– Сати! Я не оставлю тебя одну! Пойдём со мной. В окружении родных и близких ты быстрее поправишься.
– Ты же врач, Соломон. Неужели тебе неизвестно, что эта болезнь не только неизлечима, но и крайне опасна для окружающих. Если тебе не жалко себя, то пощади хотя бы нашу дочь. Всё! Прощай и больше никогда не приходи сюда!
Голос Сати звучал твёрдо и повелительно.
Я попытался шагнуть вперёд, но служанка оттолкнула меня и дверь наглухо захлопнулась.
Я понял, что это была наша последняя встреча. Сати не изменилась ничуть. Ни любовь, ни материнство, ни страшная болезнь не смогли изменить её твёрдый волевой характер, не терпящий женских слабостей ни в горе, ни в радости. Именно такой я её полюбил тогда и такой покидал, увы, навсегда.
Я застал Михрана по-прежнему у пруда, и черноокая большеглазая девочка беззаботно прыгала вокруг. Он увидел моё горестное лицо и всё понял.
– Доставишь девочку вместе с няней ко мне в дом, – приказал я Михрану, – это воля её матери.
Шли дни. Дочурка под присмотром няни росла. От Сати по-прежнему не поступало обнадёживающих новостей, и мне ничего не оставалось, как развеять своё горе радостью общения с девочкой.
Однажды Бальтазар попросил рассказать о моих приключениях с момента нашей встречи с Мецном в Иерусалиме и до последних дней. Я начал подробно излагать свои приключения, а он внимательно слушал мой долгий рассказ, ни разу не прервав ни вопросом, ни восклицанием.
– Странно, очень странно! – произнёс он, наконец.
– А что именно?
– Эта история лишний раз подтверждает, что ты родился под счастливой звездой, хотя никто не смеет отрицать наличия в тебе природного ума и, что самое ценное, – чистых помыслов. Отсутствие жадности, корыстолюбия и алчности было по достоинству оценено царём Армении. Он приблизил тебя, и ты стал уважаемым придворным. Твои способности оценили все, включая даже такую противоречивую личность, как царь Митридат. Но в этой истории есть неопределённости.
– Какие? – заинтересовался я.
– Во-первых, у Рима нет никакой тайной службы. Все необходимые сведения добывались и добываются через купцов и торговцев, прибывающих в Рим со всех концов мира. Посему существование Крикса в качестве римского агента, как ты это представляешь, выглядит, по меньшей мере, неправдоподобным. Во-вторых, необычна гибель самой Лии. Изнасиловать молодую невинную девушку, а потом казнить? Легионеры не могли так поступить. Они грубые похотливые мужланы, могли позабавиться жертвой. Но они отнюдь не убийцы и, тем более, не палачи. Видимо, тут вмешался ещё кто-то жестокий и циничный.
– Ну конечно, вмешался, и это был Крикс! С тех пор я пытаюсь отомстить злодею!
– Да погоди ты с этим Криксом. Если он настоящий негодяй, то почему до сих пор не убил тебя? Ведь всё это время он находился где-то рядом. Нет, Соломон, Крикс – это всего лишь инструмент в чьих то грязных руках. Есть ещё кто-то, пожелавший причинить боль именно тебе. Это не просто преступник. Это извращенец с ущербной психикой.
Бальтазар был прав. Что стоило Криксу прикончить меня? У него была масса возможностей, однако я до сих пор жив. Как только раньше эта мысль не приходила мне в голову? Воистину, велика мудрость волхва.
– Ты часто видишь Лию во сне? – вдруг спросил Бальтазар.
– Очень часто. И не только во сне. Однажды даже грезил ею наяву.
И я поведал историю той таинственной ночи на острове Ктуц.
– Как ты объяснишь это? Неужели я, и вправду, общался с духом Лии?
– Начнём с того, что Лия не утонула.
– А голос! Ведь я отчётливо слышал её голос!
Волхв лукаво посмотрел на меня и спросил:
– Помнишь, Соломон, я тебе говорил, что людские души способны переселяться в иные тела?
– Ты хочешь сказать, что душа Лии вселилась в тело этой ванской девушки?
– Скорее всего, ты принял желаемое за действительное. Такое часто происходит у людей с богатым воображением. Ведь, согласись, в ту ночь тебя пленило не тело девушки, а душа, говорящая голосом Лии.
– Так значит, всё, что ты говорил про бессмертие души – не что иное как выдумка, способная возбудить людское воображение! – возмутился я.
– Но ты же поверил в это! – воскликнул волхв, – И тому доказательство – произошедшее с тобой на острове Ктуц. И чудеса, и страхи – плод человеческого воображения, и чем больше ты в них веришь, тем сильнее они управляют твоим сознанием, и нет для человека чёткой грани между реальностью и вымыслом. Талантливый актёр, перевоплотившийся в трагика, заставит тебя рыдать, а искусный маг удивит своими фокусами, хотя на самом деле это обычная ловкость рук…
– А хитрец-мудрец заставит поверить во всякую небылицу! – сердито прервал я Бальтазара.
Волхв улыбнулся и ответил:
– Пускай это будет самой безобидной небылицей в твоей жизни.
Я ничего не ответил и продолжал обиженно хранить молчание.
– А знаешь, Соломон, оказывается, ты Лию любил больше всех на свете, намного сильнее, чем Сати!
