Я знал: если человека сразила молния – значит, он сильно прогневил Зевса, но сейчас для меня это наказание было как нельзя более желанно, нежели гниение заживо на кресте.
Огонь на дереве разбушевался настолько, что даже хлеставший дождь не мог его погасить. Языки пламени взметались ввысь и, к моей радости, уже подбирались к перекладине креста, к тому концу, где была привязана моя правая рука. Я всё сильнее ощущал жар пламени. Без сомнений, это Боги Олимпа протягивали мне руку помощи! Я предпочел бы сгореть заживо, нежели продолжать так беспомощно висеть!
Сырое дерево креста нехотя задымилось. Я, что было мочи, сжал кисть в кулак, подставляя под языки пламени ненавистный узел. Подобравшийся вплотную огонь уже щипал кожу, но я, пренебрегая болью, ждал, когда загорится верёвка. Боль продолжала усиливаться. В ноздри ударил отвратительный запах палёной плоти. Но вместе с моим телом огонь уже подобрался к верёвке. Ну, давай же, проклятый узел, расслабляйся! Я изо всех сил дёрнул правую кисть и, о счастье, моя рука оказалась на свободе! Ага, прав был тот солдат, который считал верёвки ненадёжным средством!
Я согнул руку в локте. Дальше легче – правой рукой я смог развязать левую. С ногами было намного сложнее. От сильного наклона вперёд я мог бы повредить позвоночник и потому обеими руками с двух сторон ухватился за левое плечо креста и подтянулся вверх. Узел на ногах продолжал удерживать ступни, однако я к своей радости почувствовал, что – не то от дождя не то от сильного напряжения – он даёт слабину. Это придало мне дополнительные силы, и я начал извиваться всем телом, отчаянно напрягая одновременно мышцы и ног, и рук. Разорвать узел я, конечно, не мог: уж очень он был надёжно и крепко завязан. Оставалась надежда расслабить его, что я делал долго и интенсивно. Однако, несмотря на мои усилия, это затея не увенчалась успехом. Отчаявшись обрести свободу, я опять безвольно повис. Сильно ныла рана от ожога на правой кисти. Огонь поглотил правое плечо креста и грозился сжечь меня живьём, если я до этого не обрету свободу. Положение опять становилось отчаянным. И вдруг я сообразил поступить иначе. Вместо того, чтобы вытягивать стопы вверх я решил расширить узел вклинившись вниз голенями. Ведь не секрет, что они кверху конусообразно расширялись, и если раньше мои руки были привязаны, и я не мог сползти вниз, то сейчас это было вполне осуществимо. Помогая себе руками, я начал вклиниваться в узел голенями. Верёвка сильно врезалась в кожу, но тяжесть тела продолжала давить на неё. Страшная боль от разодранной кожи только придала мне дополнительные силы. Надо было спешить – огонь уже дышал на меня жаром. Я опять подтянулся на кресте и почувствовал, что узел на стопах значительно ослабел. Превозмогая боль, я опять подался вниз, потом опять вверх и в тот момент, когда огонь был уже совсем близко, я к великому облегчению почувствовал, как ноги, вырвавшись из плена проклятой верёвки, свободно болтаются в воздухе. В следующий момент я спрыгнул с креста на землю.
Боги не оставили меня в беде! Хвала Богам! Ошибся старик Аспурак – жить мне долго-долго!
Я проснулся в густых зарослях от пронизывающих лучей утреннего солнца. Дождя как не бывало. Я выбрался из своего убежища. Одинокое дерево выгорело дотла вместе с крестом, и от обоих остались лишь жалкие головешки.
Ободранные в кровь руки и ноги представляли жуткое зрелище. Правая кисть болела, а на запястье зияла рана внушительных размеров. Я нашёл листы подорожника, разжевал их и приложил к месту ожога. Это было единственное, но надёжное средство, которое должно было спасти мою кисть. Время показало, что я тогда оказался прав. Впоследствии рана медленно зарубцевалась, и в виде грубого коричневого шрама по сей день напоминает о том страшном распятии.
Но надо было спешить. Теперь, когда Боги спасли мне жизнь, предстояло выяснить всё и наказать обидчиков.
Было очевидно, что кто-то велел легионерам выследить и распять меня. Причём сделал это человек, имевший власть над римлянами и одновременно хорошо знающий о моих намерениях. В противном случае, легионеры не дожидались бы меня в засаде с готовым крестом. Допустим, это был Крикс, но тогда откуда он узнал, что я буду его преследовать именно по этой дороге. О том, что я поеду в Тигранакерт знали только двое: Бальтазар и Петроний. Бальтазара я сразу исключил. Тогда оставался Петроний. Но в этом случае возникал естественный вопрос – зачем и с какой целью? Он мог бы с большим успехом сдать меня Криксу, когда я тяжелораненый находился в римском плену.
Я вспомнил, что легионеры ушли в сторону Тигранакерта. Сомнений не было – Крикс там. Эх, жаль, увели моего доброго мула! Ну, ничего я и без мула теперь быстро туда доберусь. После того, что случилось мне любые невзгоды уже нипочем.
Превозмогая голод, холод и жажду, я весь день провёл в пути, и только на подступах к Тигранакерту припал к роднику с водой да поел немного раннеспелых ягод.
