Мне не нравится, когда она ко мне прикасается.
— Как у него дела? — спрашивает мать медсестру.
— Все в порядке, — отвечает медсестра. — Доктор заглянет поговорить через минутку.
Мы остаемся одни. Мать выключает радио и придвигает ко мне стул.
— Итак, — говорит она. — Неделя выдалась напряженная. Я помогаю Карлу оборудовать помещение в доме в Оак-Блаффс. Я тебе рассказывала, верно, дорогой? Ну да, я рассказывала о Карле. Так вот, он нашел место в Оак-Блаффс, где сможет устроить кабинет, что-то вроде представительства для своей церкви. Карл говорит, что после того, как Тедди Кеннеди убил в Чаппи[52] ту бедную девушку, церкви стало ясно, как много людей на Острове нуждаются в помощи. И они избрали его, чтобы организовать эту помощь. Мы познакомились в скобяной лавке, прямо как с твоим отцом. Я собиралась купить лампочку, а он закупал чистящие средства. Но я тебе это уже рассказывала.
Мать вздыхает и встает. Отходит к окну.
— Он так предан своему делу. Он открыл мне столько интересных вещей — обо мне, о самореализации и о том, как мое прошлое и даже мои прошлые жизни мешают мне подняться на следующий уровень. Я скоро начну свой одитинг.[53] О, Эд, милый, он такой умный.
Я уже вдоволь наслушался об этом Карле, с тех пор как мать познакомилась с ним в августе. Тетя Ник, когда думала, что мы не слышим, называла моего отца прохвостом. Интересно, что она сказала бы о новом кавалере моей матери.
Похоже, после инцидента с Кеннеди на Остров потянулись разные странные личности. Репортеры, любители острых ощущений, религиозные психи. Я слышал Теда Кеннеди по радио, после того как он бросил в машине ту девушку. И он заявил, что, возможно, над Кеннеди и в самом деле тяготеет ужасное проклятье. Я тогда вспомнил, как Дейзи сказала, что мы прокляты, — после того, как мы нашли Елену Нунеш. Довольно забавно. Мать рассказала, что Тедди Кеннеди после аварии решил где-то спрятаться и засел в «Приюте», но потом сообразил, что у него нет другого выхода, кроме как пойти в полицию. Интересно, как отнесся к нему шериф Мелло?
Моя мать все рассуждала про Карла, когда вошел доктор.
— Добрый день, миссис Льюис.
— Доктор Кристиансен, здравствуйте. — В голосе матери холод. Она не любит врачей.
— Здравствуй, Эд. — Доктор подходит к кровати. — Как мы сегодня себя чувствуем?
Я смотрю на него.
Он поворачивается к моей матери:
— Прошу прощения, что не смог поговорить с вами на прошлой неделе, я уезжал на конференцию.
— Я хочу знать, доктор Кристиансен, почему он до сих пор не может говорить. Вы сказали, что раз он попал к вам, то дело сразу пойдет на лад.
— Да, это какая-то загадка. Как я вам говорил во время нашей первой беседы, повреждения первого и второго позвонков грудного отдела не должны были сказаться на голосовых связках. Разумеется, первичная травма плюс то, что в последней клинике у него не наблюдалось никакого прогресса, может означать, что его связки ослаблены. Как и его пальцы. Так что если он хочет набраться сил, то ему следует над этим потрудиться.
— Вы хотите сказать, что физиотерапия не помогает?
— Честно говоря, он не реагирует на нее так, как хотелось бы.
Мать подходит ко мне:
— Милый, ты должен постараться.
Разумеется, она права. Но мне это кажется бессмысленным, мне не хочется ни с кем говорить.
После того как Дейзи выбежала из комнаты, я не видел ее до самого ужина. Я искал ее, даже сходил на теннисные корты, но ее нигде не было.
Тетя Ник и Тайлер вернулись первыми. Растрепанные, красные.
— Такой ветер, — сказала тетя Ник. — Просто сдувает.
Тайлер нес ее сумку, он слегка коснулся ее обнаженного плеча, направляясь к лестнице в подвал. Я заметил, как тетя Ник вздрогнула, и заподозрил, что ей не нравится, когда он так делает у меня на глазах.
— Привет, Эд, — сказал Тайлер.
Тетя Ник поцеловала меня и пригладила волосы, избегая моего взгляда.
— Надеюсь, паром не слишком качало.
— Нет, — сказал я. — Не слишком.
— Где твоя мама?
— У себя в комнате.
— А дядя Хьюз еще не вернулся?
— Нет.
— Ладно. Я собираюсь принять душ и переодеться. Потом мы будем пить коктейли и ты мне расскажешь, чем занимался.
Она направилась к лестнице.
— Дейзи тоже нет, — произнес я.
— Что? О.
Она остановилась и обернулась. Казалось, она в замешательстве.
— Дейзи расстроена, — добавил я.
Тетя Ник вцепилась в перила, я заметил, как побелели костяшки ее пальцев.
— Она так сказала?
— Нет. Я просто знаю.
— Ну, через два месяца она выходит замуж. Нервы, полагаю. — Голос был спокойный, но пальцы так и стискивали перила, пока она поднималась по лестнице.
Вскоре вернулся дядя Хьюз из «Читальни», мы все собрались в голубой гостиной, когда появилась Дейзи.
— Привет, — произнесла она.
— Привет, малыш. — сказал дядя Хьюз. — Где ты была?
— Просто гуляла, — ответила Дейзи.
— Что тебе налить?
— Ничего, спасибо, папа. Думаю, я выпью стакан воды.
— В баре есть вода с лимоном, — сказала моя мать. Она не пила и последние пятнадцать минут нервно посматривала на меня.
