Найдет ли она его снова? Увидит ли еще хоть раз? Хотя он и обещал, но…
Маргарет прикусила задрожавшие губы. Воспоминания обо всем, начиная с похищения, сейчас подернулись мраком, из которого, как вспышки пламени, проступали омерзительные картины. Они тревожили ее даже во сне, но вчера она слишком устала, чтобы просыпаться от кошмаров, и только глубже впадала в забытье. Теперь эти кошмары опять окружали девушку, и реальный мир отдалялся, растворяясь в мучительных воспоминаниях, пока кто-то не положил руку ей на плечо и не шепнул:
— Маргарет…
Она взвилась с кровати. Рядом стоял Энджел — все еще слишком исхудавший и бледный для здорового, и Маргарет замерла на месте, страшась к нему притронуться. Вдруг ему все еще худо? Энджел с улыбкой протянул ей руку. Девушка недоверчиво коснулась гладкой кожи там, где еще вчера были раны.
— Не бойтесь, — сказал наставник. — Мне не больно.
Маргарет бережно взяла его руку и прижалась губами к ладони. Энджел вздрогнул, попытался высвободиться, но как же она могла его отпустить? Пульс на запястье учащенно забился под ее пальцами; его ладонь была сухой, теплой, целой… но вдруг все сейчас исчезнет, вдруг он обманывает, чтобы успокоить ее, и там на самом деле только багровые воспаленные рубцы?!
— Я вам объясню, позже, — шепнул Энджел, погладил девушку по щеке и хотел обнять, но Маргарет испуганно отпрянула, при этом накрепко вцепившись в его руку. Ему же будет больно! Наставник мягко высвободился из ее хватки и расстегнул рубашку.
В волосах у него на груди остались полосы гладкой кожи там, где были ожоги. Маргарет коротко, с облегчением вздохнула. Энджел, помедлив, взял ее руку и прижал к своей груди. Девушка ощутила под ладонью стук его сердца, и к глазам вдруг подступили слезы. Остаться здесь — значит больше никогда его не увидеть!..
— Ну же, не надо, Маргарет, — ласково сказал он. — Уже все в порядке. А вы…
Она прильнула к Энджелу и крепко обвила его руками. Он оказался теплый, как большой кот, его собственный еле уловимый запах смешивался с ароматом туалетной воды, и он все еще был такой худой, что ребра проступали под кожей. Маргарет коснулась губами полоски кожи на его груди, и он как-то странно, прерывисто вздохнул. Девушка тут же встревоженно отстранилась, чтобы посмотреть в лицо наставнику. Она едва успела заметить, как изменился за миг его взгляд — нежный, пронизывающий насквозь, алчный, — и губы Энджела горячо прижались к ее губам.
Он сдавил ее в объятиях, как в тисках, и его поцелуи не имели ничего общего с теми, что Маргарет позволяла некоторым своим поклонникам… когда-то очень давно. Жгучие, долгие, больше похожие на непристойные ласки — никто из этих сопливых щенков не целовал ее так безумно и жадно, и никому она не отвечала тем же так, что губы горели. Энджел сжал в кулаке ее волосы, не давая отстраниться и вздохнуть, и она вцепилась в него, когда голова закружилась. Коснуться — скорее! — его лица, и шеи, и груди, — убедиться наконец, что он невредимый, живой, настоящий, рядом, запустить пальцы в густые волнистые волосы, целовать нежные белые веки, ресницы и острые скулы. Ее бросило в жар от горячего тепла, исходящего от его тела…
…и они как-то оказались на кровати. Так сладко ощутить тяжесть его тела, когда он вдавил ее в постель, так безопасно очутиться в тесноте между одеялом и Энджелом! Жаль, у нее не шесть рук, как у мазандранской богини. Вот уж тогда бы она его обняла!
Энджел целовал ее так жадно, словно боялся, что она исчезнет. Вдруг его губы горячо прильнули к ее груди, потому что рубашка почему-то расстегнулась, а его рука прошлась по бедру Маргарет под юбкой и крепко сжала. Девушка от неожиданности дернулась всем телом и слабо вскрикнула.
Энджел замер. Он несколько секунд прижимался к ней, его дыхание жарко щекотало шею и грудь, волосы — щеку Маргарет, а потом пробормотал:
— Нет, хватит, еще рано, — и соскользнул на постель.
Мисс Шеридан осторожно перевела дух и стала застегивать пуговки, понемногу заливаясь краской от корней волос до самой шеи. Тем более что Энджел все еще смотрел на нее из-под полуприкрытых век и даже не думал привести в порядок свою одежду! Как это вообще получилось… Маргарет украдкой дотронулась до припухших губ, поразмыслила и улеглась рядом с Редферном, положив голову ему на плечо. Энджел поцеловал девушку в макушку.
— Еще рано? — спросила она и взъерошила пальцем темные завитки на его груди. Интересно, он так и останется в полосочку?
— Да. Не дразните меня. — Он прижал ее руку.
— Вам неприятно?
— Приятно. Вот потому и не надо.
— Почему?
— О! — Энджел вложил в один звук столь много, что Маргарет не утерпела, подняла голову и грозно спросила:
— Что вы от меня скрываете? Вы на что-то намекаете, но я никак не пойму на что!
Наставник воззрился на нее сначала удивленно, потом недоверчиво и, наконец, ошеломленно.
— То есть как вы не понимаете? Разве вы не понимали, что с вами хотели сделать матросы Ройзмана?
