Античные художники чаще всего бывали в ряду этих душ. «Anima naturaliter christiana», – можно сказать про многих из них даже и после того, как сама христианская Церковь начала утрачивать первоначальную чистоту, приобретенную вокруг пригородных цеметериев. Искусство эпохи Константина Великого кажется гораздо более естественно-христианским, чем жизненный строй этого времени. Еще не порванная связь с античным делала художников более христианами, чем были ими деятели тогдашней Церкви и империи, уже готовые навсегда покинуть Рим, подлинную родину христианства. Христианскими и в то же время полными классических воспоминаний являются мозаики мавзолея дочери Константина – Констанции, первые по времени из всех мозаик в церквах Рима.
Святая Агнесса
Сама Констанция, хотя и причисленная к лику святых Западной Церковью, была далека от характеров римских матрон и праведниц, чьи имена до сих пор соединены с основанными ими катакомбами. Скорее, она была первой из тех женщин, которые своими страстями и пороками окрасили впоследствии в драматические цвета придворный быт Византии. Но к этому равнодушны были художники, построившие и украсившие ее мавзолей. Круглая форма его и легкая колоннада, поддерживающая его круглый портик, были взяты ими из античной сокровищницы гармонически законченных, простых и ясных форм.
Мозаики на сводах круговой галереи переросли односложный лепет изображений в катакомбах. С еще большей свободой расцветшее воображение христианских мастеров обратилось теперь к античным образам. Медальон с изображением молодого Христа, напоминающего Диониса классическим поворотом, завитками волос и улыбкой, окружен сценами виноградного сбора. Приземистые сельские человечки срезают лозы, нагружают гроздьями тележки, опирающиеся на пару больших круглых колес, и давят виноградный сок ногами, соединяя, по древнему обычаю, свой труд с ритуальной пляской. «Vendemmia» чередуется с богатым орнаментом. Это то наивное античное богатство, еще далекое от византийской роскоши. Простое накопление предметов, которые любил глаз античного человека, образует его – множество птиц, веток, цветов, рогов изобилия и маленьких летящих гениев. И почти исключительно два цвета во всем, белый и синий, к которым лишь кое-где примешивается желтый цвет – осенний цвет виноградных листьев.
Святая Агнесса
Со странной настойчивостью повторяется мотив «Vendemmia» в других памятниках IV века. Как будто свет осени озарил тогда склонившийся к закату античный мир – последней осени, побудившей его совершить свой последний сбор винограда. Гирлянды из виноградных листьев, гении и маски античной трагедии смешиваются с фигурами святых и «орантами» в таблинуме античного дома, открытого под церковью Санти Джованни де Паоло на Целии. То был дом святых Иоанна и Павла, занимавших важные чины при дворе Констанции и казненных, по преданию, Юлианом Отступником. Посетителю этого подземного храма монах-пассионист показывает теперь с равной готовностью место их мученической кончины и большую фреску, изображающую похищение Прозерпины, коричневато-красные тела античных гениев, населяющих вместе с павлинами и фазанами виноградные сады его стен, и хозяйственные погреба зажиточного римского дома, еще сохранившие врытые в землю амфоры для вина и масла. Почитание святых, воспоминание о мифах и вековые традиции земледельческого труда соединились здесь в естественно христианской религии Рима.
Базилика Сан Джованни э Паоло
Виноградными лозами и танцующими фигурами украшен порфировый саркофаг самой Констанции, перенесенный из ее мавзолея в Ватиканский музей. Другой, еще более замечательный саркофаг этой эпохи находится в некотором небрежении под портиком пригородной базилики Сан Лоренцо. Воображение художников IV века, поглощенное мыслью об осеннем сборе винограда, предстает здесь в полном расцвете и в какой-то необычайной праздничности. Ветвистые старые лозы раскидывают по всему полю рельефа вырезные листья и мириады гроздьев. Многочисленные крылатые дети-гении срывают их и убирают в корзины. Иные уже готовы увезти эти корзины на спинах козлов. Разные живые существа собрались на осенний пир природы. Большие птицы-фениксы слетелись клевать виноград; собаки лают на них; ящерицы бегают по земле и вползают на лозы. Так выражены здесь благородные и совсем античные представления о щедрости природы ко всему живущему на Земле. Но только уже нет полного спокойствия, ясности и легкой прохлады античных рельефов в рельефах этого саркофага. Более сложный их символизм, их двойственность говорят о каком-то новом душевном расколе, о сознании двух отдельных миров. Эти странные птицы с их слишком пышными хвостами – явные гостьи из другого, чем наш, мира, и есть что-то таинственное, даже жуткое, в деле этих детей-гениев, так мало похожих на детей. Собранное ими не остается на земле. Иной мир возьмет себе плоды, произведенные ее долгим античным летом, и земля опустеет.
