И это тоже был не Крикс.
– Эй, кто бы ты ни был! Отзовись! Зачем тебе наша погибель, тут так много золота! На всех хватит.
Ага! Начался торг. Я по-прежнему молчал, чем усугублял отчаяние похороненных заживо римлян. У меня был выбор: сесть на мула и тихо уехать восвояси, прихватив первую порцию добычи, либо раскрыться, чтобы Крикс знал, что его наказывают не только как вора, но и как убийцу невинной девушки.
Вдруг я услышал голос, который начал ругать римлян за то, что те не выставили охрану. Увы, этот голос был мне до боли знаком. Этот голос я никогда бы не перепутал с другим. Это был голос Меружана!
От удивления я стоял неподвижно, не соображая, что происходит. Меружан заодно с римлянами! Уму непостижимо! Оказывается, всё это время Меружан искусно маскировался под преданного царю человека, а на самом деле был на стороне врага.
– Меружан ты ли это! – невольно отозвался я.
– Соломон! Это ты, дружище? – обрадовался тот мне, – открывай быстрее. Я тебе сейчас всё объясню.
– Нечего мне объяснять. И так всё ясно. Ты заодно с ними, ты предатель, ты вор и достоин самой ужасной кары.
– Брось, Соломон. Римляне сейчас наши союзники и мы обязаны им во всём помогать. Открывай дверь! Не гневи меня!
– Ты заодно с Криксом, Меружан. Ты стоишь рядом с моим заклятым врагом, словно давнишний друг. Всё это время ты мысленно издевался надо мной. Делал вид, будто предан, а на самом деле вёл двойную игру. Зачем, зачем ты так поступил?
– Клянусь тебе, Крикса тут нет. Царь Артавазд поручил мне в сопровождении легионеров доставить золото. Ты же не пойдёшь против воли царя Армении. Открой, наконец!
– Не надо лгать, Меружан. С тобою сейчас те, кто распял меня вчера, и Крикс тоже.
– Нет его тут. Открой и сам удостоверишься! Как мне тебе ещё доказать!
Я подошёл вплотную к потайной двери и произнёс медленно и внятно:
– Послушай, Меружан! У тебя есть возможность покаяться в содеянном. Облегчи свою душу, а посему ответь мне – зачем ты это сделал? Мецн дал тебе всё – ты был богатым и знатным. За что ты ненавидел Тиграна? Он ведь любил тебя как родного. Ответь – и, поверь, станет намного легче. Быть может, тебе удастся найти себе достойное оправдание, хотя нет оправдания предателю. Ну, давай, я внимательно тебя слушаю.
За стеной воцарилось молчание. Похоже, Меружан обдумывал сложившуюся ситуацию. Этот прозорливый придворный муж, способный предвидеть наперёд события и поступки, теперь из-за своей алчности должен был умереть мучительной смертью. Чем больше я задумывался, тем глубже осознавал, какого страшного человека пригрел у себя Мецн. Я вспомнил Петрония, которого привёл к нам Меружан. Выходит, прав был покойный Баграт. Но зачем? С какой целью? Вопросы эти повисли в воздухе, и тот, кто должен был ответить на них, упорно отмалчивался за глухой стеной.
– Молчишь? Ну и молчи. Как говорил Мецн – хитрая лиса четырьмя лапами попадает в капкан. Прощай Меружан.
Я уже взял мула за поводья, как услышал голос отчаяния за стеной:
– Постой, Соломон! Не уходи. Молю тебя всеми Богами, отпусти нас. Открой ты эту проклятую дверь,
В голосе его звучало безграничное отчаяние. Отчаяние человека, обречённого на жуткую смерть. Мне стало искренне жаль его.
– Ну, неужели у тебя нет никаких оправданий? Неужели ты все эти годы так хладнокровно лгал и лицемерил, да так умело, что никто об этом и не догадывался? Ты предал человека, который стал тебе с малых лет вторым отцом, который возвысил тебя, дал власть и богатства.
– Вторым отцом, говоришь? – послышался голос Меружана, и вместо мольбы я услышал неприкрытую злобу, – да знаешь ли, ты чего мне стоило это отцовство! С той злополучной царской охоты, когда я, ещё мальчишкой, криком прогнал льва, у меня началась болезнь, от которой я уже не смог избавиться всю жизнь. Не проходит ни одной ночи, чтобы я не просыпался в подмоченной постели. Это только в легенде выглядит так красиво наша первая встреча с Мецном, когда он выкупил меня за один талант. Да, он дал мне всё, что может пожелать человек, кроме одного – мужского счастья. Случай на охоте сделал меня навсегда немощным. Я всю жизнь завидовал простым мужланам, ибо из-за перенесенного испуга не мог познать женщин. Ты знаешь, Соломон, какое это горе? Да откуда тебе знать? Ты молод и здоров, а я всю жизнь боюсь насмешек. А виной тому Мецн со своей проклятой охотой. Не будь её, я бы жил как все нормальные мужчины, пусть даже в нужде.
– И поэтому ты решил мстить Тиграну? Как же ты коварен, Меружан! Разве Мецн виноват в твоей ущербности? Неужели бессилие породило столько вероломства и предательства?
– Да, я мстил, и чем старше становился, тем сильнее была моя ненависть. Мецн, даже стариком, мог вкушать плоды любви, я же должен был довольствоваться ролью соглядатая.
