— Я хочу на тебя посмотреть. Хочу видеть, за что плачу. Мне не приходилось платить с шестнадцати лет. — Он хмыкнул.
Хелена тоже засмеялась, хотя и понимала, что шутка не для нее.
Хрипя, Продюсер двигался на ней. Он задыхался. Он был стар. Хелена едва сдерживала смех: этому старику требуется сиделка, а не кувыркания в стогу. Но она понимала, что он рассердится и они не получат денег. Поэтому позволила ему хрипеть дальше, а сама смотрела в потолок.
— Ты настоящая шлюха, — прокашлял он ей в ухо. — Я всегда это знал.
Она чувствовала, что он близок к финалу.
— Мама?
Хелена окаменела. Хрипы Продюсера, свет, постель, вся перекрученная, как вода в сливающемся бассейне. Нет, это невозможно.
— Мама?
Эд. Как она могла забыть про сына? Она оттолкнула Продюсера так сильно, что он упал с кровати и зашелся в судорожном кашле. Села на кровати, прикрыв груди рукой.
Эд стоял в дверях, одетый в пижаму. Странно, как ей могло показаться, что он высокий. Он всего лишь маленький мальчик, вот только глаза у него безжизненные, пустые. И смотрит на нее скорее с любопытством, чем со страхом или злостью.
— Эд, — произнесла она, но обнаружила, что не знает, что сказать.
Эд смотрел на Продюсера, выглядывавшего из-за кровати. Одежда его лежала слишком далеко, и добраться до нее он мог, лишь явив себя во всей красе.
— Сынок… — начал он.
— Я не ваш сын, — сухо ответил Эд. — Вас не должно быть здесь. Моей матери нездоровится.
— Я просто…
Продюсер, похоже, растерялся.
Эд не двигался с места. Он все стоял и стоял. Наконец старик прыгнул вперед, схватил одежду и выскочил из комнаты. Хелена непременно посмеялась бы над тем, как он спасовал перед маленьким мальчиком, если бы только ее сердце не было разбито.
— Эд, родной, — заговорила она, когда Продюсер исчез. Она закуталась в простыню. Вот бы протянуть ему руку, точно предложение мира, но жест, даже сама его идея, — истинный гротеск. — Милый, твой отец. Он так упорно трудится много лет…
Она не могла объяснить это сыну.
— Я понимаю, — сказал Эд. — Исследование.
И с этим он оставил ее одну в залитой светом комнате.
Хелена проснулась от звуков радио.
Во вторник днем автобус с группой молодых борцов за гражданские права, направлявшийся в Бирмингем, штат Алабама, подвергся нападению близ Эннистона.
Ее нервы были точно из стекла, голова пульсировала. Но тошнота исчезла, и она обнаружила, что может сидеть, не испытывая при этом головокружения. Она дотянулась до кувшина и налила воды. Вода оказалась сладкой, с лимонным привкусом, она проглотила ее залпом и налила еще.
— Хелена?
В дверях стояла Ник.
— Как ты себя чувствуешь, милая?
— Голова болит.
— О, родная, ты снова с нами. В стране живых. — Ник пересекла комнату и присела на край кровати. — Ты столько дней вообще не разговаривала. Я уже и не знала, услышим ли мы когда-нибудь снова твой голос.
Ник попыталась взять Хелену за руку, но та отдернула ее.
— В чем дело?
— Мне надо увидеть Эйвери.
— Ясно. — Ник опустила глаза, теребя уголок простыни. — Милая, не думаю, что Эйвери придет.
— Другими словами, ты его не пустишь. Он хотя бы знает, где я?
— Нет, не думаю, что знает. — На лице Ник была маска жалости.
— Не смотри на меня так. Мне не нужна твоя жалость, мне нужно поговорить с мужем.
— Родная, мы едем домой. Тебе нездоровилось. Необходимо тебя подлечить, мы хотим, чтобы ты была с нами, Хьюз и я. Я скучала по тебе и хочу, чтобы ты была рядом.
Хелена рассмеялась, мелкая горячая дрожь прошла по ее легким.
— Ты скучала по мне?
— Да, Хелена, я скучала по тебе. Я хочу…
— Ты хочешь, ты хочешь. — Кожа Хелены снова начала зудеть, так и разодрала бы ее ногтями. — А как насчет того, что хочу я?
— Хелена, бога ради. Будь благоразумной, дорогая. Неужели ты в самом деле думаешь, что лучше вернуться в тот ужасный дом и сидеть там в одиночестве?
— Я не одинока. Я замужем, если ты вдруг забыла.
Хелена увидела, как потемнели глаза Ник.
— Я-то не забыла, — холодно сказала Ник. — А вот твой муж, похоже, забыл.
— Не говори так. — Хелена почувствовала, что силы вот-вот ее оставят. — Я знаю, что он не идеален, в отличие от твоего святого супруга. Но мне нужно поговорить с ним.
— Нет, — медленно ответила Ник. — Нет, прости, дорогая, но я не могу этого допустить. Не сейчас, по крайней мере.
— Ты не имеешь права держать меня взаперти. Не имеешь права разлучать меня с Эйвери.
— Я не держу взаперти. Я пытаюсь защитить тебя, и мне плевать, что ты скажешь.
— Конечно, плевать. Эйвери был прав насчет тебя. На меня тебе плевать. Я твоя тень, на фоне которой ты лучше выглядишь, я получаю твои объедки, когда ты насытишься. У меня не может быть ничего своего, это тебя убивает, верно?
