Джим упал на спину, но тут же в ярости вскочил и бросился за ней по ступеням.
Каждый раз, когда он пытался схватить ее, она сгибала ногу в колене и пинала его вновь — ноги у нее все же были длиннее, чем его руки. Один раз ее высокий тонкий каблук прошелся по щеке Джима, и он вскрикнул от боли.
Плам поняла, что добралась до верха, только когда почувствовала, что ее спина уперлась в дверь. И от неожиданности запнулась.
Джим мгновенно среагировал на ее замешательство. Присев, он прыгнул вверх, вытянув вперед обе руки, и поймал ее за ноги.
Плам закричала, когда они вместе покатились по ступеням вниз.
Она стукнулась головой о чугунные перила, затем их сцепившиеся тела налетели на стену в конце лестницы и, как бильярдные шары, отскочили назад. Почувствовав сверху тяжелую тушу Джима, Плам с ужасом поняла, что оказалась в ловушке.
Угасающее сознание уловило какие-то крики с наружной стороны двери, затем резкий удар, наверное, треск выбитой двери. Люди в темной форме сбегают к ней по ступенькам. А вслед за ними несется истерический крик Лулу:
— Скорее, скорее, вы, глупые идиоты!
Глава 29
Лежа на заднем сиденье полицейского автомобиля, Плам с просила Лулу:
— Как ты узнала, что я в опасности?
— Когда я раскрыла папку, лежавшую в твоей сумке, и из нее выпала фотография, я тут же узнала Джилли Томпсон.
Это недовольное выражение, длинные космы и мешки под глазами ни с кем не спутаешь. Поскольку Джилли стояла рядом с голландским натюрмортом, я поняла, что это была та самая фотография Джиллиан Картерет в спальне, о которой ты говорила. И тогда до меня дошло, что Джилли Томпсон и Джиллиан Картерет — одна и та же личность. Тут меня осенило, что она получает подделки через Джима.
Вид у Лулу стал несколько смущенный. Чтобы не расстраивать Плам, она никогда не рассказывала ей о романе Джима и Джилли Томпсон, все признаки которого были налицо: однажды они вдвоем оказались «случайно» закрытыми в какой-то аудитории и просидели там больше часа. Бросалось в глаза и то, что Джим явно благоволил к этой студентке, да и сама Джилли не раз хвастала, что прибрала к рукам самого симпатичного преподавателя в колледже. Это был секрет, который знали все, кроме Плам.
Так что стоило Лулу увидеть эту фотографию с Джилли, как она тут же поняла, что Джим направляется из Портсмута вовсе не для того, чтобы помочь Плам.
Лулу позвонила в Хэмпширский художественный колледж и попросила позвать к телефону Джима. Ей сказали, что у Джима в этот день нет занятий, поэтому он не появлялся в колледже. К этому секретарша добавила:
— Я уже проверяла это после звонка Плам Рассел. Ясно, что Джим солгал Плам, и это усилило подозрения Лулу.
Плам перешла на шепот, чтобы ее не услышали полицейские на переднем сиденье патрульной машины:
— А как вышло, что меня спасло подразделение по борьбе с наркотиками? Лулу смутилась.
— Я не знала, с каким подразделением ты имеешь дело. И даже если бы выяснила, то не смогла бы толком объяснить им причины своей тревоги. Все это было бы страшно долго. А тут я быстро убедила копов, что тебе грозит серьезная опасность, что тебя уже, возможно, застрелили, разрезали на мелкие кусочки, аккуратно уложили в чемодан и сдали в бюро находок на вокзале Паддингтон.
Лулу довольно посмеивалась.
— Я наплела им такого, что они, как известно, не могли не оторвать свои задницы от кресел и бросились спасать тебя. Я сказала, что ты была толкачом, направлявшимся на встречу с поставщиком наркотиков, что у тебя можно доставать все, что угодно, — кокаин, «экстази», крэк, «кислоту», смэк, — но ты мне больше не даешь в долг… Я всячески старалась показать, что действую из мести, и это, должно быть, сработало, потому что они спросили, готова ли я отправиться с ними для опознания.
Детектив на переднем сиденье повернулся к ним и усмехнулся:
— Она говорила очень убедительно, миссис Рассел. Настолько убедительно, что вам светило четырнадцать лет тюрьмы — максимальное наказание по уголовному законодательству за обладание наркотиками категории «А» с целью их распространения.
— Спасибо, что выручила меня, Лулу. — Плам обняла ее за плечи и привлекла к себе. На ее пальце сверкнул бриллиант. Не убирая руки с плеч подруги, Плам сняла его с пальца.
— Дай мне твою руку.
Она положила кольцо в ладонь Лулу и сжала ее.
— Это поможет тебе расплатиться за дом, Лулу. Лулу, не дыша, смотрела на подругу.
— О господи… Я не могу… нет… могу… ты не представляешь, что это значит для меня, Плам.
— Знаю. Свободу, — твердо сказала Плам. — У меня достаточно бриллиантов. Они доставляют много беспокойства и требуют больших расходов на страхование. Они вызывают зависть, порождают насилие и привлекают грабителей. Вложенный в них капитал не приносит процентов. Через пять минут после того, как за них уплачено, они теряют половину своей ценности. Я буду рада, если эта безделица поможет тебе оплатить твою закладную, Лулу.
