— Я больше не могу, — пробормотал Поль, прижимаясь к ней бедрами. Она рванулась к нему с таким же нетерпением. — Мне хочется всю тебя покрыть поцелуями, — шептал он, сжимая ее в объятиях, — почувствовать все твои запахи и попробовать на вкус.
Он двинулся по темному коридору, ногой распахнул дверь и опустил Плам на кровать. Сбросив с себя остатки одежды, они соединились в страстном порыве, забыв про любовные игры и ласки. Плам хотелось лишь поскорее почувствовать его в себе. Когда это произошло, она задохнулась от наслаждения. Тот, кто сказал, что размер не имеет значения, наверняка был мужчиной. Когда его тело забилось на ней, она почувствовала, что он больше не контролирует его, и ощутила, себя одним целым с этим мужским телом, словно они были сиамскими близнецами, неспособными пошевелиться друг без друга.
Тела перестали подчиняться им, их бросало на волнах страсти, своим неистовством напоминавших разбушевавшуюся Атлантику. Но в этом диком танце каждый знал, какое движение в следующую секунду сделает другой, и тут же вторил ему, как будто они занимались любовью уже долгие годы.
Потом, обессиленные, они лежали рядом на белом вышитом покрывале, в мягком свете полной луны.
— Что это? — Плам взяла маленький потрепанный томик в кожаном переплете, лежавший в круге света под ночником.
— Поэмы Осония из Бордо, написанные в четвертом веке. Плам наугад раскрыла книгу и стала медленно переводить:
— «Пусть время бежит, но не трогает нас; я останусь твоим вечно юным возлюбленным, ты всегда будешь моей первой мечтой».
— Он обожал свою жену Сабину, которая умерла молодой. Осоний оплакивал ее сорок лет.
Плам подняла глаза на Поля. Его лицо было белым как полотно, он тоже пристально смотрел на нее.
"А можно ли вообще соперничать в любви с красивой и молодой возлюбленной, которую постигла такая трагическая смерть?» — с печальной досадой раздумывала Плам.
Глава 22
В пасхальное воскресенье, перед традиционным полуденным застольем, Плам присоединилась к мужской половине семьи Мерлин, собравшейся перед огромным кухонным очагом, чтобы выпить домашний аперитив. Ролан, муж Соланж, тоже работал на ферме Мерлинов. В семье все знали, что после смерти отца Соланж ферма достанется им с мужем, но для этого им придется влезть в долги, чтобы выплатить долю брату и сестре, которые по закону имеют такие же права на наследство.
Плам была в желтом шелковом мини-платье, жеманно застегнутом под самое горло. Она надеялась, что никто не замечает того чувственного напряжения, которое как натянутая струна соединяло ее с Полем. «Но как его можно не заметить? — удивлялась она. — Даже если не обратит внимания мать, то от Соланж, которая привыкла угадывать даже настроение животных, это уж точно не укроется».
Несмотря на теплую погоду и настежь распахнутые (Двери, огонь в очаге полыхал, как обычно, а над потрескивавшими поленьями дымился котел с похлебкой. Долгими зимними вечерами семья собиралась вокруг огня поджарить каштаны, посплетничать и обменяться слухами за стаканом вина или домашней водки.
Когда с аперитивом было покончено, мадам Мерлин и две ее дочери засуетились вокруг стола, то и дело ныряя в темную кладовую, где на полу стояли дубовые бочонки с соленой свининой, маринованными огурцами, кабачками и луком; где на бесконечных полках громоздились живописные банки с консервированными фруктами и овощами, среди которых самым знаменитым продуктом была слива в коньяке; где с потолка свисали связки сушеных грибов, огромные колеса колбас и домашние окорока. Дальняя стена этой пещеры сокровищ была сплошь уставлена емкостями с домашним вином, коньяком и коварной водкой.
Мирей, сестра Поля, сменила свою форму капрала ВВС на желтые леггинсы и облегающий свитер, наряд, который, по ворчливому замечанию ее отца, был не чем иным, как приглашением к изнасилованию. «В наши дни, — говорил он, — не знаешь, вырядилась ли девица для прогулки или это у нее исподнее».
Отец Поля был местным префектом во все времена, сколько Плам его знала. Хотя этот пост полагалось занимать всего семь лет, никто в Волвере не хотел брать на себя хлопотные обязанности, которые мсье Мерлин исполнял так добросовестно.
Мирей из дальнего конца кухни тихо позвала близняшек, которые так же тихо не обратили на нее внимания и продолжали сидеть на коленях у деда. Тогда ей пришлось повторить это, но уже командным голосом, который заставил всех подскочить, а девчонок бегом отправиться мыть руки перед едой.
Водопровод в Волвере появился только в 1981 году. В 1982 году мадам Мерлин настояла на современной ванной комнате в доме. После этого жены осаждали своих мужей до тех пор, пока к 1990-му это удобство не появилось в каждом доме.
Когда церковные часы пробили полдень, семья Мерлин уселась за стол, уставленный яствами исключительно домашнего приготовления. Трапеза началась с паштета, который ели со свежеиспеченным хлебом; затем последовал зеленый салате грецкими орехами, политый маслом из грецких орехов; потом вареный лосось под майонезом; потом жареная утка с молодым картофелем, турнепсом и луком. После этого мадам Мерлин выставила целую коллекцию домашних сыров. Затем, по французской традиции, был подан сдобренный коньяком миндальный пирог, который каждый поливал густыми сливками.
