Нужно обращаться с замком, как с человеком. Познакомиться с ним, открывать шаг за шагом.
Ты не повернешь назад. Не смиришься с неудачей. Дюйм за дюймом ты должна завоевать победу, навсегда.
Что-то внутри наручников почти поддается. У тебя ускоряется сердцебиение.
Ты выдыхаешь. Еще усилие – и браслет соскальзывает с запястья. Ты ловишь его прежде, чем он ударится о радиатор.
«Веди себя тихо. Не вздумай шуметь».
Помни об этом, когда выйдешь из комнаты. Когда начнешь делать то, за что однажды тебя назовут смелой.
Отодвинув занавеску одним пальцем, ты выглядываешь в окно. Внизу люди. Топчут газон, ходят по его владениям. Он в центре, спиной к тебе. Ты видишь, как двигаются его руки, как изгибается тело в такт словам. Мужчина, разыгрывающий спектакль.
Сесилия. Тебе тяжело смотреть на нее. Бледно-лиловая фигура в углу. Пастельное пятно в море черного и серого. Птенец, который вот-вот выпадет из гнезда.
Ты обхватываешь дверную ручку и поворачиваешь. Дверь спальни открывается.
В этот момент ты начинаешь верить. Что его гости не вмешаются. Что ты пойдешь куда нужно, по плану и без помех.
Выходя, ты закрываешь дверь.
Ничего сложного. Ты делала это десятки раз. Идешь по коридору. Здесь никого нет. Ты знаешь, что здесь никого нет. Потом лестница: одна ступенька, вторая, третья. Ты втягиваешь голову в плечи, словно желая стать невидимкой.
Быстрее. Это самое главное. Если поторопишься, тебя не увидят. Почти. Ты будешь призраком. «Я вроде бы что-то заметил, – скажут люди. – Нет, ничего».
Тебе это прекрасно знакомо. Ты была призраком пять лет.
Наконец ты в гостиной. У тебя кружится голова. Нет времени себя успокаивать. Думать о том, что ты делаешь. Все должно произойти сейчас.
Дальше – вниз. Ты работаешь булавкой. Открываешь дверь. В последний раз, если все пойдет по плану. И если нет – тоже. Последний раз в подвале. Последний раз в доме.
Берешь только необходимое.
Для начала – пистолет. Суешь его за пояс джинсов спереди. Магазины. Ты знаешь, что делать.
Зарядить.
Нет.
Твоя рука замирает.
Сесилия, бледно-лиловая капля в темном море, не заслуживает того, что ее ждет.
Ты не поднимешь заряженный пистолет в присутствии девочки.
Ты должна выйти из этой переделки живой. Телом и душой. Вернуться в собственную шкуру, показать миру свое лицо.
Ты берешь пистолет. Без патронов. Полароидные фото. Прячешь прямоугольники в задних карманах, под серой толстовкой. Твоя подстраховка. На всякий случай.
На этом ты прощаешься с ним.
«Прощай. Живи. Ты нужен мне живым».
Ты убираешь коробки, поднимаешься по лестнице. Толкаешь дверь – и…
Черт.
Здесь кто-то есть.
Ты прикрываешь дверь. Открываешь снова, на щелочку. Выглядываешь.
Это она.
«Проклятье. Эмили. Черт тебя дери…»
Она что-то вынюхивает. Разумеется.
Ты ощущаешь тяжесть пистолета за поясом. Металл врезается в плоть, оставляя отпечатки на животе.
Если она шпионит, то скоро уйдет. Люди, которые шпионят, обычно не задерживаются.
Эмили проводит пальцами по спинке дивана. Поднимает с журнального столика книгу в мягкой обложке и кладет обратно. Волосы у нее блестящие, щеки пылают; похоже, ей жарко в пуховике.
Наконец она делает шаг в направлении туалета.
Однако не успевает зайти внутрь, как входная дверь открывается. Черт. Черт. Черт.
Твои мысли перескакивают к коробкам внизу, к оставленным магазинам. К незаряженному пистолету. Не поздно ли вернуться за патронами?
Сердце бьется в горле. Ладони вспотели. Скользят. У тебя ничего не выйдет. Возможно, в любом случае не вышло бы.
Порыв холодного воздуха. Сдержанный вдох. Выдох.
Это Сесилия.
Эмили подпрыгивает. Сесилия тоже. Они напугали друг друга не меньше, чем тебя. Вы втроем там, где вам быть не положено.
– О… – выдавливает Сесилия. – Привет.
– Привет, – отвечает Эмили. – Я просто искала туалет, – говорит она извиняющимся тоном.
Сесилия кивает.
– Ясно. Я… – Она колеблется. – Мне захотелось немного передохнуть.
Тем лучше для тебя. Ты не ожидала, что девочка так быстро ускользнет с вечеринки. Ты собиралась ждать в спальне с пистолетом в руке. Но теперь она здесь. Теперь путь открыт.
Топот шагов Сесилии по лестнице. Затем тишина. Ты прислушиваешься – незамеченный силуэт за приоткрытой дверью, призрак в доме с привидениями.
Ничего. Только снаружи приглушенное эхо голосов, звуки музыки.
Пора.
Ты закрываешь дверь, не запирая на замок. Сеешь семя беспокойства в его мире. Больше не нужно оставлять вещи в том состоянии, в каком ты их нашла. Ты не вернешься, чем бы все ни закончилось.
Один, два, три шага… А потом жгучее раскаяние невидимой резинкой тянет тебя обратно в подвал; ты жалеешь, что вышла из-за двери.
Ты совершила ошибку. Просчиталась. Тебя подвел слух. Ты в дерьме. Она все еще здесь, в гостиной. Нарушительница, живая и красивая, смотрит на тебя слегка расширившимися глазами.
