Так или иначе, я вернулась на занятия после маминой смерти, и все пошло наперекосяк. Я хотела домой. Но дом означал папу, а мне не улыбалось торчать рядом с ним. Я хотела побыть одна, хотя бы несколько часов.
Я его люблю. Разумеется. Просто рядом с ним я чувствовала, что должна держаться молодцом. А у меня больше не было на это сил.
Я дождалась окончания третьей перемены. Затем вместо того, чтобы пойти на алгебру, ушла. Меня никто не видел. Я пешком добралась до вокзала. Меня никто не остановил, поэтому я купила билет через терминал и села на «Амтрак»[19].
Я прижалась лбом к окну. При каждом рывке поезда голова билась о холодное стекло, вибрация отдавалась в теле. Несколько минут спустя я вновь почувствовала, что дышу.
Я не тупая и знала: отец взбесится. Вот почему я вышла в Покипси. План заключался в том, чтобы купить обратный билет и вернуться, пока никто не спохватился. Но когда я стояла в очереди к терминалу, подбежал папа, схватил меня за плечи и развернул к себе. Я стукнулась подбородком ему в грудь, прикусив губу, – в суете отец не заметил. Он то крепко обнимал меня, то отстранял, заглядывая мне в лицо, а затем притягивал обратно.
– Что-то случилось. – Это не был вопрос. Скорее, горькая констатация факта. – Что ты сделала. Почему. Зачем ты так поступила.
Завидев его, я удивилась, хотя вообще-то логично, что он меня нашел. Отец всегда был таким – «глаза на затылке», говорила мама, – особенно во всем, что касалось меня.
Мы вместе подошли к машине. Он не убирал руку с моей спины. Как будто боялся, что иначе я сбегу.
Папа не злился. Наверное, облегчение пересилило гнев. Он приготовил на ужин пастуший пирог. Мы ели молча. Только позже вечером он нашел слова.
Мы сидели в гостиной, смотрели фильм. Отец нажал на паузу и развернулся в кресле ко мне.
– Я запрещаю тебе делать это снова, – сказал он, уперев локти в колени, молитвенно сложив руки под подбородком. – Больше никогда. Ты меня слышишь?
Я кивнула, надеясь, что на этом все, однако отец продолжил.
– Ты не представляешь, что я почувствовал, когда мне позвонили из школы. Они едва не сообщили в полицию.
Только одно я не могла понять.
– Как ты узнал, где я?
– Твой телефон. Его можно отследить.
Это все объясняло. В школе народ постоянно скидывает друг другу метки вместо того, чтобы сказать, где находится, хотя в городе всего-то три места для встреч.
Папа еще не закончил.
– Ты не представляешь, что могло произойти. – Голос у него был тихий, дыхание прерывистое, учащенное. – Что, если б я потерял тебя навсегда? Кто-нибудь мог… И что тогда?
Я попробовала вмешаться:
– Папа…
Но он будто не слышал.
– Начали бы поиски. Перерыли бы дом. Мои вещи. Твои вещи. Тебя искали бы повсюду. – Он потер виски и повторил: – Ты не представляешь, что могло произойти.
Это был единственный раз, когда я видела страх в отцовских глазах. И все из-за меня.
Глава 49Женщина в доме, совсем близко к девочке
Вряд ли он пошел бы на такое. Слишком рискованно. Однако этот человек оставил наручники открытыми. Отвез тебя в город. Верит в стены, которыми ты окружена.
Он входит в комнату, отстегивает тебя от кровати, жестом велит идти вниз. За завтраком никаких разговоров о школе, никаких расспросов о контрольных, оценках или записок к такому-то учителю.
Начались рождественские каникулы.
Ты доедаешь тост. Он встает, его дочь тоже. Сегодня у нее есть время помочь с уборкой. Ей не нужно бежать наверх чистить зубы, спешить обратно со школьной сумкой на плече.
Ты тоже помогаешь, молча. Когда последняя кофейная чашка убрана в посудомоечную машину, он захлопывает дверцу и поворачивается к дочери.
– Не забудь выгулять собаку в обед. Не отходи далеко от дома. – Смотрит на тебя через плечо. – Я заскочу, если смогу.
Сесилия сдерживает вздох.
– Папа, мне тринадцать, а не три, – напоминает она. – Я не спалю дом, обещаю.
Наконец он уходит. Ты слышишь, как пикап трогается с места. Впервые в доме только ты и Сесилия.
В параллельной вселенной, которую он создал для нее, ты отдыхаешь от работы. К настоящему времени вы сошлись на том, что Рейчел, твое альтер эго, не поддерживает близких отношений с семьей. В праздники она торчит дома. Взяла отпуск на диване.
Сесилия поворачивается к тебе. Слишком вежливая, чтобы тебя игнорировать, слишком застенчивая, чтобы не ощущать скованности.
– Ну так… какие у тебя планы? – спрашивает она.
Ты на секунду задумываешься. Чем бы занять Рейчел?..
– Ничего особенного. Валять дурака.
Молчание, потом она вновь подает голос:
– Ты не очень общительная, да?
Девочка хмурится, как будто высказала вслух потаенную мысль и теперь переживает, не обидела ли тебя. Между вами витает воспоминание о ее презрительной насмешке в тот вечер, когда ты пыталась вытащить Сесилию из дома. «Ты не понимаешь. Ты ничего не понимаешь».
