Эд, ее малыш. Она говорит об Эде. Какие каникулы? Школьные каникулы. Что-то про билет на самолет. Билет на самолет для Эда. Чтобы он приехал домой. Неужто уже прошел День благодарения? О, она опять всех подвела. Как она могла так сглупить? Но Эд был жесток с ней. Да. Только это не его вина. Он ее дитя, а она подвела его. Все из-за того, что он увидел. Мертвую девушку. Нет, неверно. Мертвая девушка случилась позже. Она хотела свои таблетки. Почему Стерва не даст еще таблеток?
— Билл устраивает вечеринку. — Эйвери сидел на полу в своем кабинете, перед ним лежали снимки из портфолио молодых актрис. — Вечеринку для очень важных людей. Ты же знаешь, что Билл считает тебя очень красивой. Так вот, он интересуется, не хочешь ли ты украсить его вечеринку. Он заплатит.
— О чем ты? Что это значит, Эйвери? — Хелену трясло как от озноба.
— Нет, нет, нет. Ничего такого. — Увидев выражение ее лица, Эйвери встал и обнял ее за плечи. — Он хочет, чтобы ты побыла там, выпила бокал шампанского, поговорила с людьми. Разве ты не знаешь, как ты хороша? Разве не понимаешь, что люди готовы платить, чтобы посмотреть на тебя?
— Я не верю.
Эйвери рассмеялся:
— Ты не понимаешь Голливуд, солнышко. Но это мне в тебе и нравится. Почти пятнадцать лет прошло, а ты все еще чиста и невинна. — Он прижался губами к ее рту.
— Мама?
Хелена повернулась и увидела в дверях сына. Его фигура почти полностью закрывала низкий проем. Когда он успел так вырасти?
Эйвери оттолкнул Хелену и обвиняюще посмотрел на нее:
— Почему он все время следит за нами? Почему караулит за дверью?
— Эйвери.
— Эд, то, что происходит между мужчиной и женщиной, двумя любящими, это их личное дело. Они свободны. Ты это понимаешь? Ты не имеешь права пялиться, точно какой-то извращенец.
— Эйвери, — неожиданно резко повторила Хелена, — не нужно. — Она снова повернулась к Эду: — Прости, дорогой, я не успела спросить. Эйвери, Эд попросил меня узнать у тебя, не может ли он помочь в твоей работе. Ему почти тринадцать, и он хочет помочь. Он знает, как упорно ты трудишься.
— Я не извращенец, — сказал Эд. — Я занимаюсь исследованием, как ты.
Эйвери пристально посмотрел на Эда. Затем медленно кивнул, точно что-то решил:
— Ладно. Ты становишься мужчиной, я понимаю. Мужчина имеет право работать, быть свободным и творить. Я верю в это.
У Хелены возникло неприятное ощущение в животе.
— Эйвери, я не хочу, чтобы ты показывал ему сам-знаешь-какие фотографии. Пожалуйста. И, Эд, ты по-прежнему должен делать уроки. Я не хочу, чтобы ты сидел дни напролет взаперти в темной комнате.
— Нет, мышка. Раз Эд — мужчина, то я и буду обращаться с ним как с мужчиной. Он созревает.
Эд смотрел на отца, но Хелена не могла понять выражение его лица. Возможно, это была ужасная идея, подумала она, глядя то на этих двоих, то на пожелтевшие афиши и горы ветхого тряпья.
Она не желала, чтобы ее сын видел эти отвратительные фотографии с места преступления, И в то же время она обрадовалась бы, проводи он больше времени с отцом. Они никогда не были близки, Эйвери всегда обращался с сыном как с неким раздражающим довеском к жене. Она отвезет Эда на лето в Тайгер-хаус, подальше отсюда, подальше от Эйвери, пусть играет в теннис и носится по округе с Дейзи — и все тогда наладится.
— А теперь, сын, я бы хотел поговорить с твоей матерью наедине, — сказал Эйвери. — И не думай, что я не узнаю, если ты будешь подслушивать.
Эд исчез, Эйвери выждал, чтобы убедиться, что сын действительно ушел, и повернулся к Хелене:
— Так ты пойдешь на вечеринку к Биллу?
— Да. Если только не будет ничего… не знаю. Ничего странного.
— Если мужчины, желающие посмотреть на прекрасную мышку, кажутся тебе странными, то…
— Эйвери…
— Послушай. Я хотел еще кое о чем с тобой поговорить. Доктор Хофманн звонил. Сказал, что ты не возобновила ни один из своих рецептов. Он встревожен, я тоже.
— Просто от лекарств я становлюсь такой усталой. И Эд уже не маленький. Я не могу отправить его играть или оставить одного. Я могу понадобиться ему. А от таблеток у меня голова не работает как надо.
— Эд уже мужчина, любовь моя. О чем мы только что говорили? Нам обоим ты нужна отдохнувшей и здоровой. Я позабочусь об Эде.
— Милый, я правда больше не хочу их принимать. Не думаю, что мне нужны таблетки. Помнишь, когда я была беременная и потом? Я их не принимала и хорошо себя чувствовала.
— Ты вправе делать все, что пожелаешь, Хелена. И ты всегда это знала. Только пообещай, что хорошенько подготовишься к вечеринке. Если ты не отдохнешь, это скажется на твоем личике и Билл расстроится. Просто подумай об этом.