— Спасибо.
Дейзи подошла к бару и взяла стакан.
Я следил за тетей Ник, она не сводила с Дейзи взгляда, сжимая ножку бокала с мартини.
— Мы видели, как преподобный сегодня выходил в море, — сказал Тайлер с улыбкой. — Хлеба и рыбы и все такое.
— Неужели? — рассеянно спросила Дейзи. — Как мило.
Тайлер встал и подошел к ней:
— Ты в порядке?
Он обнял ее за плечи, но она сбросила его руку:
— Все хорошо. Просто устала после прогулки.
— Я ходил на теннисные корты, — сказал я.
Дейзи посмотрела на меня, впервые с того момента, как вошла в комнату. Но ничего не сказала.
Дядя Хьюз тоже уставился на меня:
— Что ты делал на теннисных кортах?
— Искал Дейзи, — ответил я.
— Дейзи больше не играет в теннис, — сообщила моя мать. — А почему, милая?
— Она занята подготовкой к свадьбе, боже мой, — сказала тетя Ник.
— Может быть, вы перестанете говорить обо мне так, точно меня здесь нет? — Дейзи с силой опустила стакан на мраморную столешницу бара.
— Дейзи права, — сказал дядя Хьюз. — Предполагалось, что это час коктейлей, а не испанской инквизиции.
Все замолчали на какое-то время. Затем дядя Хьюз повернулся к тете Ник и спросил:
— Что у нас на ужин?
Нервный смех прокатился по комнате.
Тетя Ник встала и вложила свою руку в ладонь дяди Хьюза:
— Мой маленький рыбак порадовал меня камбалой.
Дядя Хьюз вдруг положил вторую ладонь ей на макушку — точно прикрыл голову шапочкой.
— Звучит неплохо.
Тайлер смотрел на них, глаза у него сделались металлическими. Дейзи заметила выражение его лица, и я увидел, как дернулись у нее лицевые мускулы. Она отвернулась.
— Пойду переоденусь, — сказала она.
— Хорошо, милая, — ответила тетя Ник, но Дейзи уже вышла из комнаты.
Тетя Ник была права, камбала оказалась очень вкусной. Мне нравилось, что она оставляет кожу, так что можно снять ее вилкой и обнажить белую плоть. Я даже съел часть кожи, хрустящей и соленой, впитавшей в себя все ароматы лета.
Тетя Ник говорила о Четвертом июля, о том, что было бы хорошо устроить семейный пикник. Дядя Хьюз рассказал историю, как он услышал немецкие самолеты, бомбившие Лондон в канун Нового года, и подумал, что это фейерверки. Моя мать вела себя непривычно тихо, а Тайлер, казалось, был полностью поглощен едой.
После ужина Дейзи вдруг резко поднялась, ножки ее стула царапнули по деревянному полу.
— Пойду проверю, все ли с ней в порядке, — сказала тетя Ник через минуту.
Тайлер тоже было поднялся, но она его осадила.
— Оставайся здесь, — велела она, голос у нее был низким и хриплым.
Моя мать принялась убирать со стола.
— Я помогу, — сказал дядя Хьюз и похлопал мать по спине.
Мы с Тайлером сидели, уставившись друг на друга. По его лицу я понял, он знает, что я знаю. Руки у меня зудели. Я поспешно поднялся из-за стола, пока не сделал что-то необдуманное, и последовал за тетей Ник и Дейзи.
С террасы я увидел, как тетя Ник пересекает дорогу, а впереди нее через лужайку бредет маленькая фигурка Дейзи. Я следовал на расстоянии, держась изгороди на дальней стороне. Они направлялись к лодочному сараю. Я обошел сарай с другой стороны, пройдя мимо уличного душа.
На этой стороне было влажно, из душа мерно капало, под ногами пружинила мокрая трава, издавая чавкающий звук, что было не слишком кстати. У передней стены сарая я остановился и прислушался. На траву легла полоска света, я понял, что Дейзи запалила керосиновую лампу.
Она сидела на ступеньках, Ник сидела рядом, обе молчали.
Я вернулся за угол и прислонился к стене, занозистые доски впились в спину.
Чуть погодя послышался голос тети Ник:
— Милая, в чем дело?
Дейзи не ответила.
— Что бы это ни было, ты можешь рассказать мне. Это из-за свадьбы?
— Ты помнишь, — наконец заговорила Дейзи, — как ты мне сказала, что если я и могу быть уверена в чем-то, так это в том, что я не всегда буду целовать того самого, единственного.
— Да, помню.
— Мы сидели здесь. И ты гладила меня по голове.
— Да.
— Но ты говорила о себе, верно? Не обо мне.
— Дейзи.
— Нет, нет. Не говори ничего, мама. Теперь я понимаю. Всегда все о себе, да? Все. Я для тебя даже не настоящая. Мы все не настоящие.
— Ты для меня настоящая, Дейзи. Я знаю, что была не лучшей матерью. Возможно, я не слишком хороший человек. Но ты для меня настоящая, и я люблю тебя. К чему весь этот разговор?
— Боже, мама. Как ты можешь говорить это с таким спокойным лицом?
— О чем ты? Просто скажи мне, Дейзи.
Голос у Ник был неживой.
— О чем я? Обо всем. Тебя не интересует никто, кроме тебя самой. И никогда не интересовал. — Дейзи говорила прерывисто, задыхаясь, точно раненое животное. — Всю жизнь ты была не на моей стороне. Ты была ревнивой, жестокой и холодной… ты хотела хоть чуточку папиной любви… И раз уж ты не могла этого добиться от него, ты…