— Вы заставляете меня краснеть, Долли, — сказал Гарри Бэнкс, улыбаясь хозяйке вечера.
— Цыц, — ответила Долли. — Ты никого не одурачишь, Гарри. Сомневаюсь, что тебя хоть что-то может заставить покраснеть.
Хьюз сдержал улыбку, а Ник рассмеялась.
— О боже, и вам приходится с этим мириться весь уик-энд, мистер Бэнкс?
— Просто Гарри. — Архитектор улыбнулся Ник, и Хьюз заметил, как он рассматривает его жену: ее желтое платье без бретелек, округлости груди, слегка выглядывающие из пенной ткани. — У Долли прекрасно получается ставить меня на место. Просто наслаждение наблюдать за ее работой.
— Выкрутился, Гарри, — сказала Долли. — А теперь, кто что будет пить?
Хьюз заказал джин-тоник для себя и водку-мартини для Ник, невольно вспомнив ледяной термос, что она принесла в лодочный сарай. Он не знал, что пытается предложить — своего рода извинение или намек на близость; он посмотрел на жену — поняла ли она его. Губы ее дрогнули в легкой, почти неуловимой улыбке. Он все еще смотрел на нее, когда она перевела взгляд за его плечо, и Хьюз увидел, как напряглось ее лицо.
Хьюз обернулся. Через главный зал под руку с женой шел Фрэнк Уилкокс. Рот Этты Уилкокс был сжат в тонкую, жесткую линию. Ее муж, напротив, выглядел так, будто играл роль самого себя, — широченная улыбка и бодрые взгляды, не направленные ни на кого конкретно.
За столиком замолчали. Хьюз понял, что все смотрят на приближающуюся пару. Все, кроме Гарри Бэнкса, у которого было лицо человека, не понявшего шутку.
Хьюз почувствовал руку на своем плече.
— Приветствую, Хьюз, Рори.
Хьюз попытался улыбнуться:
— Фрэнк.
— Дамы, — произнес Фрэнк Уилкокс, улыбка его стала еще шире.
Ник молча глядела на него.
— Здравствуй, Этта.
— Здравствуй. — Голос у Этты был скрипучим, точно она им давно не пользовалась.
Никто не потрудился представить Гарри Бэнкса. Фрэнк постоял в нарастающей тишине и наконец, кивнув, направился к своему столику, точно это было самой естественной вещью на свете. Хьюз видел, как он наклонился и прошептал что-то на ухо Этте, но ее лицо осталось непроницаемым.
Хьюз уткнулся в меню.
— Камбала, кажется, здесь недурна.
— Ладно, ладно… — начала Долли.
— Долли, не нужно, — оборвал ее Рори. И продолжил: — Я вот почему-то никогда особо не любил камбалу.
Гарри Бэнкс обвел взглядом присутствующих, неуверенно улыбнулся:
— Кажется, я упустил что-то ужасно увлекательное.
— Вовсе нет, — ответил Хьюз.
— О господи, какие вы ханжи. — Долли повернулась к Гарри: — Их горничную недавно нашли убитой. Это всех здесь немного взбаламутило, как вы понимаете.
— Долли. — В голосе ее супруга звучало предупреждение.
— Ох, ну ладно. Наверное, эта тема не подходит для светской беседы. Как скучно.
Долли переключила внимание на меню.
Хьюз покосился на Ник, по-прежнему хранившую молчание. Она все еще смотрела на Уилкоксов, сидевших через несколько столиков от них, потом достала из сумочки сигарету. Хьюз наклонился дать ей огня. Пальцы у нее дрожали, он придержал их ладонью.
Ник отняла руку и взяла меню.
— «Шатобриан»[45] — это то, что надо, — произнесла она, и ее бодрый голос болью отозвался в его сердце.
После ужина разговор, как и следовало ожидать, свернул на погоду.
— Такая жара, — сказала Долли.
— Да еще без вентиляторов. — подхватил Рори.
— Я читал, что из-за жары в округе Колумбия возросло число самоубийств, — сообщил Гарри Бэнкс, закуривая. — Какой-то человек пробежал всю дорогу от своего дома до моста Кей, крича про жару, а потом просто спрыгнул с него. Прямо в час пик.
— В самом деле? — подняла брови Долли. — Ну надо же. Я слышала, что люди кончают с собой в понедельник чаще, чем в другие дни.
— Работа, — высказался Рори. — Не хотят на нее возвращаться.
— Может, все дело в монотонности, — предположил Хьюз. — Каждый понедельник то же самое, и каждый месяц и каждый год все то же самое.
Он почувствовал взгляд Ник.
— Ну, им нужна шкура потолще, если монотонность их самая большая проблема, — ответил Рори.
— Мне кажется, в этом-то и дело, — сказал Хьюз.
— Не знаю, — заявила Долли. — Не могу сказать, что мне приятна монотонность, но нам всем приходится как-то с этим справляться. Жизнь ведь это не сплошные приключения и волнения? — Она повернулась к Рори: — Прости, дорогой.
— Но это же ваша жизнь, — сказал Гарри Бэнкс. — Вы можете сделать ее настолько волнительной, насколько пожелаете. Или нет.
— Речь настоящего холостяка, — поднял палец Рори.
— Стыдись, Рори, — возмутилась Долли. — Не брак делает жизнь… ну, скучной. Или не только брак. А все сразу. Все те мелочи, которыми человеку приходится заниматься каждый день.
— А мне кажется, все дело в одиночестве, — сказала Ник. — И в желании.
— Неужели? — удивилась Долли. — Да ладно.
