— Нет. В Британском институте могут прийти к однозначному выводу о том, что обе картины написаны одним и тем же человеком, но полиции все равно будет непонятно почему. Сравнительный анализ манер класть мазки — это для них темный лес, тут обнаружить расхождение не так просто, как в дактилоскопии.
— А я бы смог обнаружить это?
— Нет, Поль, — вздохнула Плам. — В любом случае мнение Британского института не будет принято полицией в качестве убедительного доказательства. Если только не будет какого-нибудь более очевидного факта, ну, например, одна и та же муха с оранжевыми пятнами на всех картинах. Вот это для полиции будет зацепкой.
— Значит, ты не можешь выдвинуть никаких официальных обвинений?
— Пока не могу. И, в частности, потому, что ни одна из этих подделок не принадлежит мне. Адвокат Монфьюма скажет…
— ..что ты склочная иностранка, которая хочет из нескольких совпадений раздуть скандал.
— Именно. И я оказалась в тупике из-за того, что не знаю, где искать Тонона. Я звонила Коттону с Бари-стрит, который отказался купить картину Бингер у Тонона после неблагоприятного отзыва экспертов, но там мне сказали, что у них нет парижского адреса Тонона и они не знают, в каком из лондонских отелей он остановился.
— А где анонимный шведский бизнесмен встретился с Тононом?
— Госпожа Инид сказала, что швед всегда останавливается в «Плаза Атене», когда приезжает в Париж делать покупки. Тонон прознал, что он в городе, позвонил, а затем заехал к нему в отель с картиной.
Поль приподнял бутылку с вином.
— Давай забудем печали, пока у нас есть это чудесное вино.
Плам кивнула и подняла свой бокал.
— Расскажи, как ты выбираешь хорошее вино? Мне всегда хотелось знать.
— Иностранцы считают, что французы — все сплошь знатоки вин, но на самом деле большинство из нас пьют самые обычные вина. — Поль выливал остатки кларета в бокал. — Но распознать хорошее вино очень легко, даже когда ничего не знаешь о нем. — Он показал на этикетку на пустой бутылке. — Надо просто посмотреть, есть ли внизу этикетки слова «Mise en bouteille au chateau». Это значит, что владелец разлил его по бутылкам в своем поместье. Никто не станет лепить свое имя на бутылках с вином, которым он не гордится.
— Ты хочешь сказать, что разлить и наклеить свою этикетку — это значит показать, что гордишься своей работой? Как это делает художник, когда подписывает свою картину?
— Вот именно.
— Мой мошенник тоже должен гордиться своими работами — они сделаны великолепно. — Плам в задумчивости поставила стакан. — Детектив, которого я встретила в Австралии, рассказала, что ловкие фальсификаторы обычно презирают экспертов и гордятся своей способностью дурачить их. — Она отодвинулась на стуле. — Если мой фальсификатор такой же гордый и надменный, то не исключено, что он использует какую-то образную подпись.
— Что это может быть?
— Какой-то небольшой объект, который художник пририсовывает на картине вместо своей подписи или вместе с ней. Подлинные голландские картины зачастую имеют образную подпись — Змейку, муху или моллюска. — Плам бросила на стол свою салфетку и встала. — Поль, пойдем ко мне и заглянем в мое досье.
— Я не могу оставить детей. Плам вздохнула и села-Все равно при свече мне не удастся рассмотреть диапозитивы, черт возьми!
В этот момент вновь вспыхнула электрическая лампочка.
— Я собрался закончить этот вечер по-другому…
— У нас еще будет время, дорогой. Я принесу диапозитивы.
Путаясь в плаще и резиновых сапогах Поля, она поднялась на холм к своему коттеджу, схватила лупу, коробку с записями, фотокопиями и диапозитивами и пошлепала назад к дому учителя.
— Я варю кофе, — сообщил Поль. Он убрал со стола и перенес на него свою рабочую лампу из кабинета. Плам разложила содержимое коробки.
— Меня интересуют восемь картин.
— Но у тебя здесь только семь. Шесть диапозитивов и одна фотография, сделанная «Полароидом».
— На фотографии картина в спальне миссис Картерет. А восьмую картину я даже не видела. Она принадлежит той грубиянке из Суффолка, Джорджине Доддз. Но она, несомненно, связана с остальными.
— Я не понял. — Поль взял чайник и долил горячей воды в свежезаваренный кофе.
— Все эти картины связаны между собой, хотя не всегда непосредственно.
Поль застыл с кипящим чайником в руке.
— Каким образом?
Вместо ответа Плам нацарапала такой перечень:
УЛИКИ:
Манера
Восстановленные порывы
Анахронизмы
Идентичность содержания
Поставщики
— Какая из улик самая важная? — Поль налил кофе в желто-полосатые кружки.
— Такая улика, как манера, установленная Британским институтом, относится к разряду очевидных для многих людей. Поэтому там сразу пришли к выводу, что картины, представленные на шести диапозитивах, скорее всего были выполнены одним и тем же человеком.
— Может ли Британский институт доказать это на основании диапозитивов?