Хелена кивнула. Может, она примет одну таблетку, но только ради вечеринки. А после навсегда забудет про них. К тому же теперь она от них не засыпала, только если не принимала сразу помногу. Но тогда ей становилось нехорошо. Она давно уже понимала, что это плохо, но почему-то это не имело значения. А теперь у нее тряслись руки и сердце колотилось так, что ей становилось страшно. Подчас она не могла вспомнить какие-то вещи. Она определенно не станет принимать таблетки в Тайгер-хаусе. Она знала, что Ник не одобрит, а если они будут жить под одной крышей, скрывать у нее не получится. И когда ей сделается нехорошо, она выпьет виски — как поступают все остальные.
— Так, так, — произнес Билл Фокс позже тем же вечером, открывая тяжелую резную дверь виллы. — Я так и подумал, что это ты. Поэтому сказал себе: почему бы не открыть дверь самолично, чтобы поприветствовать нашу Джейн Рассел? Персональное приветствие, а, милочка?
— Здравствуй, Билл.
Хелена ненавидела Продюсера. Он вечно что-то сулил Эйвери, а потом отказывался от своих слов. Но демерол должен был настроить ее более дружелюбно.
— Очаровательное платье. Облегает в нужных местах, а таких мест, надо сказать, немало. — Он ухмыльнулся. — Проходи.
На Хелене было приталенное платье из блестящей ткани цвета морской волны, которое она сшила по выкройке из альбома, присланного Ник на Рождество. Каблуки цокали по батчелдерской[37] плитке, когда она шла за Биллом по сводчатому холлу на террасу.
Официанты в белых фраках подавали шампанское в фужерах на серебряных подносах — нескольким актрисам, которых Хелена видела прежде с Биллом, и группе пожилых мужчин, которые, как она предполагала, занимали какие-то должности в индустрии.
Красное солнце садилось за холмы, Хелена прислонилась к кованым перилам и вдохнула вечерний воздух. Здесь, на вилле, было по-другому. Больше света, воздуха. Она казалась такой далекой от тесного гостевого домика с задернутыми шторами, хотя их разделял всего лишь холм. Хелена ощущала ароматы сада — калифорнийских яблок, кислых и сладких лимонов, валенсийских и красных апельсинов.
— Выпей бокал шампанского, милочка, — предложил Билл Фокс, помахав официанту. — И проследил за взглядом Хелены. — Красиво здесь, да? Моя первая жена любила фруктовые деревья.
— В самом деле?
— Да. — Билл Фокс придвинулся ближе, его рука подрагивала у нее на бедре. — Ты тоже любишь фруктовые деревья?
Хелена вспомнила, как однажды ночью они с Эйвери, будучи пьяными, пробрались в сад и украли немного фруктов. Всего-то пару яблок, да и те были неспелые. Но она помнила, как ей тогда хотелось, чтобы с ней была Ник. Такая эскапада ей бы наверняка понравилась.
— Да, они мне нравятся.
Хелена отодвинулась на пару дюймов.
— Так, так. Ты ведь не стесняешься, нет, дорогуша?
— Билл, с чего бы мне стесняться? Мы знаем друг друга уже много лет.
— Это верно. Мы как одна семья. Ты, я и Эйвери. И не будем забывать про нашу дорогую, усопшую Руби. Она тоже часть семьи.
Хелена заметила, что одна из молоденьких актрис, не то Викки, не то Кикки, уставилась на них.
— Это твоя подружка? — подтолкнула она Билла Фокса локтем.
Продюсер оглянулся.
— Моя подружка? О, думаю, староват я уже для подружек. Мне за ними не угнаться. К тому же нынешние девушки все костлявее и костлявее. А мне больше нравятся такие, ну, такие, как ты, дорогуша. Округлые, мягкие.
Хелена взяла еще один бокал шампанского.
— Прошу прощения, — сказала она. — Мне нужно попудрить носик.
В ванной она запила еще одну таблетку водой из стакана, поставленного для гостей. Ей хотелось, чтобы Эйвери был с ней. За все эти годы она лишь несколько раз была в доме Билла Фокса, и всегда с мужем. Она гадала, сколько же Билл Фокс заплатил ему. Она надеялась, что много. Ей не верилось, что он просто пожелал видеть ее у себя. Он всегда любил распускать руки, но к ней приставал не больше, чем к другим. К тому же теперь он уже совсем старик. Он показался ей стариком из-за седых волос, когда она впервые увидела его у «Сиро», а теперь у него старческие пятна на щеках и руки как у дряхлой карги. Она дрожала. Ей всего-то нужно быть хорошенькой и милой, а потом она отправится домой, спать.
Позже Хелена обнаружила, что осталась одна с Биллом Фоксом на террасе. Все уже ушли, а она почему-то даже не заметила. Она болтала с одной из актрис, которая жаловалась на постельный кастинг. Похоже, ту расстраивал не секс, а то, что после этого ее никогда не приглашают на ужин. Хелена кивала и пила, и снова пила. Затем девушка исчезла и на террасе остались только они с Биллом Фоксом. Она знала, чего хочет Продюсер. Она знала весь вечер. Для этого не надо быть гением. Он стоял, прислонившись к раме французского окна, и улыбался ей.
По дороге к гостевому домику Хелена споткнулась на ступеньке и подвернула лодыжку. Билл Фокс поддержал ее за локоть.
— Осторожнее, дорогуша, — прошептал он.
— Почему мы идем к моему дому? — Она не могла вспомнить.
— Там тебе будет удобнее.
— Эйвери, — сказала она.
— Он ушел, дорогуша. Он работает, ты же помнишь?
Она не помнила.
В спальне он потребовал включить свет.