Ник рассмеялась:
— Нет, правда. Я знаю, все считают, что желание — это какая-то глупость, присущая молодым. Но почему? Я хочу сказать… Что ж, это истинная причина, почему люди прыгают с мостов.
— Я и не подозревала, что ты так романтична, дорогая. — Долли повернулась к гостю: — А вы что скажете, Гарри?
— Я говорил не о браке, хотя вы правы, Рори. Я мало что в этом понимаю. — Гарри Бэнкс улыбнулся. — Но когда вы говорите об этих скучных мелочах, я задумываюсь: а зачем это делать? Зачем делать то, что от тебя ожидают? Кому до этого дело?
Хьюз громко рассмеялся.
И Долли за ним.
— Поглядите вокруг, — сказала она, обводя рукой зал. — Всем тут до этого дело.
Ужин подошел к концу. Гарри Бэнкс вышел глотнуть свежего воздуха, пока Рори пытался привлечь внимание официанта, чтобы попросить счет. Ник отправилась в дамскую комнату, долго не возвращалась, и Хьюз пошел ее искать. Снаружи воздух был таким же теплым, но более мягким. Он заметил пару, пившую вино возле большого раскрашенного якоря посреди передней палубы. Он направился к балке. В темноте он разглядел очертания двух фигур, склонивших головы друг к другу. Он узнал фигуру Ник, ее манеру держаться. Она прислонилась к стене, а Гарри Бэнкс наклонился к ней, опираясь одной рукой на проклепанную обшивку.
Гарри что-то сказал, Хьюз не расслышал, и Ник засмеялась. Гарри придвинулся ближе. Ник не пошевелилась. Хьюза будто пронзило. Он не был удивлен.
У него возникло чувство, что он несет ответственность за происходящее, ответственность за то, что ей приходится искать близости с незнакомцами в темных углах, хотя все должно быть совсем не так. Она слишком хороша для этого.
— Ник, — тихо позвал он.
Она лишь бросила на него взгляд и снова повернулась к Гарри.
Хьюз смотрел еще какое-то время, прежде чем вернуться в клуб, где стал дожидаться возвращения жены.
Он не прикасался к Ник по дороге домой, хотя она спокойно шла рядом. Она была так близко, что он чувствовал запах ее мыла, цветочный аромат, смешавшийся с запахом пота. Ее каблуки стучали по дороге. Он шел, сунув руки в карманы. Она остановилась на Симпсон-лейн, чтобы сорвать розу, расцветшую на штакетнике.
Когда они свернули за угол на Северную Летнюю улицу, Хьюз заметил в небе красную, низкую луну. Это атмосфера придала ей красный оттенок, что-то такое с атмосферой, он не помнил точно — что именно, но на ум пришла старая поговорка: «Красное небо под вечер радость сулит, красное небо поутру — не к добру».
Когда они вышли на заднюю дорожку, Ник споткнулась, каблук застрял, когда она шагнула с бордюра. Ник покачнулась, Хьюз выставил руку, чтобы подхватить, и почувствовал ее тело на своем, ее грудь вжалась в его открытую ладонь.
— Ник, — произнес он.
— Прости, дорогой. Кажется, от мартини я стала несколько неуклюжей.
— Меня не волнует мартини, — ответил он.
— О?
Она попыталась высвободиться из его рук.
— Постой, — сказал он.
— В чем дело?
— Я хочу… я хочу поговорить с тобой.
Он все еще держал ее.
— Отпусти меня. Из-за тебя потеряю равновесие.
Хьюз притянул ее, развернув к себе лицом.
— Хьюз.
Она не смотрела ему в глаза.
— Посмотри на меня.
— Что бы ты ни собирался сказать…
— Прости меня, — сказал он.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь.
— Ты понимаешь, о чем я. Прости меня. За все.
— Неважно.
— Не думаю, что это правда.
— Нет, правда.
Они смотрели друг на друга, Хьюз был уверен, что она готова сдаться, впустить его. Он чувствовал, что она на грани. Он ждал, но она продолжала молчать.
Он не мог этого больше выносить.
— Довольно, — сказал он и прижался ртом к ее рту. Ее губы раскрылись навстречу. — Довольно, сейчас, — прошептал он в темноту.
Но так же внезапно, как сдалась, она высвободилась и бросилась прочь по дорожке, ускользая из его объятий, как вода.
1959: июльIV
На следующее утро Хьюз проснулся с головной болью, но полный решимости. Было еще рано, но Ник уже поднялась. Он снял пижамные штаны, надел халат, вышел наружу и направился к уличному душу.
Ноги скользили по мокрой от росы траве. Воздух стал немного прохладнее. Жара еще не спала, но уже начала ослабевать.
Хьюз повесил халат на деревянную раму и включил воду, позволив ей литься на голову и плечи, пока она не закружилась водоворотом у его ног маленькой приливной лужицей. Он запрокинул голову, отбросил волосы с глаз и посмотрел в небо над собой, бледно-голубое; утреннее солнце еще не наполнило его глубиной. Остро пахло мокрой травой и сырым кирпичом под ногами. Ему было хорошо. И грустно.
Представил Ник, перебегающую дорогу в красном купальнике, — а чем же, собственно, лучше купальный халат? Они вели себя так, будто участок дороги между их домом и лужайкой был их собственностью, хотя тут всегда можно было наткнуться на какого-нибудь Тома, Дика или Гарри, спешащего но своим делам. У Ник хотя бы хватало здравого смысла понимать, что ее появление в дезабилье может кого-то шокировать, пусть самой ей это и безразлично.