— Не в полной мере. Вот почему так важно сравнить картину Синтии с картиной шведа. И как только мы докажем идентичность манер, сразу станет легче заполучить остальные картины для проведения анализа в институте. Хотя я чувствую, что Джорджина Доддз скорее сделает себе харакири, чем пойдет нам навстречу, да и Джиллиан Картерет может отказаться потому, что не в ее интересах развенчивать последнюю из оставшихся у нее картин, она ведь собирается доживать свой век на деньги от ее продажи.
— А другие улики?
— Есть область, где случайностей может быть сколько угодно. Я имею в виду те подделки, которые были продырявлены, а затем восстановлены. Хотя те, кто их фабрикует, редко утруждают себя работой на латаных холстах.
— Значит, если они восстановлены одинаковым образом, это будет еще одной косвенной уликой?
— Да. В институте обнаружили заплаты на картине шведа, картине Коттона, которая в конечном итоге осела у леди Бингер, и картине Питера Клесца из Бостонского музея. Восстановленные дыры упоминаются также в паспортах картин Сюзанны и Синтии.
— Но ты говоришь, что это еще не убедительное доказательство? — Поль сел за стол и отхлебнул из кружки.
— Да, — подтвердила Плам, — но есть еще одна группа косвенных улик, связанных с предметами, которых не существовало во времена создания картины.
— С такими, как телефон на портрете Наполеона? Плам передала ему два диапозитива:
— Видишь эту черную бабочку с желтыми пятнами на картине Синтии?.. А вон тот ярко-желтый тюльпан с оранжевыми кончиками на картине леди Бингер?.. Этой бабочки и того тюльпана не существовало до начала двадцатого века. — Она подняла свою кружку с кофе. — Любой анахронизм можно объяснить бездумной работой реставратора, но если будут представлены дальнейшие доказательства обмана, то такой довод защиты прозвучит неубедительно.
Поль вскинул брови:
— Чем больше совпадений, тем труднее отвертеться. Плам дала ему еще два диапозитива и показала на двух одинаковых мух, изображенных на картинах Сюзанны и Артура Шнайдера.
— Это другой тип видимой связи.
— Дай мне лупу, пожалуйста.
— Поль, обрати внимание на желтую ящерицу с картины Сюзанны. На картине Синтии точно такая же, только зеленая. Так что эти три картины имеют визуальную связь…
Поль вгляделся в диапозитивы.
— Да, это очевидно.
— Теперь посмотри на гусеницу с картины леди Бингер. Она идентична той, что на картине шведа.
— Точно! — С каждой очередной уликой Поль все больше возбуждался. Плам тихо сказала:
— Но я не вижу ничего такого, что непосредственно и наглядно объединяло бы все эти восемь картин. Вот что я собираюсь искать этим вечером. — Она показала на разложенные по столу диапозитивы:
— Четыре из этих картин, включая принадлежащую Джорджине Доддз, вышли из рук Джиллиан Картерет, дальше которой я пойти не могу. Да в этом сейчас и нет смысла. Если я докажу, что ее картины не что иное, как подделки, она все равно сошлется на кого-то, кто продал их ее деду.
— И может оказаться права?
— Нет, если хоть одна из этих красок не появилась только после 1973 года, когда умер ее дед. — Плам подвинула три диапозитива к Полю. — Эти три вышли из Парижа. Картины Артура Шнайдера и леди Бингер приобретены у Монфьюма, а если к нему они попали от Тонона, то это свяжет их с картиной, которую Тонон продал шведу. Таким образом, эти три картины были бы связаны поставщиком из Парижа. Вот что мне нужно доказать. На каком-то этапе мне придется не мытьем, так катаньем заставить Монфьюма признаться, если, конечно, это так на самом деле.
— Так ты предлагаешь поискать сейчас что-то такое, что было бы одинаковым для всех этих картин? — спросил Поль. — Что-то такое, что зримо объединяло бы две эти группы картин — французскую и английскую?
— Да. Если бы я смогла обнаружить образную подпись, то убила бы сразу двух зайцев. Это связало бы все картины и поставило Монфьюма в сложное положение. Тогда бы ему пришлось отвечать на вопросы полиции.
— Итак, что мы сейчас делаем?
— Мы осматриваем каждую картину и поисках общего знаменателя. Вот если бы здесь было приспособление для подсвета.
Они вместе принялись изучать содержание пяти диапозитивов. Плам по очереди подносила каждый к настольной лампе и разглядывала его через лупу. Поль вел записи.
Хотя какие-то из шести диапозитивов имели сходные или идентичные элементы, ни одна из картин не имела такого, который бы был одинаковым для всех. Фотография картины миссис Картерет, сделанная «Полароидом», была недостаточно большой и четкой, чтобы хорошо разглядеть ее в деталях.
Через час Поль положил лупу на стол и потер глаза.
— Мы изучили все и не нашли ничего. Плам распрямила затекшую спину.
— Нам надо вести поиск более системно и методично.
Они решили зафиксировать все содержание каждой картины, двигаясь по горизонтали дюйм за дюймом и закрывая остальную часть диапозитива бумагой. Обследование каждой картины велось сверху вниз. Работа оказалась трудной и требовала предельного внимания, поэтому они по очереди брались за лупу и диктовали друг другу содержание каждого участка.