть продрогший, но по-настоящему счастливый, словно скинул не один десяток лет. Молодецкий румянец, возбуждённый бодрящей водой и близостью женских тел, играл на его щеках.
– Не тот юн, кто телом молод, а тот, у кого душа поёт, – продекламировал он фразу из незнакомой мне пьесы, одновременно, бросая прощальный взгляд в сторону ванских молодиц.
–Соломон, твоё присутствие смущает наших красавиц, – пошутил он задорно и добавил, – пошли, лекарь, я тебе покажу одно интереснейшее место.
– Что это за место? – удивился я, – не забывай, Мецн, что я тут пять лет был твоим наместником и отлично знаю всё про Ван. Мне даже довелось провести ночь в таком гиблом месте как остров Ктуц, где витали духи усопших.
Как ни странно, царя вовсе не удивило это известие. Он только махнул рукой и сказал:
– Армяне большие мастера сочинять всякие небылицы. Остров Ктуц притягивает всех, у кого богатое воображение. Не мудрено, что и ты не избежал подобной участи.
– Но, Мецн, я был там и самолично наблюдал чудо!
– Это ещё раз говорит о том, Соломон, что ты очень незаурядная личность. Ладно, хватит спорить, пошли, закат уже близок.
Я направился вслед за царём и мы, выйдя за черту крепостных стен, вскоре очутились на плоской местности. Я начал всматриваться, но кроме цепочки невзрачных серых гор, ничего более не заметил. Уразумев моё недоумение, царь произнёс:
– Тебе известно, Соломон, что Ван – это колыбель армянской нации.
– Конечно! Я знаю об этом с первых дней моего наместничества.
– Исконная земля армян, эта территория которая лежит между тремя озёрами: Севан, Капутан и Ван. Эти озёра славятся чистотой и прозрачностью вод, дарящих влагу земледельцу, сытость рыбаку и радость жителям Армении. Но знай, Соломон, что именно на берегу Вана находится то место, которое в народе называется Мецн Айри Дур.
– Мецн Айри Дур? – переспросил я, – Что это такое?
– Это дверь, откуда вышел и дал начало роду армянскому самый старший из них Мецн Айр!
Я молча слушал Мецна и удивился, что про это узнаю впервые, хотя и был на этой земле когда-то царским наместником.
– Но я не вижу тут ничего, что бы мне напоминало дверь?
Мецн посмотрел в сторону невзрачных гор.
– Погоди, Соломон, ещё не время. Вечерние лучи солнца пока не высветили створ ворот армянского праотца.
Я начал вглядываться и вскоре в горной гряде стал замечать контуры гигантского проёма, вырисовывающегося в арке скал.
– Ну же, Соломон! У тебя такое богатое воображение. Ты даже смог общаться с покойниками на острове Ктуц! Как ты не видишь того, что существует в действительности?
Лучи заходящего солнца багряным цветом озарили скальный проём, и теперь каменная дверь возникла передо мною во всей красе.
– Вижу! Конечно, вижу! – воскликнул я, продолжая заворожено наблюдать за этим удивительным явлением.
– Это и есть исток армянского народа, – гордо произнёс Мецн. – А мы – цари Армении являемся продолжателями дела великого праотца. Это мы бережём землю Армении, одновременно преумножая её. Мы лелеем каждый домашний очаг, дабы плодился народ исправно; рождал искусных мастеров и ремесленников, славных поэтов и чтецов, храбрых воинов и зорапетов. Кстати, ты заметил, Соломон, как созвучны наши имена? Мецн Тагвор и Мецн Айр!
– Конечно, – с удовлетворением ответил я. – Верховный царь армян перед дверью верховного отца нации!
С минуту мы с Мецном продолжали созерцать величественную картину, созданную игрой света и уникальным ландшафтом земли армянской.
– Увы, никому не суждено увидеть, как распахивается эта дверь, – нарушил молчание царь.
Я уже хотел спросить – почему, но вскоре сама природа ответила на мой вопрос. Солнце медленно спустилось за озёрную гладь, унося с собой красочный багрянец, и вскоре горная цепь превратилась в невзрачную тёмную массу, и уже более ничто не напоминало то, что в народе именовалось Мецн Айри Дур.
– Нам бы стоило поторопиться, Соломон, не то темень застанет нас врасплох, – произнёс царь более обыденно, и мы поспешили вернуться в город.
Как и предвидел царь Митридат, целью римлян был Арташат. Именно в этом направлении шли легионы. Перед нами вставал вопрос – надо ли преграждать врагу путь вглубь страны, или допустить, чтобы он дошёл до стен восточной столицы
Армянская армия отдохнула и восполнила силы, однако вторично встретиться с легионами в открытом бою царь не решался. Ещё свежа была в памяти горечь поражения под Тигранакертом.