— Что-то омерзительное, — тихо сказала Маргарет. — Но при чем тут они? Вы же не станете делать то же самое?
— О боже, — пробормотал Энджел и отодвинулся.
— Вы не хотите меня трогать, потому что эти люди меня трогали? — дрогнувшим голосом спросила девушка. — Вам противно?
— Конечно, нет! Как вам пришла в голову такая дичь?!
— Тогда почему вы сердитесь?
Он молча посмотрел на Маргарет, притянул к себе и обнял.
— Никогда, — пробормотал он, — никогда больше не повторяйте такой ереси.
…ей никогда не было так уютно и спокойно, как сейчас, когда они лежали, прижавшись друг к другу, и она чувствовала ровное глубокое дыхание Энджела, его особый запах, стук его сердца. Она и не знала, что у мужчины может быть такая приятная на ощупь кожа… Маргарет поглаживала носочком туфельки его ногу. Ни один ее ухажер не мог с ним сравниться.
— Давайте пока оставим это, — проговорил хрипло Энджел. — Вам нужно время, чтобы все забылось. А потом…
— Потом? — подтолкнула его Маргарет.
— Потом я дам вам книжку.
— Какую?
— Анатомический атлас.
— Зачем? — после секунды изумленного молчания поинтересовалась девушка.
— Затем, чтобы вы изучили неочевидные под одеждой отличия мужчин и женщин.
— Почему вы сами не можете мне этого объяснить?
— А как вы себе это представляете? — осведомился Энджел с каким-то странным выражением на лице.
— Тогда покажите.
Он прикрыл глаза ладонью и пробормотал:
— Как? Как вы смогли дожить до такого возраста и… в годы моей юности даже запертые в монастыре двенадцатилетние девицы — и то ухитрялись узнать!
— Узнать что? Ну Энджел! — Маргарет нетерпеливо его затормошила.
Он некоторое время молчал, видимо, собираясь с мыслями, вздохнул и проворчал:
— Почему этим вообще не озаботилась ваша мать? Она что, решила отложить это до вашей свадьбы?
— При чем здесь моя свадьба?
Энджел вперился в нее пронизывающим взором и медленно произнес:
— Маргарет, как вы представляете себе первую брачную ночь?
— Я не понимаю, о чем вы говорите, — пожаловалась девушка, вконец запутавшись. — Какое отношение чья-то брачная ночь имеет к вашим объяснениям? Почему вы не можете мне просто показать?
— Если я вам покажу, то ваша девственность необратимо пострадает.
— Почему?
— Господи, до чего я дожил… — с тоской пробормотал Энджел.
Маргарет возмущенно засопела. Наставник скрывал от нее что-то важное, а туманные намеки она терпеть не могла с детства. Но если Энджел не хочет рассказать, из него клещами ответа не вытащишь, поэтому девушка не стала настаивать на немедленном срыве покровов.
— Как вы сюда попали?
— Ваш родители снова поставили зеркало в гардеробной. Наверное, надеялись, что вы вернетесь или Лонгсдейл найдет способ вас выследить. — Редферн сел и стал застегивать рубашку. — Куда вы хотите — в замок или в Авентин?
Маргарет притихла. Он выжидательно смотрел на нее.
— Я должна сказать маме и папе.
Энджел нахмурился, отвел взгляд и опустил голову.
— Я был неправ, когда запретил вам встречаться с ними, — наконец сказал он. — И был неправ, когда вынудил вас оставить дом.
— Вы меня не вынуждали.
— И к чему это привело? Я едва смог вас защитить, и если вы намерены остаться, то не надо заставлять себя… — Его тон становился все более раздраженным, и Маргарет мягко сказала:
— Я себя не заставляю. И тогда не заставляла, и сейчас.
— Я не хотел… и сейчас не хочу, чтобы вы виделись с ними. Но…
— Почему не хотите? — спросила Маргарет. Наверное, Энджел опасался, что ее семья причинит ей вред, но колоть его тем, что не все семьи такие же, как его собственная, было неправильно. Особенно сейчас.
— Вы сможете встречаться с ними так часто, как захотите. Впрочем, если вы решите остаться здесь, то я… — Энджел сжал губы, но потом все-таки с усилием выдавил: — Мы придумаем что-нибудь с вашим обучением, если… если вы хотите продолжить.
Это далось ему нелегко, и он угрюмо замолчал. Маргарет знала, как тяжело ему признавать свою неправоту и уступать другим. Она взяла наставника за руку и шепнула:
— Я скоро вернусь. Дождитесь меня.
Этим утром последние матросы с «Кайзерштерн» отправились восвояси. Дело можно было считать закрытым. Натана такой результат, понятно, не устраивал, однако поделать с этим комиссар ничего не мог. Почти весь департмент до сих пор разгребал последствия городского бунта, которые вызывали ностальгию по революционным временам и декрету «пуля на месте» за уголовные преступления. Кроме того, даже если Бреннон и не оказался бы занят с утра до ночи, то он все равно не мог придумать, что делать с Ройзманом. Не находилось не то что способа привлечь гада к суду, но даже способа доставить его в этот самый суд.
— Сэр, к вам миссис Шеридан, — доложил дежурный, и Бреннон обреченно кивнул. Все равно сестра до него доберется. Ей наверняка есть что сказать, хотя комиссар предпочел бы, чтобы она оглашала свое мнение где-нибудь в другом месте.