Мне стало очень жаль его. Я подошёл поближе, обнял одноглазую голову и ласково заговорил:
– Не плачь, мой хороший, добрый друг. Ты поправишься. Непременно поправишься. Это ведь вопрос времени.
В глазах у Шанпоча появилась искорка надежды. Воодушевившись, я продолжил в том же духе:
– Помнишь, как мы с Мецном охотились в окрестностях Чёрной крепости и ты подстрелил рыжую лисицу, а хвост подложил ночью под ноги Меружана? Помнишь как он орал потом, а мы давились от смеха?
– Меружан? – вдруг раздался его тихий голос.
Я взглянул ему в лицо. Оно выражало радость озорного ребёнка.
– Молодец, Вреж, вспомнил! Ну конечно, это был Меружан! Ну и сконфузил же ты его в ту ночь.
Вдруг лицо Шанпоча исказилось в тревоге, и он произнёс:
– Меружан!
– Что такое? – насторожился я.
Шанпоч продолжал испуганно глядеть на меня.
– Он хочет погубить всех нас. Остерегайтесь его.
– Что ты такое говоришь Вреж? Ну, поссорились вы с ним в тот день. Ну и что. Потом ведь всё забылось и вы, как и прежде, остались друзьями.
– Остерегайтесь его, – были последние слова раненого, после чего он устало опустился на ложе и закрыл глаза.
«Это ведь ты, Меружан, привёл к нам Петрония» вспомнил я слова Шанпоча, сказанные перед роковым сражением.
Тогда я не придал им особого значения, а потом и вовсе подзабыл. Но теперь, когда разум Шанпоча обмелел, на поверхности проступило то, что волновало его всего сильней, – и это, конечно, было неспроста.
Едва занялось утро следующего дня, как армянское войско было готово к нападению.
Внимание моё привлекли две роскошные колесницы. На одной красовался герб Тиграна – две птицы и солнце между ними в виде восьмиконечной звезды. Герб второго был мне не знаком. Скоро к ним приблизились два воина в блестящих латах, в которых я с трудом узнал царей Армении и Понта. Оба они, мужчины преклонного возраста, выглядели бодро и молодцевато. Я подбежал к колеснице Мецна и сказал:
– Дозволь мне, повелитель, быть в бою рядом с тобою.
Мецн посмотрел на меня, и я смог разглядеть в его взгляде и укор, и согласие.
– Одень на него кольчугу, – приказал царь оруженосцу, который, не медля, исполнил приказ.
Пронзительно заиграл боевой рожок, и войско тронулось с места.
Сначала мы двигались медленно, словно боясь потревожить предрассветный сон врага, причём настолько медленно, что пехота вполне поспевала за конницей, чавкая ногами по снежной жиже. Нас окутывал густой туман, который иногда рассеивался под пробивающимися утренними лучами.
Мецн послал вперёд отряд Сиракса и теперь дожидался его возвращения. Казалось, что туман надолго поглотил конников. Мы продолжали медленно продвигаться вперёд и даже незаметно перешли русло реки по самому удобному броду.
Очутившись на противоположном берегу, войско по приказу Мецна остановилось. Пехотинцы переминаться с ноги на ногу, поправляя вооружение и доспехи, а всадники с трудом придерживали своих коней, которые, предвкушая скорую атаку, фыркали от нетерпения и рыли копытами влажный хлипкий снег.
Наконец, из тумана один за другим стали вырастать фигуры разведчиков. Сиракс подскакал к царю и доложил вполголоса:
– Вражеская охрана уничтожена, мост спущен.
– Отлично! – воскликнул довольный Мецн.
Царь махнул мечом, и топчущееся от нетерпения войско, с воодушевлением восприняв эту долгожданную команду, рванулось вперёд.
Лучи утреннего солнца, как смогли, развеяли туман над равниной Арарата. Вихрь от множества мчавшихся всадников способствовал этому. Теперь я уже мог ясно различать мелькающие по сторонам предметы на расстоянии до ста шагов.
Несмотря на достаточный вес, наша колесница неслась легко и непринуждённо. Рядом с нами вровень мчался царь Митридат. Повелитель Понта не пытался обогнать нас. Со стороны это выглядело очень внушительно – две великолепные колесницы с могущественными азиатскими царями во главе хорошо вооружённого войска.
Чем ближе становился римский лагерь, тем сильнее билось моё сердце. Предвкушение скорой мести ненавистному Криксу воодушевляло меня.
Вдруг из тумана возникли аккуратно установленные шатры легионеров. Казалось, лагерь был пуст, ибо ни одна живая душа не появилась нам навстречу. Наши колёса застучали по мосту через ров, и мы ворвались во вражеский лагерь. Серпы колесниц вспарывали холщовые стены шатров, выставляя наружу их обитателей. Ничего не подозревавшие легионеры безмятежно спали. Началась жестокая рубка полусонных беззащитных людей. Многие из них так и остались лежать сражёнными на своих ложах. Те же, кто успел проснуться и схватиться за оружие, в ужасе осознавали всю беспомощность своего положения. За считанные минуты весь римский лагерь превратился в кровавое месиво из агонизирующих на снегу людских тел. Пытающиеся спастись бегством были также обречены, ибо лагерь был в плотном кольце армянских и понтийских солдат.
