ал приюта, чтобы не смотреть на моё расстроенное лицо. Удерживая равновесие, он забрался на тонкий бордюр и освободил проход. — Иди. Стой! — я едва шагнула, как он ступил обратно, указывая мне на мою ладонь. — Ты об осколок порезалась… — я взглянула на капли крови, слабо сочащиеся по пальцам, держащим поднос.
— Ничего страшного, на кухне есть аптечка, — произнесла я и зашагала дальше. Но Сандо, почему-то, не ушел, а привязался следом. Быстро нагнав меня, он вырвал поднос, ничего не сокрушив и умудрившись перехватить влажную скользкую ношу, не добив посуду на ней.
— Я донесу, пошли, — недоверчиво взглянув на него, я поплелась следом. Он покосился через плечо. — Чего ты так смотришь? Призрак отца Гамлета увидела?
— Нет, просто ты переигрываешь. Не пойму, с какой целью.
— Ну, ты же не ожидала джентльменства. А я люблю делать то, чего от меня не ожидают, — хмыкнул он, дойдя со мной до столовой и войдя внутрь, где можно было начать сушиться.
— А, то есть, тобой легко манипулировать, если всегда просить обратное тому, что на самом деле требуется? — он прищурился, посмотрев на меня. Я отвела взгляд и полезла за бинтом и спиртовой настойкой, чтобы обработать порез.
— Я не веду себя по определенной схеме. В данный момент захотелось именно так, — Я раскрыла перед собой ладонь и увидела, что её рассекло диагонально по всей ширине. Я была так огорчена, что даже не почувствовала. Досада иногда такой же анальгетик, как горе или счастье.
— Опять ты со своим "захотелось", — посетовала я. — Ты когда-нибудь научишься следовать правилам монастыря?
— Зачем? Ты же знаешь, что я смотаюсь отсюда, когда возьму то, что мне нужно, — я никак не могла приладить одной рукой повязку на другой и Сандо, цокнув языком, выхватил у меня бинт. — Дай сюда, деревня.
— Сам ты! — проворчала я и тут же присмирела. Он ловко обмотал мою руку и, наклонившись, зубами надорвал край перевязи, чтобы оторвать от остального бинта и завязать узелок. — Знаешь, в тебе много хорошего.
— И что же? — ухмыльнулся Сандо, заканчивая медпомощь.
— Всё, что настоящее. Что ты не пытаешься прятать под искусственным собой. Тем, каким ты не являешься.
— Не умничай, ради Бога! — свел он брови к носу и отступил на шаг, уперев руки в бока. — Всё.
— Спасибо… — расслабляясь, что как-то реабилитировался за свою причинность в разбитии чашки, Сандо стал коситься на выход и явно готовился к побегу. А я вспомнила о том, ради чего, собственно, искала Лео, да совсем забыла повод, сбитая настоятелем. — Слушай, сегодня же баня…
— И?
— Ты ведь не будешь мне пакостить? Занимать чан или до ночи мыться в душе, чтобы я не зашла…
— А разве тебя это остановит? — хохотнул он. Я хитровато улыбнулась, пойманная на том, что преград для меня существует всё меньше.
— И всё-таки. Я могу надеяться, что с твоей стороны не возникнет препон?
— Я помешал тебе, потому что не знал, кто ты, — Сандо с достоинством приподнял подбородок. — С женщинами я не воюю. Если хочешь, могу посторожить вместо твоих Дон Кихотов, они всё равно ни на что не годятся.
— Не говори так, ребята очень хорошие, — тут же вступилась за них я.
— Возможно, они очень хороши. Для цирка. Но тут как-то пока не проявились.
— Не зли меня, а то я полезу в драку, — глупо предупредила я. — Хочешь, обижай меня, но не их!
— Никогда не вступайся за мужчин — это унизительно для них. Пусть лучше хоть раз будут биты, чем спасены девушкой, — выдал свою версию правильности Сандо. Я задумалась над его справедливой жестокостью и граничащей с беспределом грубостью. Было в нем что-то от рыцарства, только совсем не такого, которое было в Чимине. Это как черное и белое. Почему-то принято считать, что черное — это тьма и зло, но есть любители черного, которые считают, что именно оно несет чистоту и благородство. Белое легко замарать, а черное уже некуда, оно может лишь светлеть.
— Не вижу ничего плохого в том, чтобы быть спасенным девушкой. Обстоятельства бывают разные.
— Не буду спорить, — пожал плечами он.
— Это ты-то? — подивилась я.
— Я сегодня ломаю шаблоны, да? — дерзко возвел одну бровь вверх Сандо и опустил её. — Ладно, не стану больше шокировать, пойду… — не успел он отойти, как в трапезную вошел Чимин с Чонгуком. Когда у тех или иных ребят появлялось свободное время, они регулярно приходили сюда, посидеть и поговорить. Для уличных беседок становилось холодновато, библиотека не привлекала мужчин в принципе, а кухня, где тепло от печи и еда (хотя бы её запах) — это всегда подходящая обстановка.
Чимин тотчас заметил нас, что мы вдвоем и о чем-то серьёзно разговаривали. Его зоркие глаза отметили и мою перебинтованную руку, белеющую издалека.
— Хо, что с тобой? Поранился? — вынужден был он держать маскировку при Чонгуке. Младший сел подальше от двери, чтобы не дуло. — Всё в порядке? — уточнил Мин, зыркнув на Сандо. Тот и ответил вместо меня:
— Нет, не в порядке! Ты никак не даёшь мне его прикончить и появляешься, когда я вот-вот осуществлю задуманное, — хмыкнув, он резко вышел вон. Я посмотрела ему в спину и подумала о том, что его возлюбленная покойница — не хорошо о мертвых плохо, но это невозможно не подумать — была круглой дурой. Земля ей пухом. Отличный парень свободен для чего-то более стоящего.