Вскоре мы с триумфом въезжали в восточную столицу, и это мне напомнило наш первый приезд в Тигранакерт. Та же помпезность, те же восторженные возгласы и взгляды. Царь сидел на передвижном троне и опять же его забрасывали цветами и запускали белых голубей. А вот город был другим.
Со стратегической точки зрения место для восточного форпоста армянского царства было выбрано очень удачно. На юге естественная преграда высоких гор во главе с Малым и Большим Араратами, вокруг непроходимые болота и широкая река, богатая рыбой и всякой дичью. Город окружали множество деревень, которые выращивали на благодатной равнине всё, что необходимо для сытой жизни. Этому способствовали как благоприятный климат, так и полноводный, щедро разливающийся, подобно Нилу, Аракс.
План Арташата в своё время был разработан Ганнибалом. Это он надоумил царя Арташеса построить подальше от Римской империи красавец -город. Великий полководец понимал, что Армения, являясь буфером между Парфией и Римом, будет всегда вовлечена в бесконечные военные конфликты, и потому предложил построить столицу далеко на Востоке, но вблизи торговых путей.
Надо отдать должное Ганнибалу, он сделал всё, чтобы Арташат стал копией его родного Карфагена. Великий полководец строил новую армянскую столицу с ностальгией по своему родному городу. Те, кому посчастливилось побывать и в Карфагене, и в Арташате, в один голос подчёркивали их сходство. Та же оригинальная пуническая кладка крепостных стен, делающая их почти неприступными для осадных орудий, те же протянутые с юга на север прямые мощёные улицы с дворцовым комплексом в центре. Огромный амфитеатр со зверинцем, вмещающий столько же зрителей, сколько вмещал амфитеатр Карфагена. Даже место где преступники подвергались наказанию, было один в один с пуническим. Здесь, как и в Карфагене, существовала глубокая яма, куда сбрасывали тех, кому уже не суждено было выйти на волю.
Хор Вираб – так армяне прозвали эту яму. За мелкое воровство и прочие прегрешения в Армении карали ударами палок, и количество ударов зависело от тяжести совершённого преступления. А вот Хор Вираб был предназначен именно для тех злодеев, которые должны были поплатиться за содеянное жизнью, ибо уцелеть в этой ужасной яме никто не мог.
Так же, как и Митридат сейчас, Ганнибал в то время был объявлен извечным врагом Рима и скрывался у армянского царя. Римляне, узнав об этом, потребовали его выдать. Царь Арташес, боясь войны с могучим Римом, решил сдать своего почётного гостя. Проведав об этом, Ганнибал сам покинул Армению и кончил свои дни на Кипре.
Армянская армия в Арташате отдохнула, пополнилась свежими силами и принялась готовиться к предстоящим сражениям. Здесь, как и в Тигранакерте, было множество оружейных мастерских со складами, и проблема перевооружения отпала сама собой.
Хитроумный Митридат, который прибыл сюда с Меружаном раньше нас, велел сельскому населению вместе с имеющимся продовольствием и домашним скотом, до подхода римлян спешно перебраться в город, дабы уставшим голодным легионерам достались пустые деревенские амбары. Цистерны Арташата были доверху заполнены питьевой водой, а запасов еды и оружия хватало на целый год. Восточная столица Армении была готова к длительной осаде.
Я часами засматривался на великолепный вид, открывающийся с крепостных стен города. Священная гора во всей красе возвышалась над просторной долиной-житницей. Шапка снега осенью была только на большом Арарате и великолепно контрастировала с его «младшим бесснежным братом». В ясный день контуры Арарата смотрелись наиболее отчётливо. Глядя на обе верхушки, я в воображении воспроизводил всю историю, связанную с пребыванием праотца Ноя на небесной горе. Вот он идёт вместе с земными тварями, спасаясь от надвигающегося потопа. Вот его ковчег прибивает к верхушке горы. Вот беспредельная гладь воды, затопившей долину. Вот спасённые твари, боязливо смотрящие вниз и сам седобородый Ной с посохом в руке. Вода отошла, и наш праотец величавой поступью спустился в благословенную долину.
Я смотрел на этот чудесный пейзаж, который дал жизнь целому сюжету. Неужто мудрецы, создавшие Священное писание, жили и творили у подножья Арарата? Ведь именно тут их воображение воплотилось в нетленную легенду.
– Что, Соломон, правда, великолепная картина! – сказал незаметно подошедший царь, – Теперь я понимаю чувства царей Египта, решивших увековечить свои тела в пирамидах, подобных горам, ибо горы всегда внушали людям уважение и страх. Видишь, и тебя влекут волшебные вершины Арарата? Я родился и вырос у подножия этой величавой горы, тут прошло моё детство, отсюда меня увезли заложником в Парфию, как тогда мне казалось – навсегда. Однако судьбе было угодно, чтобы я вновь вернулся сюда – царём земли Араратской.