Бабкин прикинул мысленно: двенадцать часов – значит, после беседы с ними Куприянова рванула сюда.
– Вы ее видели здесь раньше?
– Я только полгода работаю, – с извиняющейся интонацией сказала женщина. – За полгода вроде бы не было. Я эту девушку почему запомнила: она упала. Очень торопилась, выбежала – и споткнулась. Коленку ободрала. Я ей предложила перекись, она руками замахала: некогда, некогда. Фьюить – и исчезла.
– Сколько времени она здесь провела?
– Да минут пятнадцать-двадцать, не больше.
Бабкин поблагодарил ее и вернулся к Макару.
– Куприянова здесь побывала, – негромко сказал он. – Сразу после того, как мы уехали. Пока мы торчали в пробках, доехала на метро за полчаса. Проинструктировала Голубцову и смылась незадолго до нашего визита. Подготовила подругу к расспросам.
– О чем нам это говорит? – риторически вопросил Макар и сам ответил: – Либо нам солгали все, либо только Куприянова, и ей было очень важно перетащить остальных на свою сторону. Убедить их немножко подправить факты в ее пользу.
Бабкин почесал в затылке.
– Есть еще кое-что… – Он попытался сформулировать. – Она умнее, чем кажется. Любая женщина на ее месте позвонила бы приятелям и обсудила с ними все, не выходя из дома. А она не доверилась телефону. Примчалась лично. Это было бы почти непроверяемо, если бы не консьержка. Куприянова молодец, – неохотно признал он.
Макар взъерошил волосы:
– А тебе говорил: никогда не доверяй людям, которые выглядят намного младше паспортного возраста!
– Ты такого не говорил.
– Нет? Ну, значит, подумал…
– Чем можно ее прижать, как считаешь?
– Куприянову я бы вообще пока не трогал. Рано. – Макар сцепил пальцы на затылке и откинулся на спинку скамьи. – Я пытаюсь охватить всю картину произошедшего целиком, но она расползается на фрагменты. Мы не понимаем, что происходит в этой среде. Может быть, перед нами банальный передел собственности? – Он наклонился и бросил убежавший мячик малышу. – Бурмистров считался влиятельной фигурой в союзе. Сначала похитили его картины, затем выкинули из союза его самого с помощью небольшой многоходовки, разыгранной Юханцевой. Ясинский был убит. Похоже, его смерть не была запланированной. Выглядит это, словно Адама хотели хорошенько напугать, но что-то пошло не так. Кто остался? Ульяшин, его правая рука. Человек, который привел Ясинского, поспособствовал в создании союза и мог заменить его на этом месте. Почти так и произошло: его выбрали временным главой. И где теперь Ульяшин? Лежит на больничной койке. Выкинут из игры с помощью все той же многоходовки от Юханцевой. Подведем итог: минус три игрока и зачищенное поле. Меня смущает в этой картине только одна деталь…
– Какая?
– Как ни крути, Имперский союз – не настолько денежное предприятие, чтобы устраивать за него подобные бои.
– Сорок тысяч долларов тебе не деньги? – язвительно спросил Бабкин.
– Это не регулярный доход, а разовая акция. Сегодня продал картины и обманул художника, а завтра – не получилось. Для Ясинского союз – только одна из сфер его деятельности. Приятно журчащий денежный ручеек, вливающийся в пенсию.
– Тогда отчего не допустить, что грохнули его из-за других ручьев и полноводных рек?
– Можно допустить, да, – согласился Макар.
– И ювелир в твою схему не вписывается.
– Но если предположить, что я прав, кто больше всех приобрел в нынешней ситуации?
– Борис Касатый, – сказал Сергей, подумав.
– Похоже на то. Возглавил союз, ни в чем себя не запятнал.
– Пока не возглавил!
– Ну, это дело времени. Раз Ульяшин в больнице, нужна замена. И Касатый – один из тех, кто врал о вечеринке у Ломовцева. Эх, как же не вовремя свалился Ульяшин! Я его почти дожал…
– Надо колоть кого-то из оставшихся четверых, – твердо сказал Сергей.
– Кого именно? Если за этим стоит Касатый, он будет молчать. Взглянуть бы на бухгалтерию союза, – задумчиво протянул Макар. – Но документация изъята следователем, и вряд ли нас к ней подпустят.
– Вряд ли там отражено реальное положение вещей, – поправил Бабкин.
«Многоходовка, разыгранная Юханцевой…» Сергей понял, что царапало его все это время.
– Слушай, а откуда Юханцевой было знать о том, что любовница Ульяшина позирует Бурмистрову? Неужели она общается и с той длинноногой красоткой? Как там ее – Мария?
Илюшин расцепил пальцы и резко сел. Глаза его заблестели.
– Слежка! Серега, вот что это было! Готов спорить на что угодно: Юханцева наняла частного детектива, чтобы следить за Бурмистровым. Она очень быстро выяснила, что они с Ульяшиным делят одну женщину, и отозвала своего сыщика. Ей этого было более чем достаточно. Разыграв эту карту через Анаит, свалила Бурмистрова – и успокоилась!
Бабкин выразился о Юханцевой довольно грубо.
Илюшин пожал плечами:
– Я ее в чем-то понимаю. Не хватает женщине интриг на работе! А где интриговать, где, скажи? Душа просит могущества и славы!
– В компьютерные игры пускай играет, – отрезал Сергей.