Конец 18-го октября и 19-ое
Оставив на свой страх и риск за стражу Шугу, Рэпмона и Ви, я вошла в баню и, не собираясь ни о чем волноваться принципиально, не спеша и вальяжно мылась, сначала под душем, потом в бочке, потом спустила там воду и вновь ополоснулась в душевых, после чего, протерев тряпкой везде, где вдруг могла остаться влага, я вытерлась достаточно жестким полотенцем, тщательнее некуда, чтобы не простудиться, выйдя на прохладную октябрьскую погоду, и прошествовала к двери, оправдав поверье, что с нами случается что-либо, когда мы боимся, что это что-то случится. А не боимся — так всё в порядке, никаких эксцессов.
К своему изумлению, из оставленных мною охранников там остался только Шуга. Сидевший на ступеньках, он отделялся от Сандо наличием Лео. Все трое угнездились на крылечке и о чем-то говорили до того, как появилась я. Что за странная компания? Могла биться о заклад, сидеть на лестнице организовал всех Лео. Это было его привычкой, в чем-то выдававшей его натуру: он никогда не хочет возвышаться и опускаться, вечно садится на среднюю ступеньку, как бы крича о своей жизненной позиции "долой иерархию". Или какое-либо движение долой, ведь лестницы обычно служат для того, чтобы идти куда-то, а он на них сидит. Все трое обернулись, услышав мои шаги. Я робко замерла, проведя глазами по всем. Это как в той загадке, как перевезти через реку в лодке волка, капусту и козу, чтобы никто не слопал ничего, при условии, что одновременно плыть в ней могут только двое. Так вот, если бы Сандо пришёл, а Шуга сидел бы один, они бы подрались. Если бы Сандо пришёл, когда их тут было трое, он бы не остался. Значит, он пришёл после Лео. Лео пришёл до него и зачем-то приютился рядом с Сахарным.
— А где ребята? — единственное, что нашлась спросить я у Юнги.
— Мы отправили их кипятить чай, как раз после баньки попьём, — объяснил он. Вообще-то, это была моя обязанность, греть вечерний чай. Но раз они решили за меня это сделать, то ладно.
— О чем щебечете? — распихала я Шугу и Лео и уселась между ними, видя, что они не собираются расходиться, не закончив какой-то разговор. Явно мужской. Сандо в других бы участвовать не стал.
— Да так, о разном, — расплывчато отболтался мой закадычный друг.
— О женщинах, — смело сознался мой непримиримый оппонент. Серьёзно? И Лео поддерживает эту беседу?
— Ну да, о чем ещё говорить, при данных условиях, — подтвердил Шуга, запоздало сознавшись и как-то оправдываясь, что тема была именно такова, заковырял подобранной веткой по вязкой земле под ногами. — Женщины вообще мужская слабость. Единственная достойная слабость.
— Женщины? — хмыкнула Сандо. — Ой, мы ещё и бабники!
— Я не бабник! — огрызнулся Шуга. — А вообще-то, что плохого, если мне нравятся девушки?
— Я хотела тебя попросить кое о чем днем, — шепотом обратилась я к Лео под перепалкой левого и правого. Мы сидели посередине, разделяя их, и при старшем монахе, вот-вот готовившимся стать учителем, они не позволяли себе излишне петушиться и делать лишние движения — тут же отхватят посохом по хребту. Палка стояла прислоненной к перилам, но окажется на их спинах быстрее, чем они успеют бранно выругаться. — Но забыла.
— О чем? — не поворачиваясь ко мне, глядя вперед, спросил Лео.
— Ты и без просьбы это сделал. Я хотела, чтоб ты посторожил меня.
— Лучше быть бабником, чем геем, так-то, — задиристо пыхтел Шуга.
— Лучше быть импотентом, чем пихать во что попало! — парировал Сандо. Лео явил мне затылок, судя по всему взглядом напомнив, при ком тот говорит. Парень притих.
— Если тебя не интересуют женщины, то не выдавай это за истину! — бросил Юнги, и я больно пихнула его локтем в бок. Он не знал истории Сандо, не знал его трагедии, потому и горячился.
— Перестаньте, — негромко попросил их Лео. — Поговорите об этом отдельно.
— Да я с ним вообще без свидетелей разговаривать не буду! — внес поправку Сахарный и обратился к бывшему привратнику: — Рассуди нас! Разве плохо быть падким на женщин? — я застыла, боясь издать хоть звук. Зная трудное отношение Лео с противоположным полом… что он ответит? Молодой человек мялся, прикидывая что-то и перебирая пальцами пальцы. Сандо тоже вытянулся, внимая.
— Конечно, к ним нужно хорошо относиться, — мне показалось, что он сам себя убеждает, повторяя то, что повторял про себя тысячи раз. Лео облизнул губы и тряхнул головой, убирая челку с глаз. — Для воина этого достаточно.
— Ну ё-моё! — всплеснул руками Шуга. — Мы ж не о нас конкретно. А в целом, если бы мы были не монахами.
— Брось, вас не должно это волновать, — погладила я его по плечу, угоманивая. Не надо трогать прошлое Лео и тот опыт, что у него был с женщинами до обители. Если он вспомнит о своих "сестрах", то опять побежит прятаться или отмачиваться в ледяном источнике. — По крайней мере, до тех пор, пока на Тигриный лог не нападёт десант амазонок на грифонах. Вот тогда и задумаешься.