Вскочив, он бочком подкрался к двери и прижал ее. Снаружи донесся тихий смех.
– Брысь! Нельзя! – громко сказал Ульяшин, чувствуя себя идиотом. Он мгновенно вспотел.
Сыщики с нескрываемым интересом наблюдали за происходящим.
– Павел Андреевич, – помолчав, начал Макар, но тут Машенька снова надавила на дверь.
Ох, несносная девчонка! Ну она у него получит! А если бы это были родственники Любови Петровны?!
– У меня тут… извините… питомец…
Ульяшин сделал попытку защелкнуть замок, но Машенька отыграла у него несколько сантиметров, и в щель просунулся ее пальчик. Нельзя же прищемить ей палец! Хотя на секунду Павел Андреевич так разозлился, что не исключал такой возможности. Как она неосторожна… Что за глупость, дерзость… Ведь он же просил!
– Павел Андреевич, это такая игра в «Солярис»? – с отвратительной вежливостью полюбопытствовал Макар. – Она только для вас или нам тоже можно присоединиться?
Издевается, сволочь! Ульяшин сдался и отпустил дверную ручку.
Он надеялся на Машенькино благоразумие, но какое там! Просочилась внутрь, тут же заулыбалась этому сероглазому мерзавцу, подняла брови при виде второго в притворном испуге.
– Вы частные детективы, да? Я вас уже видела! Узнали, кто вор? Это не я, честное слово!
– Мария!
Он за плечи вытолкал ее из комнаты. Вернулся, стараясь держать улыбку.
– Не обращайте внимания. Это моя натурщица, она весьма своевольна. Так мы говорили о…
– …о рамах, – подсказал Макар.
Второй сыщик смотрел вслед исчезнувшей девушке. У-у, подлец!
Ульяшин, называвший себя человеком европейской культуры, впервые в жизни пожалел о полной невозможности закутать некоторых женщин в чадру. Если подумать, это нужно для их собственной безопасности!..
– Павел Андреевич!
Ульяшин тряхнул головой и вышел из задумчивости.
– Да-да? Ах, рамы. Я понимаю, что они стоят дорого. Игорь Матвеевич выбирает себе все самое лучшее… Но красть картины из-за них? Исключено!
– Отчего же?
– Потому что кому их продашь? В антикварных салонах они могут годами ждать своего покупателя. Помощнице Бурмистрова повезло: рамы подходили под формат картин. А если бы не подошли? И еще: это ведь не золотой слиток. Его нельзя распилить на части и продать по кускам. Оба багета имеют выразительный рисунок, их многократно запечатлевали на фотографиях. Если их где-то выставить на продажу – в интернете, допустим, – есть вероятность, что настоящий владелец опознает свое. Нет, это какой-то странный риск, который никак не может себя окупить.
Его уверенность впечатлила этих двоих. Они переглянулись.
– А может найтись человек, который хотел вставить картины именно в эти рамы? – спросил Макар.
Ульяшин пожал плечами.
– Никогда о подобном не слышал. Нет, безумцев-то хватает! Но чтобы художник, извините, зациклился на багете? Должен вам сказать, эти два багета – старинные, очевидно, немецкие, – все-таки сомнительны для обрамления современных картин. Бурмистров играл на контрасте. И то, знаете… – Он изящно пошевелил пальцами.
Павел Андреевич был мастер подобных шевелений. Сказывался опыт. Облечь непроизносимое в рисунок, начерченный в воздухе, так, чтобы мысль была донесена до всех присутствующих, – о, в этом никто не мог с ним сравниться!
Вот и сыщики все поняли. Его шевеление давало понять, что, с одной стороны, он глубоко уважает своего выдающегося коллегу. С другой – что только человек с художественными вкусами голубя мог ухватиться за это вычурное манерное старье.
Судя по вытянутым лицам сыщиков, они всерьез рассматривали версию о краже из-за рам.
– Мне жаль вас разочаровывать. – Ульяшин развел руками. – Такого места, куда можно принести украденную раму и быстро сбыть ее, не существует. Это не золото, не украшение. Штучная вещь, очень узок круг ценителей… Вряд ли.
На него навалилась усталость. Бог мой, с какими глупостями к нему приходят! Чем занимаются люди… Вот этого, здорового, впрячь бы в плуг, пусть бы пахал… А впрочем, и это глупость…
Ульяшин ощутил чужую руку на своем плече. Над ним склонился Макар.
– Павел Андреевич, вы хорошо себя чувствуете?
Возник под рукой стакан воды. Ульяшин с трудом сделал несколько глотков, пролил на подбородок. Старший сыщик с ловкостью опытной медсестры промокнул воду полотенцем. Макар успел открыть окно, и в душной комнате заметно посвежело.
Полуобморочное состояние понемногу отступало.
– Вызвать скорую, Павел Андреевич?
Ульяшин отчаянно запротестовал. Сейчас все пройдет! Не хватало еще пугать Машеньку. Он же не старик, чтобы гонять врачей попусту.
– Это все из-за… случившегося. Сначала картины, потом гибель Адама Брониславовича. Невообразимо. Чудовищно.
Здоровяк незаметно исчез. В комнате с Ульяшиным остался младший сыщик. Придвинул стул к креслу, где полулежал Павел Андреевич. Поправил подушку под его головой. Когда они успели принести подушку?..
Должно быть, от слабости Ульяшин размяк. Купился на заботливый сочувственный взгляд.