– О… Привет, – говорит Эмили.
Ты отвечаешь «привет». А что еще?
– Я просто искала туалет, – объясняет она.
Ты указываешь на дверь за ее спиной.
– Вон там.
Она оглядывается. Облизывает губы.
– Точно. Спасибо.
Женщина оборачивается, делает один, два, три шага точно так же, как и ты, затем вновь обращается к тебе:
– Знаете, вообще-то меня здесь быть не должно. Никому нельзя входить. Я просто… – Она задумывается. Наверное, решает, как лучше тебе солгать. – Слишком много выпила. – Кусает розовые губы, возводит глаза к потолку. – Не могла больше терпеть.
Вы уставились друг на друга, как олени, застигнутые светом фар. Эмили ждет твоей реакции.
– Понятно, – говоришь ты.
– Ага. Пожалуйста, не говорите ему, что видели меня здесь. Думаю, ничего страшного, просто не хочу, чтобы он… Лучше ему не знать.
Ты моргаешь.
– Не скажу. – Тебя посещает идея. – Вообще-то, меня тоже здесь быть не должно. Все дело в… Трудно объяснить.
Ты его кузина, не забывай. В ее представлении ты его кузина. Одиночка, решившая по неизвестным причинам не присутствовать на вечеринке во дворе. Занятая. Застенчивая. Из тех, кто предпочитает держаться особняком.
– Запутанные семейные обстоятельства, – говоришь ты.
Она улыбается.
– Во всех семьях так, разве нет?
Ты киваешь.
Ее красивое лицо омрачается тенью беспокойства.
– Всё в порядке?
Ты сглатываешь.
– Да. Все хорошо. Так, просто… Знаете, семейные заморочки.
Она кивает.
– Вы, кажется, шли в туалет? Не смею задерживать, – говоришь ты.
– Ладно.
Эмили мгновение медлит, затем поворачивается к двери позади себя.
Две женщины, хранящие секреты друг друга. Две женщины, пришедшие к согласию не лезть в чужие дела.
Может, она тоже поймет. Что ты сделала это и для нее.
Наступает момент, который изменит тебя навсегда. Чтобы его преодолеть, ты должна отключить в себе все, что способно чувствовать боль, печаль и прочее.
Ты научилась этому у него. Быть солдатом. Тем, кто придерживается плана.
У двери, на обычном месте висит ключ. Ты берешь его.
Поднимаешься по лестнице.
Стучишь в дверь Сесилии.
Вместо того чтобы крикнуть «войдите», она сама открывает дверь и приглашает тебя внутрь. Собака дремлет в углу комнаты. Подальше от гостей и разговоров.
В этот момент ты теряешь частичку себя, навсегда оставляешь ее в стенах дома. Возможно, годы спустя люди услышат, как она выходит по ночам, прося прощения, умоляя о любви.
– Не знала, что ты здесь. Папа сказал, тебя сегодня не будет.
Ты закрываешь за собой дверь.
В этот момент ты начинаешь притворяться. Все должно выглядеть правдоподобно, иначе не сработает. Иначе вы все умрете.
– Не кричи, – говоришь ты.
Заметив пистолет, Сесилия отшатывается. Делает шаг назад. Затем смотрит на тебя, излучая страх и замешательство.
Возможно, в глубине души она знала. Чувствовала бегущую по трубам, извивающуюся под фундаментом возможность насилия. Вероятно, в глубине души готовилась к чему-то такому, просто не предполагала, что это будет исходить от тебя.
– Если закричишь, я не обрадуюсь, – говоришь ты. Его слова – как грязь во рту. Ты гонишь их с языка, сопротивляешься каждой клеточкой.
– Что происходит? – всхлипнув, спрашивает она.
Ты думаешь: «Я не могу сказать». Ты уже готова сдаться, в животе рождается слабость, слова застревают в горле. Ты хочешь рассказать ей все. Хочешь, чтобы она поняла. Чтобы знала, что ты никогда… Нет.
– Мы прокатимся, – говоришь ты. Не вопрос. Не просьба. План на ближайшее будущее.
Девочка кивает. Так просто? Наводишь пистолет на людей – и они делают, что им велено?
– Ты не издашь ни звука. Не побежишь. Не станешь кричать. Просто делай в точности то, что я говорю, и все будет хорошо.
Хотя бы это – правда.
Очередной кивок.
О чем ты не говоришь: это единственный способ обеспечить ее безопасность. Не спускать с нее глаз.
Позже, при мысли о сегодняшнем вечере, она вспомнит большой переполох. Как ты делаешь что-то плохое – и она теряет отца.
Она будет считать себя жертвой великой несправедливости. И не ошибется. Однажды она узнает историю целиком. Но не сейчас.
Свободной рукой ты указываешь на дверь.
– Пошли.
Сесилия переводит глаза на собаку. Ты уже готова повторить: «Я сказала, пошли», однако девочка берет себя в руки.
О чем ты умалчиваешь: «Я хотела бы взять собаку». Надеюсь, вы с ней еще встретитесь.
Сесилия спускается по лестнице. Тебе даже не нужно ее торопить, тянуть или дергать, прижимать пистолет к боку. Ей тринадцать, а ты взрослая с оружием, и ее безответность ломает тебя, уничтожает с каждым шагом.
– Стой, – говоришь ты.
Остановка на полпути вниз, чтобы заглянуть в гостиную.
Пусто.
– Давай.
Вы добираетесь до задней двери.
– Вот как все будет, – объясняешь ты. Шепотом, сутулясь, желая исчезнуть. Он может быть где угодно. – Мы пойдем к машине. Ты – прямиком за мной. Без фокусов, понятно? – В твоем голосе нотки мольбы. Происходящее дается нелегко. – Я тебе доверяю.