— Как ты можешь говорить такое? — Хелена видела, что у Ник блестят глаза. — Я люблю тебя. Разве ты этого не понимаешь?
— Ну а я тебя не люблю. Уже нет.
— Тебе нездоровится, милая. — Ник встала и направилась к двери. — Ты не понимаешь, что говоришь.
Хелена услышала, как Ник плачет в соседней комнате. И, хотя от этого ей стало немного больно, она была рада.
1967: августII
После выходки с соседским псом Хелена попыталась разобраться с диким гнездом на голове, но потерпела неудачу. Тогда она устроилась в шезлонге у себя в комнате и заснула; очнулась она от стука в дверь. Солнце уже спускалось к воде, она слышала жужжание жуков за окном на лужайке. Знойное лето выжгло траву до бурой желтизны.
— Хелена, — услышала она тихий голос Ник. — Могу я войти, дорогая?
Хелена вздохнула.
Ник, разумеется, не стала дожидаться ответа, толкнула дверь и просунула голову:
— Я не хочу ссориться. Только не в твой день рождения.
Хелена молча смотрела на нее. Она уже столь многого не могла сказать Ник, что не могла сказать ей вообще ничего. Даже если речь о простой любезности или мелких уступках.
— Мы не ссоримся, — произнесла она, чувствуя усталость.
— У меня кое-что для тебя есть. Предложение мира и подарок. Могу я войти?
— Разумеется, ты можешь войти. Это же твой дом.
Ник сделала вид, что не услышала последней реплики. Под мышкой она держала коричневый сверток. Положила на столик возле шезлонга маленькую белую таблетку:
— Я нашла аспирин.
Она глядела на Хелену так, будто ожидала, что та запрыгает от восторга.
— Спасибо. — Пальцы Хелены вцепились в книгу, лежащую на коленях.
— И я хотела вручить тебе подарок ко дню рождения. До ужина.
Ник положила сверток рядом с шезлонгом.
Хелена ждала, надеясь, что кузина уйдет и не заставит ее открывать подарок и изображать благодарность.
— Нy же, милая, открой его. Мне кажется, я угадала. — Ник улыбнулась одной из своих торжествующих улыбок.
Хелена обнаружила, что невольно улыбается в ответ. Она взяла сверток, разорвала бумагу, и на волю выплеснулась ткань: нежно-голубой муслин, расшитый золотыми тиграми. Это было платье, по колено длиной, приталенное, с юбкой колокольчиком.
— Я использовала одну из твоих старых выкроек, только немного подправила ее и переделала его для тебя. Что думаешь?
Хелена осторожно погладила ткань. Она была прекрасна.
— Тебе нравится?
— Конечно.
— О, я знала, что тебе понравится. Хьюз беспокоился, что тебе может быть неприятно, что прежде это было мое платье. Но я сказала ему, что дедушка привез ткань для нас обеих, а я поступила эгоистично, забрав ее себе. Я знаю, это было эгоистично, милая. Прости. — Ник сжала руки.
— Ты говорила, что хочешь сшить из нее подушки, — осторожно, стараясь, чтобы тон не вышел укоризненным, сказала Хелена.
— О, я знаю. Знаю, а сшила платье. Ну, я сказала, что сожалею об этом, это правда. — Ник уставилась на потолок, Хелена заметила, что она еле сдерживается, и улыбнулась про себя. — В любом случае, дорогая, я просто счастлива, что тебе понравилось.
Хелена положила платье на колени и снова погладила материю.
— Что ж, — наконец сказала Ник, не дождавшись ответа, — пожалуй, я тебя оставлю. Пора заняться праздничным ужином. — Она направилась к двери, обернулась: — Да, совсем забыла. Прости, дорогая, но, похоже, твой пирог украли, представляешь? Должно быть, кто-то из соседских мальчишек. Мы искали везде, но он точно испарился. Такая странная история. Прости, я ведь знаю, как ты любишь ангельский пирог.
— Невероятно, — сказала Хелена.
— Мне очень нравится эта комната, — сказала Ник. — Всегда ее любила, особенно этих птиц. — И она осторожно закрыла за собой дверь.
Хелена откинулась в шезлонге. Боже, как же она ненавидит ее. Но хуже всего то, что ей ее не хватает. Она очаровательная, забавная и ужасная в одно и то же время. Хелена с радостью простила бы кузину, но просто не могла. Ник зашла слишком далеко. Хелена хотела в жизни лишь одного, а Ник это единственное уничтожила.
— Почему вы считаете, что она сильнее вас?
— Я так не считаю.
— Но если она не сильнее вас, то как она смогла лишить вас мужа?
— Она из тех людей, что всегда получают то, чего хотят. Она решила, что я совершила ошибку.
— Что это за люди, которые получают то, чего хотят? Почему вы считаете, что вы не из их числа?
— Потому что я не дура, доктор Кролл. Я знаю, каков этот мир.
— И каков этот мир, миссис Льюис?
— Этот мир жесток к невинным.
— А вы невинны?
— Я была такой, да. Я это знаю.
Хелена слышала их внизу. Похоже, приехал Тайлер. Его голос, затем смех Дейзи. Особый смех — так девушки смеются, когда любимый говорит им что-то приятное о них самих.
Хелена надела корсет и посмотрела на платье, лежащее на кровати. Разумеется, для Ник в порядке вещей отдать ей то, что она сама носила, что-то использованное. Она подумывала отправить платье в мусорную корзину. Но тогда они засуетятся, решат, что у нее рецидив. Поэтому лучше просто повесить платье в глубь шкафа, и пусть висит там до второго пришествия.