Лулу надела кольцо на свой тонкий палец.
— Я не могу поверить в это! Я уже потеряла всякую надежду, что когда-нибудь избавлюсь от этой проклятой закладной, Бен до сих пор использует ее, чтобы на все мои просьбы отвечать мне «нет». — Она пошевелила пальцами, бриллиант засиял всеми цветами радуги. — Не возражаешь, если я поношу его несколько дней, прежде чем продать? Просто так, потешиться…
Плам посетила Джима в полицейском участке и нашла его раскаявшимся и прозревшим. Утром следующего дня он должен был предстать перед судом по обвинению в подделке и причинении телесных повреждений.
Заботясь о сыновьях, она пыталась убедить полицию снять с него обвинение в причинении ей телесных повреждений, но ей отказали в этом.
— Мы же видим, какие синяки у вас на шее, — сказал инспектор. — Мы застали его в момент совершения преступления и не можем закрыть глаза на то, что он пытался задушить вас.
Если бы они с Джимом все еще состояли в браке, это было бы квалифицировано как семейная ссора и не подлежало преследованию по закону. Из-за этого обвинения полиция не допустила ее в камеру. Общение с Джимом ей разрешили лишь через зарешеченное окно на высоте человеческого роста. Джим лежал одетый на резиновом матраце, расстеленном на жестко закрепленной лавке во всю длину камеры. В конце камеры находился открытый унитаз. Небольшое окошко под потолком было забрано толстой решеткой.
— Спасибо за то, что пыталась снять с меня хоть одно обвинение, — сказал он.
— Не стоит. Мы также пытались добиться, чтобы тебя выпустили под залог.
— Мне жаль детей. Думаю, меня выгонят из колледжа. — Джим знал, что впереди его ждет тюрьма и что жене с детьми стыдно за него. Разговаривать он не хотел.
Перед тем как уйти, Плам спросила, действительно ли он звонил ей только для того, чтобы поговорить о летнем отпуске. Она только сейчас вспомнила, что необычность его голоса заставила ее еще тогда заподозрить что-то неладное.
— Мне позвонила твоя мамаша и сообщила кое-что полезное, в кои-то веки раз, — печально улыбнулся Джим. — Она сказала, что ты в отчаянии, потому что на тебя напала Дженни, из-за того, что ты нашла ее поддельные натюрморты. И я тут же позвонил тебе, чтобы выяснить, что же случилось на самом деле.
С оранжевым шарфом на шее, в желтом хлопчатобумажном платье и сандалиях на толстой пробковой подошве, тихо ступая по линолеуму, Плам вошла в госпитальную палату Дженни и застыла на пороге, увидев сплошь забинтованную и заключенную в гипс фигуру, глаза которой смотрели на нее с осуждением и без намека на какое бы то ни было раскаяние.
— Ты понимаешь, конечно, что теперь меня ждет тюрьма, — прошипела Дженни, — спасибо тебе.
— А на что ты рассчитывала?
— Надеюсь, ты также понимаешь, что по твоей вине в тюрьме оказался Джим. Как это воспримут твои дети?
Плам много часов провела в раздумьях над этим вопросом. Она надеялась, что мальчики не будут винить ее и что она поможет им справиться с теми страданиями, которые им предстоят.
— Вот уж не думала, что ты была влюблена в Джима.
— Это похоже на тебя. Ты всегда была черствой. Я же, напротив, поняла, что он любит тебя, еще до того, как это дошло до твоего сознания. — И предавшись воспоминаниям, Дженни добавила:
— Именно тогда зародилась моя ненависть к тебе, Плам… Помнишь, как мы возвращались после нашего первого новогоднего бала в старом «Форде» Джима, где нас было человек десять? Когда я выходила, там оставалась только ты. Я помню, как подхватила свое кружевное платье и брела по сугробам к дому. Затем я обернулась, чтобы помахать вам на прощание. — В голосе Дженни появились злобные нотки:
— Но вы оба уже забыли обо мне. Я увидела, как Джим пальцем нежно проводит по твоей щеке, словно твое мерзкое личико самая чудесная вещь на свете. Вы даже не тискались, он просто глазел на тебя… И я поняла, что он любит тебя, так же, как я люблю его.
— С тех пор прошло очень и очень много времени, — тихо сказала Плам. — Давай забудем все, Дженни.
— Я никогда не забуду этого! Я стояла в дверях, меня не было видно, потому что вы сидели в желтом свете уличного фонаря, и я чувствовала себя изгоем.
— Это вряд ли была моя вина, — возразила Плам.
— Ты заманила его! — с горечью протянула Дженни. — Я избегала тебя до самого весеннего семестра, пока мне не показалось, что я справилась со своими чувствами. Потом я опять ощутила себя несчастной, но Джим здесь уже был ни при чем. — Дженни вновь предалась воспоминаниям:
— Помнишь день, когда мы впервые рисовали красками? Мой мольберт стоял напротив твоего, потому что мы рисовали друг друга. В конце дня, совершая свой обычный обход класса, старый Дэвис бросил на мою работу лишь мимолетный взгляд и остановился у твоего мольберта. Он подозвал своего дружка Бриггса, который вел у нас занятия на натуре, и они долго глазели на твою картину, переговариваясь друг с другом, словно нас не было рядом.