Заходить в город я решил неприметно, ибо моя нагота могла бы насторожить любого встречного, будь то римлянин или местный житель.
Было уже достаточно темно, когда я приблизился к главным воротам города, скорее – к тому, что от них осталось. Римляне, не покладая рук, денно и нощно разрушали столицу Армении. Они снесли всё, что смогли, унесли и растаскали самое ценное, превратив город в груду безжизненных камней. Наверняка, библиотека с великолепными рукописями тоже была разграблена. Труды греческих и армянских авторов, исторические хроники – всё было стёрто с лица земли. Такова была стратегия Рима: уничтожить врага не только физически, но и духовно.
Я ходил по мёртвым улицам некогда оживлённого города и думал, как легко можно разрушить то, что строилось в течение многих лет. Гордость Мецна, его надежда была превращена в руины силой, не терпящей чужого могущества. Таков был Рим.
Уставший, полуголодный, озябший, с тяжёлым сердцем, я дошёл до руин театра. Выглянувшая луна озарила полукруглые ряды зрительских мест и актёрскую сцену. Вон ложе, где царь наслаждался спектаклями, а Сати призналась мне в любви. Вон сцена и изваяние орла, нависшее над нею.
Пригорюнившись от нахлынувших воспоминаний, я прилёг посреди рядов амфитеатра и тотчас заснул. Неизвестно, долго ли длился мой сон, но когда я открыл глаза, солнце уже пустило свои первые лучи поверх развалин. Я долго смотрел на Восток сонным взглядом. Вдруг до моего слуха донеслись приглушенные голоса. Я затаился и начал вслушиваться. Без сомнения, на территории театра был ещё кто-то. Вскоре показался свет факела за сценой и откуда-то из-под земли появились легионеры, вытаскивающие тяжёлый сундук. Оказалось, что в стене была потайная дверь, о существовании которой я раньше не догадывался.
Крикс – мелькнуло у меня в голове, и тут я разглядел своего мула, украденного римлянами накануне. Несмотря на скудный утренний свет, я узнал это доброе животное, которое сиротливо стояло среди римских коней. Стало быть, те, кто распял меня, совсем рядом.
Когда легионеры опускали сундук, до моего слуха донёсся хорошо знакомый звон монет. Сомнений не было римляне во главе с Криксом нашли тайник с золотом царя Тиграна – на сей раз, под театральной сценой.
Загрузив мула, легионеры опять исчезли за потайной дверью, вероятно, за новой ношей. Но как могли римляне узнать про этот тайник и, что самое главное – открыть потайную дверь. Ведь подобные секреты знал либо сам царь, либо сановники из ближайшего окружении. Кстати, лично я об этом даже не догадывался.
Стоп! Я же был тут и сидел в царском ложе, смотрел театральное представление!
Я медленно поднял голову, и взгляд мой остановился на изваянии орла. Что-то необычное было в то раннее утро в этой неодушевлённой птице.
«Орёл должен смотреть на Запад. Тогда и цари будут спать спокойно» – вспомнил я загадочные слова Мецна, произнесённые тогда с лукавой улыбкой.
– Орёл должен смотреть на Запад! Орёл должен смотреть на Запад! – лихорадочно повторял я раз за разом.
Мои глаза вцепились в орлиный профиль. О, Боги Олимпа, – орёл смотрел в сторону восходящего солнца! Да, да именно на Восток!
Так вот оно что! Стало быть, вот где ключ этого тайника!
Сердце моё заколотилось в бешеном ритме. Передо мной в нескольких шагах находился мой злейший враг, за которым я охотился много лет. Он не только хладнокровный злодей и убийца, но и наглый вор, покусившийся на чужое добро. Он и его приспешники, которые ещё вчера преспокойно распяли меня, теперь, не удосужившись даже выставить охрану, полезли в царскую кладовую и копошатся там, подобно мышам в сельском амбаре. Ну что же, мне остаётся только одно – захлопнуть мышеловку.
Времени у меня было очень мало. Мой взгляд упал на лесенку, стоящую поодаль. Не колеблясь ни минуты более, я приставил её к стене и принялся карабкаться наверх. Поднявшись вровень с орлом, я начал осторожно покручивать его голову и повернул клювом на Запад. Внизу, бесшумно задвигалась потайная дверь. Приведённые в движение невидимые механизмы медленно, но неумолимо закрывали единственный выход из подземелья. Ещё немного, и дверь наглухо примкнула к стене, слившись с ней в единый неразличимый контур.
Люди, находившиеся внутри, были настолько увлечены грабежом, что не сразу заметили, как оказались отрезаны от внешнего мира. Я спустился на землю и отбросил лестницу. Солнце постепенно занималось на востоке, поглаживая лучами голову царского орла.
О, великий Тигран, ты можешь спать спокойно, твой орёл опять смотрит на Запад!
За стеной послышался шум, а затем ругань. Я услышал громкую латинскую речь. Ярость вперемежку с отчаянием.
– Эй! Отвори дверь немедленно! – обратился некто ко мне.
Скорее всего, это был вчерашний командир моих палачей Август.
Я молчал. Я ждал, когда заговорит Крикс. Тогда в Иерусалиме я не смог как следует расслышать его голос, но сейчас надеялся распознать хотя бы интуитивно.
– Открой немедленно. Рано или поздно мы выберемся отсюда и тогда растерзаем тебя на куски.