– Я не в плохом смысле, – быстро добавляет она. – Просто… Неважно. Все нормально.
С одной стороны, тебе хочется встряхнуть ее за плечи и все рассказать: «Неужели ты не видишь? Ты должна мне помочь. Это все сплошной цирк; твой отец, он сделал это со мной, ты должна позвонить кому-то, вытащить меня отсюда». С другой стороны, ты помнишь, как в последний раз пыталась заставить девочку пойти с тобой. В конце концов ты поняла, что Сесилия – ребенок, и есть вещи, которые она не готова услышать, в которых не готова разбираться. Если попытаешься на нее давить, она уйдет в оборону. Доставит тебе неприятности.
Седьмое правило выживания за пределами сарая: не проси девочку тебя спасти.
Поэтому ты говоришь, беззлобно, поддразнивая:
– Знаешь, могу сказать то же самое о тебе. Ты тоже не душа компании.
Она мрачнеет.
– Ну да. Мы с папой вроде как… держимся вместе.
Ты представляешь Сесилию в раннем детстве. В те времена, когда ее семья была в сборе, как бусины на нитке жемчуга: она, мать, отец. Каждая связана с двумя другими. Все перевернулось, когда половина мира ушла у нее из-под ног и остался только один человек, способный заботиться о ней.
– Понимаю, – говоришь ты. – С людьми нелегко. Поверь, я знаю. Иногда проще держаться особняком.
Она серьезно кивает, будто ты затронула глубинную истину.
– Тогда… телик?
Ты идешь за ней в гостиную. Она поднимает собаку на диван и укладывает между вами. Девочка нарекла ее Розой через три дня после спасения, когда отец сдался и позволил оставить щенка. Они купили ей ошейник и бирку. Роза, объяснила Сесилия, в честь Розы Бонёр, французской художницы-анималистки. Девочка узнала о ней в кружке рисования.
Отец кивнул.
– Хорошее имя. Очень взрослое.
Ты чувствуешь вокруг его присутствие. Глаза подглядывают из-за книжных полок. Он может находиться прямо за дверью, готовый тебя схватить, как орел, обозревающий свои владения с высоты.
Давным-давно ты читала историю девушки откуда-то из Европы. Восемь лет в подвале. Однажды она увидела свой шанс. И побежала. Она бежала, бежала и бежала, пока не нашла людей. Точнее, только одного человека. Она звала на помощь. Наконец ее услышала старая соседка, которая вызвала полицию[20].
Еще одна история побега: три женщины в доме похитителя из Огайо. На воле ты читала заголовки. Он оставил дверь открытой. Одна из женщин подумала, что это ловушка, но все равно рискнула. Затем еще одна дверь, на сей раз запертая. Пленница привлекла внимание соседа. Она выбралась, позвонила в 911. Полиция подоспела вовремя. Двух других нашли живыми[21].
Каждый раз случайность. Неопределенность. Нужно, чтобы кто-то увидел, услышал.
Что, если тебя никто не услышит?
В гостиной Сесилия свернулась калачиком рядом с тобой, с собакой на коленях. Дружба официально восстановлена.
Однажды ты сбежишь. Когда будешь уверена.
Глава 50Номер пять
Все пошло не по сценарию.
Он в любом случае собирался это сделать, но не так скоро.
Кое-что произошло. Я оказалась слишком быстрой, слишком изворотливой. Это его испугало.
Он только хотел меня успокоить, но зашел чересчур далеко.
Разумеется, он делал это раньше.
Единственное, благодаря чему мне почти удалось сбежать: я знала лес лучше него. Моя теория: время от времени ему приходилось менять район. Иначе его могли увидеть. Узнать.
Он был из местных. Но не знал конкретно этот участок леса, и про поворот в конце дороги, и про углубление в земле, похожее на канаву, а на самом деле провал. Который мог служить ориентиром, если пытаешься бежать.
Я побежала. Всего минуту или около того я видела свет. Видела жизнь или ее возможность.
А потом он меня поймал.
Он запыхался, его глаза метались. По сторонам. По мне, с головы до ног. Будто никогда больше не сфокусируются.
Он был зол. И еще – в ужасе.
Думаю, с остальными было проще.
Прежде чем это сделать, он сообщил, что его жена больна.
Я сказала, что сожалею.
Не сто́ит, ответил он. Врачи говорят, она поправится.
Глава 51Эмили
Лежа в постели, я включаю старый альбом «Белль энд Себастиан» в надежде отыскать в себе ту девчонку, которая верила в любовь и дружбу. Которая беззаветно ждала, когда кто-то найдет ключик от ее сердца.
Не успевает Стюарт Мёрдок закончить первую строку припева, как я ставлю его на паузу.
Моя рука падает на одеяло. Сейчас бы заснуть, но по телу словно ток бежит. Неопределенный, настойчивый импульс, требующий что-нибудь сделать.
Что угодно.
Я встаю. Глаза пересохли, веки слипаются. Кожа на руках шершавая. Сегодня понедельник, редкий выходной. Время на телефоне – час дня.
Я хочу увидеть Эйдана.
Нет, не так: мне это необходимо.