К сожалению, глухая каменная стена навсегда скрыла выражение лица Меружана, и мне не суждено было увидеть его переживания. О, как бы мне хотелось заглянуть в глаза предателя, к которому я проникся доверием с первой минуты нашего знакомства!
Каюсь, я искал для него малейшее оправдание. Был даже момент, когда мне захотелось сходить за лестницей и выпустить его наружу, однако вспомнив, что рядом с ним находится негодяй Крикс, я опомнился.
– Прощай, Меружан, – сказал я решительным тоном, – встретимся в царстве Аида .
– Соломон, вернись! – услышал я крик отчаяния, – опомнись безумец! Ты убиваешь самого приближённого человека царя Армении! Тебя за это жестоко накажут!
– Я убиваю предателя, ничтожного вора и жалкого завистника, – последовал мой ответ.
Я взялся за поводья загруженного золотом мула, и мы зашагали прочь. Из валявшихся пустых мешков я, уже на ходу, соорудил себе одежду, сделав отверстия для головы и рук в холсте мешковины.
Меружан вопил страшным голосом. Вскоре мольбы превратились в проклятия, и его душераздирающий голос ещё долго звучал в моих ушах.
По дороге я начал колебаться – правильно ли поступил, обрекая этих несчастных на мучительную смерть, и тут же вспомнил своё распятие. Ещё вчера они хладнокровно оставили меня гнить на кресте, и только чудо спасло мне жизнь. Так пусть же и им поможет судьба, если сочтёт нужным. Но более всего я думал о Меружане. Неужели ущербность тела довела его до такого состояния? Или всё это – просто отговорки? Может, причина намного проще и банальней? Ведь не должен человек только из чувства зависти желать зла другому. Нет, что-то не так в этом мире. Прав Бальтазар – нужна новая эра, которая избавит наш мир от скверны… и будут царить добро, милосердие и любовь к ближнему.
Я возвращался прежней дорогой и вскоре очутился там, где был накануне распят. Ехать дальше с мешками полными золота было опрометчиво, и я решил до наступления темноты закопать их в этом очень символичном для меня месте. Покончив с тяжёлой работой, я переночевал в кустах и с первыми лучами солнца продолжил путешествие.
После полудня я заметил на горизонте отблески солнца. Я уже сталкивался с подобным явлением – мне навстречу шло огромное войско в тяжёлых блестящих доспехах. Увернуться от встречи с незнакомой армией было невозможно. Она была настолько многочисленна, что перекрывала весь кругозор. Встреча была неизбежна, и я мог только радоваться, что предварительно успел закопать в землю мешки с золотом.
Очень скоро я стал различать лица всадников. Судя по длинным чёрным бородам, это были парфяне. Среди них я разглядел сидящих верхом на верблюдах арабов-итурейцев. Вооружены они были как обычно – луками и длинными копьями.
Один из них отделился от войска и выбежал мне навстречу. Я не сразу узнал его в железном шлеме. Это был Малх. Тот самый Малх, который когда-то спас меня и Мецна в пустыне, Малх, племенам которого царь разрешил расселиться вдоль южных границ Армении.
– Соломон Бахтеци! – изумился он, – вот уж кого я не ожидал повстречать тут, да ещё в таком обличии!
– Наши встречи настолько судьбоносны, что я уже не знаю, чьи Боги этому способствуют – твои или мои? – ответил я.
– Похоже, наши боги действуют сообща. Иначе как объяснить эти совпадения, – ответил араб, – что же стряслось на сей раз? Ты один, в глуши, почти без одежды?
– Я направлялся из Эдессы в Арташат, но разбойники напали на нас, убили моих слуг, а меня обобрали до нитки, – сказал я недовольным тоном.
– Благодари Богов, что остался жив, – поверил мне Малх.
– А что ты делаешь среди парфянского войска? – спросил я с укоризной, – с каких это пор ты стал служить царю Ороду?
– Да будет тебе известно, достопочтимый придворный лекарь, что наше племя вместе с парфянами собирается дать отпор римлянам, которые хотят разорить земли, дарованные царём Армении Тиграном Великим.
Слова Малха прозвучали убедительно. Арабы-итурейцы и парфяне объединились в едином войске и представляли грозную военную силу. Эти народы, говорящие на различных языках и поклонявшиеся разным Богам, создали союз для отпора общему врагу. А если представить, что они будут поклоняться одному и тому же Богу? В таком случае, им ничто не сможет противодействовать, ибо нет на свете ничего сильнее идей.
Передние шеренги расступились, и я узнал в выдвинувшемся всаднике Сурена, того самого, который с наследником Ородом сватался к Сати. Лицо его было плотно упрятано в шлем, однако шрам, уродующий его лицо от уха до рта, проглядывал даже оттуда.
– Это ты лекарь? – удивился полководец, рассматривая мои одеяния.
– Приветствую тебя, Сурен!
– Какими судьбами ты тут оказался?
– Он стал добычей разбойников, – ответил за меня Малх.
– Печально это слышать, – посетовал Сурен и добавил – Послушай, лекарь! Обещай, что на сей раз останешься с нами. Римское войско во главе с консулом Крассом идёт на нас и мы намерены встретить и дать отпор. После крупной битвы люди твоей профессии нам очень пригодятся.
Сурен всё-таки припомнил мой отказ на приглашение служить царю Парфии. Тогда у меня был резон, но сейчас я не имел никакого повода отказаться.