– Нет, это не то…
– Между делом подставила наивную девчонку. Не могла Юханцева не знать, что Бурмистров уволит помощницу! Анаит еще повезло, легко отделалась…
– Наивной девчонке не помешало бы поумнеть, – без всякого сочувствия сказал Макар. – И, если зарплату она получает от Бурмистрова, а не от Юханцевой, слушаться его распоряжений, а не ее. Чей хлеб ешь, того и песни поешь, как говорят немцы.
– Циник.
– По счастью, безголосый.
Сергей заметил, что на них начали коситься.
– Торчим тут с тобой, как два педофила на привале, – буркнул он. – Пойдем пройдемся.
– А меня здесь все устраивает. – Илюшин подставил лицо солнцу и сощурился, точно кот. – Значит, Голубцова, Касатый, Ломовцев…
– Голубцова в этой компании единственная, кто ничего не выигрывает ни при каком развитии событий, – сказал Сергей. – Сидит себе, малюет птичек. Противная она тетка, но и только.
Илюшин повернул к нему голову и зажмурил один глаз.
– Сережа, запомни раз и навсегда: количество глупости рано или поздно переходит в качество сволочизма.
– Надавим на нее – она выложит про Куприянову, – стоял на своем Бабкин.
– Вести переговоры с дураками – худшая из бед. Дураки аргументов не принимают, логики не видят, на убеждения не поддаются. И главное, выгоды своей не понимают. Потому что им нечем понимать. У них картина мира оторвана от реальности. А людям со стороны этой картины мира даже не вообразить, вот в чем сложность. Нет, мы сэкономим время и силы и сразу отправимся к Ломовцеву.
– К этому лживому прохиндею? Серьезно?
– Поехали, у меня родилась идея! Только по дороге давай заскочим в канцелярский отдел.
Макар сказал: «Молчи. Серьезно: не говори ни слова. Если я встаю и ухожу, молча иди за мной».
Бабкин пожал плечами: молча так молча. Это его вполне устраивало. Разговаривать в присутствии Ломовцева – то же самое, что плясать перед раздражительным верблюдом: рано или поздно в тебя плюнут.
Когда Ломовцев открыл дверь, Илюшин выдвинулся вперед. Желтый плотный конверт он прижимал локтем.
– Мы вас надолго не задержим, – пообещал он.
– А мне-то чего? Можете и надолго! Особенно если твой малыш футболочку снимет. – Ломовцев развязно подмигнул Сергею.
Бабкин скользнул взглядом над его головой. Илюшин – тот и вовсе вел себя так, словно пришел не к Ломовцеву, а к настоящему хозяину и ждет, когда же тот наконец появится.
– Архаровцы, пить будете? Закусочка имеется! – Ломовцев мизинцем подтянул сползающую резинку драного трико.
Макар был в джинсах, белой футболке и сером пиджаке с голубоватым отливом. На этом фоне ярко-желтый конверт не просто выделялся – он притягивал к себе взгляд. «Как кучка собачьего дерьма посреди зеленого газона», – подумал Сергей.
Тимофея конверт заинтересовал. Он поглядывал на него, но ни о чем не спрашивал.
Илюшин сел на табурет, конверт пристроил на коленях.
– У меня предложение…
– Сразу согласен! – Ломовцев широко зевнул и поскреб голое пузо. – Твой дружок будет у нас свидетелем!
– Вы говорите мне, во сколько отсюда ушла Майя Куприянова в воскресенье, и этот конверт не попадает к Ульяшину. Или вы начинаете валять дурака – и я отнесу его прямиком в больницу. Ульяшину передадут его, когда он придет в себя.
Лохматые брови Тимофея полезли вверх.
– Э-э-э… А показать не хочешь, что в конвертике?
– Фотографии, – равнодушно сказал Макар. – И вы отлично знаете какие.
– Да ты не мельтеши, ты предъявляй!
– Это неинтересно, – сказал Макар и вздернул верхнюю губу. То ли улыбка, то ли хищный оскал – поди разбери. Он больше не напоминал того милого паренька, который, как внимательный ученик, в прошлый раз слушал то, что втюхивал ему Ломовцев.
Тимофей уловил эту метаморфозу. В глазах мелькнуло беспокойство.
– Чего тебе неинтересно?
– С фотографиями. Так сразу все ясно. Все карты на столе, играть не о чем.
– А у нас с тобой покер или преферанс?
– Права полюбоваться на свои фото и все взвесить вы не заслужили. Так что решение будете принимать, исходя из этого. – Макар легонько похлопал по конверту. – И поскольку вы мне надоели до чертиков, у вас десять секунд.
– Что-то тебя, малой, заносит…
– Девять.
– Че мазуришь ты на понт, я не товарка, и пугаешь, падла, бабу Колымой, – пропел Ломовцев.
– Семь.
– Восьмерку пропустил. Эх, совсем ты еще беззубый.
– Шесть.
– А чего дружок-то твой молчит?
– Пять, четыре, три, два, один, – быстро досчитал Илюшин и поднялся. По губам пробежала нехорошая ухмылка. – Мои наилучшие пожелания, Тимофей. Советую начинать подыскивать новый зоопарк. В нынешнем вас сожрут. И скажите спасибо Юханцевой, которая собирала компромат на всех вас, а не только на Бурмистрова.
Он, не задерживаясь, прошел в коридор. Бабкин проследовал за ним.
Полчаса назад он сам завез Илюшина в книжный магазин. На его глазах Макар выбрал и оплатил конверт. На его глазах положил внутрь небольшой календарь.