Под конец застолья мсье Мерлин церемонно разлил по рюмкам коньяк, поставленный на выдержку его предками сотню лет назад. Эта традиция продолжалась, и хозяин дома ежегодно откладывал дюжину бутылок напитка собственного изготовления для будущих поколений.
Застолье закончилось в пять часов.
Во дворе под ярким солнцем девочки Поля бросились к Плам и оттащили ее в сторону.
— Ты учила папу плавать, это правда? — зашептала Мари. Плам улыбнулась, вспомнив, как учила Поля не бояться воды.
— Почему ты смеешься? — настойчиво спросила Мари.
— Потому что это была настоящая потеха.
— А нас ты научишь? — послышался застенчивый голосок Роз.
— Конечно, и тогда мы все вместе будем играть в водное поло на реке.
Девочки просияли.
Плам опустилась на траву и обняла их. Она даже не предполагала и не надеялась, что они так легко ее примут.
Как только стемнело, Плам, как обычно, поспешила к домику учителя.
Поль без слов схватил ее в свои объятия, оторвал от пола и прижал к груди. Она сбросила на весу туфли, соскользнула вниз по его телу и встала на кончики пальцев. Как уже было у них заведено, Поль, не выпуская ее из рук, медленно продвигался по проходу, ведущему в спальню.
— Мне кажется, Соланж догадывается, — выдохнула Плам ему на ухо.
— Кому какое дело? — Он терся носом о ее шею. — Сказать, что мне хотелось сделать во время этого застолья? Мне хотелось положить тебя на стол, облить тем столетним коньяком, смотреть, как он стекает с твоих маленьких белых бедер и слизывать его языком.
— И что бы на это сказал твой отец?
— Что это пустая трата доброго коньяка. И что мне не следует смешивать свои удовольствия.
В полудреме они неторопливо занимались любовью.
Плам погружалась в сон с блаженной мыслью, что, когда проснется, их руки будут все еще переплетены. С Полем она не чувствовала себя беззащитной, на нее не давила необходимость действовать и постоянно играть роль для достижения успеха. «В чьих глазах, — спрашивала она себя, — Поль пользуется успехом? Но это заботит его? Нет».
Плам не думала о том, насколько практичны идеи Поля. Главное, что они справедливы и жизнеспособны. Ей хотелось следовать за ним в его стремлении вернуться к природе. Она чувствовала, что он на правильном пути, хотя не знала, куда этот путь ведет. Как бы то ни было, с первой минуты появления в Волвере ее не покидало ощущение мира и покоя.
Она прижалась к большому обнаженному телу Поля и погрузилась в сон.
Ночью Плам внезапно проснулась. Она лежала на спине. Мягкий свет луны тихо сочился сквозь кружевные занавески, ложась светло-серыми узорами на ее обнаженное тело. Занавески тихо шевелил прохладный ночной бриз. В комнате, кроме них, находился кто-то еще.
Лежавший рядом Поль, тоже обнаженный, тихо шевельнулся и, бормоча что-то сквозь сон, потянулся к ней. Плам почувствовала его длинные пальцы на своей груди, и по телу сразу пробежала волна возбуждения, но к ней примешивался самый обычный страх. Под теплой рукой Поля бешено колотилось ее сердце, в висках стучала кровь. Она затаила дыхание.
Поль бормотал что-то нежное. Его теплая рука сонно гладила ее грудь и живот, с каждым разом опускаясь все ниже.
Плам, не в силах ничего произнести, лежала скованная страхом.
— Папа… — раздался тихий голос. Поль мгновенно пришел в себя и, выскользнув из кровати, оказался у двери, подхватил на руки маленькую фигурку Шепча ребенку успокаивающие слова, он исчез в коридоре. Плам расслабилась и тихо заплакала. Поль скоро вернулся в спальню и лег рядом.
— Роз только хотела попить. Они часто будят меня по ночам — может быть, чтобы убедиться, что я здесь. — Он обнял Плам. — Не надо плакать. Мне следовало бы запереть дверь, но она, слава богу, не видела тебя.
— Это было бы ужасно?
— Конечно. Роз могла испугаться и обидеться, ведь они обе хорошо помнят свою мать. — В его голосе послышалась печаль, но он тут же взял себя в руки. — Это могло бы дойти до моей матери, а через школьный двор — и до всей деревни. Это не Сен-Тропез, ты же знаешь. Здесь школьному учителю не полагается даже флиртовать с замужней женщиной.
Плам, пристыженная и униженная, чувствовала себя так, словно лежала в постели с чужим мужем, которого соблазнила. «Но это же не так», — говорила она себе. Она не должна чувствовать себя виноватой из-за Поля. Но этот маленький эпизод продемонстрировал его подлинное отношение к ней. У них был флирт, и ей лучше не тешить себя никакими иллюзиями.
Бухта Аркашон, защищенная от яростных взбрыкиваний Атлантики длинной песчаной грядой, встретила их дюнами, свежим ветром и сосновым лесом.