– Как вы думаете, кто мог так сильно ненавидеть Адама Брониславовича? – спросил сыщик.
Он хотел ответить, что врагов у Ясинского не было, святой человек, все любили… Но вместо этого выдавил:
– Кто угодно. Он такие схемы мутил…
Спохватился, прикусил язык.
– Ужасно это все, ужасно! – с надрывом пожаловался он. – Вчера Ясинский! А сегодня пришло известие, что убит мой добрый приятель. Учился вместе с Колесниковым, Андрей нас познакомил… Встречались недавно. Вот как так?
– Убит при каких обстоятельствах? – спросил сыщик.
– Ножом. Видимо, ограбление… Возвращался из своей мастерской, и в подворотне… Ох, не могу!
Он прижал ладонь ко лбу.
Действительно, все как-то разом навалилось. Бросить бы все, схватить Машеньку в охапку, смыться в Испанию…
– А фамилия вашего знакомого?
– Что?
– Как зовут вашего знакомого, Павел Андреевич?
Внимательные серые глаза смотрели на Ульяшина, и художнику стало не по себе.
– А, собственно, вам зачем? Да нет, я секрета не делаю… Тарасевич его звали. Петр, Петя.
Выйдя из залы, где лежал и вздыхал бледный Павел Андреевич, Макар нашел Сергея на кухне.
– Я ему чай заварил. – Бабкин помешивал ложечкой в стакане. – Зря он вызывать врачей не хочет. Выглядит больным.
– Забудь про чай. Ульяшин только что упомянул, что вчера был убит его знакомый, некто Тарасевич. Ножом в подворотне.
Бабкин присвистнул.
– Может быть и совпадение, – задумчиво сказал Илюшин. – Но сначала исчезают картины, а затем двое из круга знакомых Ульяшина погибают насильственной смертью. Нам нужно выяснить, что это за человек и встречался ли он с Ясинским.
Глава 12
Петр Филиппович Тарасевич. Пятьдесят два года. Рост – сто шестьдесят пять, вес – восемьдесят четыре. Сидячий образ жизни, лишний вес, близорукость, в прошлом – два инфаркта.
Но убил его нож, перерезавший сонную артерию.
Сергей и Макар сидели в мастерской Тарасевича.
– Крови было много, – сказал Бабкин, читавший предварительное заключение эксперта. – Девять вечера, уже темно, но все-таки брызги должны быть видны на одежде… Выглядит как убийство из мести. Четыре удара. Заколоть человека чисто может только профессиональный убийца или мясник. Да и то всегда есть вероятность, что что-то пойдет не так.
– Значит, ему не было важно чистое убийство, – отозвался Макар.
– Похоже на женскую руку.
Однако в биографии Тарасевича ничего не наводило на версию о ревнивой обезумевшей женщине. Разведен десять лет назад. Бывшая жена находится в Польше, контактов не поддерживают. Живет один. Соседями и участковым характеризуется положительно.
Вечером в понедельник Тарасевич закончил работу в своей мастерской около половины девятого. Мастерская располагалась в старом двухэтажном доме, где все квартиры постепенно переменили владельцев и превратились в конторы. Три полукруглые ступени, узкая дверь, ведущая в тесное помещение с витринами. Здесь Тарасевич и его сменщик принимали клиентов.
В глубине за стойкой – проход в мастерскую и туалет. Место удачное, оживленное. Тарасевича знали, у него был круг постоянной клиентуры. Забегали из ближайшего офисного центра отремонтировать цепочку или вставить выпавший камень в кольцо. Заходили и за серьезными заказами. Сменщик рассказал, что Тарасевич любил работать с изумрудами, досконально знал этот рынок.
Илюшин обошел мастерскую. Верстак, микроскоп, бормашинка, лобзики, кусачки… Газовая горелка. Два рабочих места, по которым нетрудно определить, где трудился сам мастер, а где – помощник.
– Убийца был знаком с его образом жизни, – сказал Сергей. – Он не пришел в мастерскую, хотя Тарасевич оставался здесь один на протяжении нескольких часов. Чего проще: зайти в помещение, запереть дверь изнутри, задушить человека и уйти. Но над входом и внутри стоят камеры, и он об этом, видимо, знал. Или догадался.
– Нетрудно предположить, что у ювелира будет видеонаблюдение.
Тарасевич возвращался по одному и тому же маршруту много лет. Спускался из мастерской, доходил до конца дома и сворачивал в арку, чтобы дворами выйти на трамвайную остановку. Быть может, убийца ждал его в подворотне. Свидетелей не нашлось. На погибшего наткнулся случайный прохожий. Он принял тело, приваленное к темной стене, за мешок со строительным мусором.
У Тарасевича ничего не пропало. Портмоне, ключи, золотой перстень, телефон – все осталось при нем.
– На ладонях нет порезов, – сказал Сергей. – Не похоже, что он сопротивлялся. Если к тебе в подворотне бросается человек и замахивается ножом, ты рефлекторно схватишься за лезвие. Тарасевич подпустил убийцу близко, не ожидал нападения. Интересно, что покажут его телефонные переговоры. Слушай, – помолчав, решился он. – Давай я сам займусь мобильником Тарасевича. Пока там следственная группа возится… А у меня быстро получится.
– Давай, – согласился Илюшин.
Сергей приободрился. Что ни говори, работать по убийству – это не бурмистровских тигров разыскивать.