3
Мозаики римских церквей долго являют зрелище колебаний между классическими традициями и влияниями Византии. Первые преобладают в IV и V веках. Затем наступает длинный период, отмеченный то смещением различных элементов, то полным торжеством Византии. В XII-XIII веках Византия снова уступает место природным силам латинской Италии. Но новая Италия так же явно предпочитала мозаике живопись, как предпочитал ей декоративную лепку Древний Рим. Самыми высокими достижениями в этом искусстве Рим был обязан Византии.
Старейшие после Санта Констанца мозаики в Санта Пуденциана обнаруживают своей сложностью композиции, мелочным раздроблением цвета, стремлением к глубине, к «картинности» и натурализму голов весьма плохое понимание особенностей мозаичного искусства. Римские мозаисты конца IV века явным образом колебались между воспоминаниями об игрушечных александрийских мозаиках и попытками перенести в мозаику приемы живописи, уже начавшей мечтать о монументальности на христианском Востоке. Однако подлинная монументальность появляется в римских мозаиках лишь в VII веке и, разумеется, как дар Византии, пережившей только что эпоху Юстиниана.
Рим достаточно богат примерами искусства этой поры – первого торжества Византии в Риме. Нарумяненная, набеленная и одетая в золото святая Агнеса в апсиде ее церкви на Номентанской дороге могла бы занять место на любой из мозаик Юстиниана и Теодоры. Ее мастер не знал уже никаких колебаний и ни в чем не вышел из пределов строго и точно определенного стиля, конструированного в Константинополе и явившегося в Рим со всем деспотизмом заморской моды.
В оратории Сан Венанцио Латеранского баптистерия крупный растительный узор – зеленые с золотом завитки на синем фоне, – так ясно свидетельствуют о завоевании Рима Востоком, заставляя вспомнить романтические и увлекательные теории Стриговского. Кто, кроме искусных азийцев на службе у Византии, мог исполнить и те ювелирно тонкие мозаики, которые украшали одну капеллу в старой базилике Святого Петра и о которых можно судить по фрагменту в сакристии Санта Мария ин Космедин? Тщательная грация этих изображений была привозным даром для одичавшего и обедневшего Рима первых лет VIII века. Более тонко мыслящее и более тонко украшенное христианство Византии прорезало тогда мрак его долгой борьбы с варварами, его вечных забот о бесхозяйной Италии. Там и сям оно оставило свой след, выложив мозаикой крест и двух святителей в белых одеждах, изумрудную траву и красные маки на фоне багряного золота в заброшенном Сан Стефано Ротондо, убрав драгоценными камнями апсиду Сан Лоренцо, придав монументальное величие даже полуварварс-ким мозаичным фигурам в церкви Святых Косьмы и Дамиана.
Второй прилив византийского влияния в Риме почти совпадает с периодом второго расцвета византийского искусства в IX и X веках, при императорах македонской династии. В Риме этот второй византийский период связан с именем папы Пасхалия I. Мало что знает история об этом папе, но память о нем никогда не исчезнет в Риме, потому что в каких-нибудь семь лет его правления, между 817 и 824 годами, были сооружены и украшены мозаиками Санта Прасседе на Эсквилине, Санта Мария ин Доминика на Целии, Санта Цецилия ин Трастевере и Сан Марко близ нынешней пьяцца Венеция. Историки сообщают, что папа Пасхалий любил греков и греческие обычаи. Монахам святого Василия он отвел во владение монастырь при церкви Санта Прасседе, в которой была погребена его мать «Theodora episcopa». Мозаичный портрет этой святой женщины сохранился там на стенах капеллы Сан Зено, а портреты самого Пасхалия можно видеть в мозаиках Санта Цецилия и Санта Мария ин Домника. Он изображен там преклонившим колена, с головой, окруженной четырехугольным голубым нимбом. Сам папа Пасхалий был, по-видимому, мало похож на святого. Его молодое лицо восточного типа очень красиво, его поза проникнута церемониальной грацией, его одежды тщательно и богато убраны золотом и драгоценными камнями. Такой папа кажется главой элегантного и любившего роскошь двора, стремящегося во всем походить на Константинопольский двор.
Базилика Санта Констанция. Рим. Фото Lalupa
Есть черты придворного, манерного и подчеркнутого стиля во всех пасхалианских мозаиках – в удлиненности пропорций, свойственных их фигурам, в торжественной монотонности их композиций, в намеренной «вескости» их колорита. Сильнейшее живописное впечатление достигается здесь большими и резко распределенными массами белого, синего и красного цвета. Металлический зеленый цвет играет только второстепенную роль, и совсем мало золота отведено тем мозаикам, которые рассчитаны на полное дневное освещение, как, например, мозаики в апсидах. Таким образом, мастера времен Пасхалия I сделали шаг вперед по сравнению с мозаистами VII века, любившими не всегда удачные золотые фоны. В своих глубочайших синих фонах они воскресили красоту мавзолея Галлы Плацидии. Но с каким изумительным художественным тактом умели они применить золото в полумраке небольшой капеллы Сан Зено! Недаром современники называли эту капеллу «hortus paradisi». Вместе с равеннским мавзолеем она является самой высокой точкой, какой только достигало когда-либо искусство мозаики.