Митридат обнажил меч, выпрыгнул на ходу из колесницы и с яростью молодого воина принялся наносить по врагу страшные удары. Кровь римлян обагрила блестящие доспехи царя Понта. В пылу он скинул с себя ненужный шлем и теперь его седые кудри развевались по сторонам. Лицо выражало беспощадность и огромную, годами копившуюся ненависть. Это был час его торжества.
Царь Тигран, не покидал колесницу. Он стоял неподвижно и хладнокровно наблюдал за побоищем.
Я спрыгнул на землю и метался от одного шатра к другому в надежде отыскать одноглазого негодяя, однако, не найдя его, в досаде вернулся обратно.
Вдруг Митридат остановился. Он внимательно осмотрелся по сторонам и громко воскликнул:
– Это же малая часть римского войска!
– Что ты такое несёшь? – возмутился Мецн.
– Конечно! Посмотри как мало шатров!
Теперь и мы заметили, что лагерь римлян был малочисленным. То, что было незаметно в первые минуты нападения, теперь стало очевидным.
В это время подошёл один из сотников и доложил:
– Повелитель, мы уничтожили лагерь с военными строителями.
– Не может быть! – изумился Мецн.
– Сущая правда, – ответил сотник, показывая на штандарт с изображением инструментов, – такие отряды предназначены для прокладывания дорог и мостов, а также возведения осадных сооружений.
Теперь всё стало ясно. Прибывший накануне арьергард расположился лагерем на отдых, а сами легионы спешно покинули Араратскую равнину по проложенной строителями новой дороге. Лукулл внял требованиям легионеров. Внезапно выпавший снег и готовая к отступлению дорога окончательно перевесили чашу весов в пользу отхода. Римлянам пришлось отказался от осады Арташата. Отряд строителей расположился на отдых, а основное римское войско покинуло лагерь, выставив на правом берегу Аракса лишь небольшое боевое охранение.
Лицо Митридата, которое совсем недавно выражало победный восторг, теперь исказилось гримасой разочарования. Тень глубокого отчаяния легла на его чело. Он стоял растерянно посреди кровавых людских обрубков, топча в бессильной злобе красный от крови снег, который он сам вымолил у Богов Олимпа.
– Надо пуститься за ними в погоню! – воскликнул в отчаянии царь Понта.
Тигран, который более спокойно переносил создавшуюся ситуацию, отдёрнул своего тестя:
– Этого делать нельзя. Мы наверняка угодим в умело подстроенную ловушку римлян. Они большие мастера на подобные уловки.
– Чепуха, – не унимался Митридат, – легионы не могли далеко уйти. Мы их догоним и вмиг разгромим.
Однако Мецн оставался неумолим.
– Римляне ушли по только что отстроенной дороге, со свежими картами территории, которые им составили эти несчастные строители. Такого врага будет нелегко одолеть, ибо тут нам уже не помогут ни внезапность, ни хорошее знание местности.
Казалось, что цари Понта и Армении поменялись местами. В этот момент уже Мецн владел ситуацией, а Митридат оказался в роли нерадивого ученика.
– Нас предали, Тигран! – произнёс с отчаянием царь Понта, – римлян кто-то предупредил!
Но Мецн уже ничего не ответил. Он лишь грустно посмотрел на небо, откуда вновь посыпался мокрый снег.
Митридат поднял голову и потрясая вверх руками воскликнул:
– О, великий громовержец! Ты послал нам снег, но почему позволил врагу ускользнуть от возмездия!
Мецн подошёл к тестю, положил сочувственно ему на плечо руку и сказал:
– Успокойся, Митридат. Ты просил у Богов снег? Они тебе его послали. Грация выполнила свою миссию. Чтобы окончательно разбить врага, ты должен принести новую жертву.
– Да! – воодушевился царь Понта, – Ты прав! Мы немедленно так и поступим.
– Не надо. Достаточно того, что враг ушёл с армянской земли, и опасность миновала. Пошли обратно, Митридат.
Последние слова Мецна, оказали на понтийского старца успокаивающее воздействие, и он смиренно опустил голову. Его воины, почувствовав, как охладел пыл царя, тоже угомонились. Самые сметливые принялись собирать оружие римлян и прочие трофеи. Один я стоял в нерешительности.
Противоречивые чувства обуревали меня. Римляне ушли, и вместе с ними ушла надежда отмщения. С каким упоением я шёл в бой в надежде, наконец, столкнуться со злодеем лицом к лицу и удовлетворить копившуюся годами жажду мести. Теперь же я с досадой смотрел в туманную пустоту, в которой растворились легионы.
Рядом пустовала роскошная колесница Митридата. Её возница тоже решил поживиться трофеями. Не знаю, что мною тогда руководило, но в следующее мгновение я вскочил в понтийскую колесницу и хлестнул вожжами по спинам коней. Те вздрогнули от неожиданности, но затем, призывно заржав, понеслись вперёд. Колесница быстро набрала скорость и, пронзив стену тумана, понеслась по свежевымощенной дороге.
– Соломон! Стой! Остановись! – услышал я вслед голоса ошеломлённых царей.
Но меня уже ничто не могло воротить вспять. Опьянённый лихой скачкой, я всё сильнее подстёгивал коней, которые, не успев утомиться во время короткого штурма, резво устремились вдаль.
Дорога сначала, петляя, ушла круто вверх, но затем начался спуск, и кони помчались с ускорением, отчего у меня стал захватывать дух. Топот копыт, пронзительный свист ветра, ощущение безграничной свободы – всё это настолько пьянило, что я, позабыв обо всём на свете, слившись воедино с сильными животными, вихрем мчался вперёд.