Я вопросительно посмотрел на волхва.
– Да, тому подтверждение – та ночь на острове Ктуц. Твоя душа продолжает искать Лию даже в чужой плоти. Не обижайся, но даже Сати ты полюбил от тоски по своей первой любви.
Слова Бальтазара сперва возмутили меня, однако чуть позже я согласился с доводами мудрого волхва. Увы, он был прав.
И тут я вспомнил высказанное несколько лет назад именно на этом месте пророчества старика Аспурака.
– Знаешь, Бальтазар, один слепой старик предрёк мне смерть на кресте.
Бальтазар удивлённо вскинул брови.
– И ты в это поверил?
– Представь себе что да, и с тех пор я боюсь креста.
– Напрасно. Именно это и есть самая большая небылица, в которую тебя заставили поверить.
– Почему ты так решил?
– Да потому что мне наперёд известно, на каком году жизни ты отойдёшь в мир иной.
Я с подозрением посмотрел на волхва.
– Опять заставишь меня поверить в очередную выдумку.
– Не беспокойся, на сей раз нет никакого обмана
– Откуда такая уверенность?
Бальтазар указал на звёздное небо и промолвил:
– Оно не даст мне ошибиться.
Я с недоверием посмотрел вверх, потом на волхва и спросил:
– Ну и что тебе сказали звёзды?
– Ты умрёшь в том году, когда родится царь.
– Какой царь? – удивился я.
– Царь добра и милосердия. Его рождение ознаменует начало новой эры. Когда брат не станет убивать брата, а сын отца, когда любой человек, подобно хорошему лекарю, проявит милосердие к немощным и ущербным, когда сытый захочет поделиться с голодным куском хлеба…
Бальтазар перевёл дух, чтобы продолжить, но я нетерпеливо перебил его:
– Когда же это произойдёт?
– Ровно через пятьдесят лет.
Я с облегчением вздохнул.
– Как же ты вычислил этот срок?
– По звёздам мой друг, по звёздам. Именно в это время сойдётся Марс с Юпитером, что происходит один раз в семьсот лет. И тогда на небе зажжётся восьмиконечная звезда, подобная той, что изображена на твоём медальоне.
Тогда я не придал сказанному особого значения. Меня больше волновал новый прогноз на будущее. Во всяком случае, он был лучше, нежели пророчество слепца Аспурака.
– И ты думаешь, что твой царь сможет изменить этот мир? Что-то я сомневаюсь, чтобы люди вдруг стали милосердными и возлюбили ближнего, перестали тяготеть к златолюбию, сладострастию и чревоугодию, – сказал я.
– Верь мне, так оно и будет. Миру нужно очиститься от скверны, а иначе мы съедим сами себя, изведём собственную плоть, погибнем, отнимая золото друг у друга. А чтобы очиститься нужна самая малость – рождение одного светлого образа. Один яркий пример и все остальные подобно стаду овец последуют за своим духовным пастухом.
– Ладно, ладно. Время покажет, прав ты или нет, – сказал примирительно я, – а какое отношение имеете вы, волхвы, к рождению этого царя?
– Силы зла захотят уничтожить его. Предназначение – волхвов беречь царя с момента рождения.
– Но лично ты не доживёшь до этого времени? – возразил я, имея в виду преклонный возраст мудреца.
– Братство волхвов обладает преемственностью и потому бессмертно, – уверенно ответил Бальтазар.
Я молчал некоторое время, но потом не смог сдержать любопытства и спросил:
– Расскажи про Вавилон. Почему волхвы собрались именно там?
Бальтазар улыбнулся и посмотрел на меня взглядом учителя.
– Понимаешь, юноша, так уж случилось, что именно в этом городе скопилась вся человеческая мудрость. Ты, наверное, слыхал про вавилонскую башню?
– Слыхал.
– А тебе не приходило в голову, с какой целью её соорудили?
– Может для дальности обзора?
На вечно серьёзном лице Бальтазара вновь засияла улыбка.
– Вовсе нет. Башню в Вавилоне соорудили, чтобы спастись, если вновь произойдёт вселенский потоп, ибо всё в мире повторяется. Единожды придуманное человеком находит продолжение в умах прочих и передаётся из поколения в поколение. Познай мудрость и прибавь свою – вот принцип, которого мы придерживаемся. В Египте научились читать по звёздам, складывать числа, чертить линии, возводить огромные пирамиды, рыть каналы для орошения полей, дважды в год собирать пшеницу. В Финикии придумали алфавит, научились строить быстроходные суда и совершать дальние морские путешествия, возводить крепости и заниматься торговлей. В Лидии начали печатать монеты из серебра и золота. В Риме создали совершенную систему управления государством…
– А в Иудее? – опять перебил я волхва, – что дали миру иудеи?
Бальтазар посмотрел на меня задумчиво.
– Развитую религию, и не исключено, что впоследствии она даст начало новым учениям.
– Почему ты так решил? Чем же религия иудеев лучше Богов Рима или Эллады?
– Единобожием – вот основное преимущество. Один Бог – один народ. Не мне тебе объяснять, Соломон, как легко управлять таким народом.
Бальтазар был прав. Я вспомнил нашу дискуссию с царём Тиграном несколько лет назад, по дороге в Тигранакерт. Мецну тоже нравилась идея единобожия.