Просит снести поклонник Трифонычу и зовет в другой раз к себе:
– Теперь уж найдете сразу маленького Аксенова.
Потом ходим в игрушечном ряду, у стен, под лаврой. Глаза разбегаются смотреть.
Игрушечное самое гнездо у Троицы от преподобного повелось: и тогда с ребятенками стекались. Большим – от святого радость, а несмыс-ленным – игрушечка: каждому своя радость.
Всякое тут деревянное точенье: коровки и овечки, вырезные лесочки и избушки, и кующие кузнецы, и кубарики, и медведь с мужиком, и точеные яйца, дюжина в одном: все разноцветные, вложенные друг в дружку, с красной горошинкой в последнем – не больше кедрового орешка. И крылатые мельнички-вертушки, и волчки-пузанки из дерева, на высокой ножке; и волчки заводные, на пружинке, с головкой-винтиком, раскрашенные под радугу, поющие; и свистульки, и оловянные петушки, и дудочки жестяные, розанами расписанные, царапающие закраинками губы; и барабанчики в золоченой жести, радостно пахнущие клеем и крепкой краской, и всякие лошадки, и тележки, и куколки, и саночки лубяные… И сама лавра-Троица, высокая розовая колокольня, со всеми церквами, стенами, башнями, разборная. И вырезные закуски на тарелках, кукольные, с пятак, сочно блестят, пахнут чудесной краской: и спелая клубника, и пупырчатая малинка, совсем живая; и красная, в зелени, морковка, и зеленые огурцы; и раки, и икорка зернистая, и семужий хвост, и румяный калач, и арбуз алый-сахарный, с черными зернышками на взрезе, и кулебяка, и блины стопочкой, в сметане… Тут и точеные шкатулки, с прокладкой из уголков и крестиков, с подпалами и со слезой морской, называемой перламутр; и корзиночки, и корзины – на всякую потребу И веселые палатки с сундучками, блистающие, как ризы в церкви. И образа, образа, образа, такое небесное сиянье! – на всякого святого. И все, что ни вижу я, кажется мне святым.
– А как же, – говорит Горкин, – просвященно все тут, благословлено. То стояли боры-дрема, а теперь-то, гляди, – блистанье! И радуется народ, и кормится. Все Господь.
Покупаем самые пустяки: оловянного петушка-свистульку, свистульку-кнутик, губную гармошку и звонницу с монашком, на полный звон, – от Горкина мне на память; Анюте куколку без головки, тулово набито сенной трухой, чтобы ей шить учиться, головка в Москве имеется. А мне потому мало покупают, что сказала сегодня барышня Манюша, чтобы не покупать: дедушка целый короб игрушек даст, приказал молодцам набрать.
Встречаем и наших певчих, игрушки детишкам покупают. У Ломшакова – пушка, стрелять горохом, а у Батырина-октавы – зайчик из бумазеи, в травке. Костиков пустой только, у него ребятишек нет, не обзавелся, все думает. Ломшаков жалуется на грудь: душит и душит вот, после вчерашнего спать не мог. Поедут отсюда к Боголюб-ской в Москву, спешат: петь надо, подрядились.
Сошествие Святого Духа на апостолов. Рубеж XV–XVI вв.
Сходим по лесенке в овражек, заходим в «блинные». Смотрим по всем палаткам: везде-то едят-едят, чад облаками ходит. Стряпухи зазывают:
– Блинков-то, милые!.. Троицкие-заварные, на постном маслице!..
– Щец не покушаете ли с головизной, с сомо-винкой?..
– Снеточков жареных, господа хорошие, с лучком пожарю… за три копейки сковородка! Пирожков с кашей, с грибками прикажите!..
– А карасиков-то не покушаете? Соляночка грибная, и с севрюжкой, и с белужкой… белужины с хренком, горячей?.. И сидеть мягко, понежьтесь после трудов-то, поманежьтесь, милые… и квасок самый монастырский!..
Едим блинки со снеточками, и с лучком, и каш-нички заварные, совсем сквозные, видно, как каша пузырится. Пробуем и карасиков, и грибки, и – Антипушка упросил уважить – редечку с конопляным маслом, на заедку. Домна Панферовна целую сковородку лисичек съела, а мы другую. И еще бы чего поели, да Аксенов обидится, обед на отход готовит. Анюта большую рыбину там видала, и из соленого судака ботвинья будет – Савка нам говорил, и картофельные котлеты со сладким соусом, с черносливом и шепталой, и пирог с изюмом, на горчичном масле, и кисель клюквенный, и что-то еще… Загодя наедаться неуважительно.
Во всех палатках и под навесами плещут на сковородки душистую блинную опару – шипит-скворчит! – подмазывают «кошачьей лапкой». Домна Панферовна смеется. А кто говорит, что заячьей. А нам перышками подмазывали, Горкин доглядывал, а то заячьей лапкой – грех. И блинные будто от преподобного повелись: стечение большое, надо народ кормить-то. Глядим – и певчие наши тут: щи с головизной хвалят и пироги с солеными груздями. Завидели нас – и накрыли бумажкой что-то. Горкин тут и сказал:
– Эх, Ломшачок… не жалеешь ты себя, братец!
И Домна Панферовна повздыхала:
– И во что только наливаются… ладно бы какое горе, а то кондрашке одному на радость.
Ну, пожалели-потужили, да тужил ом-то не поможешь, только себя расстроишь.
Тележка наша готова, помахивает хвостом Кривая. Короб с игрушками весело стоит на сене, корзина с просфорами увязана в чистую простыньку. Все провожают нас, желают нам доброго пути, Горкин подносит Аксенову большую просфору, за полтинник, и покорно благодарит за ласку и за хлеб-соль: «Оченно вами благодарны!» Аксенов тоже благодарит, что радость ему привезли такую: не ждал, не гадал.
– Ну, путь вам добрый, милые, – говорит он, оглядывая тележку, – приведет Бог, опять заезжайте, всегда вам рад. Василий на ярмарку поедет скоро, буду в Москве с ним, к Сергею Ивановичу побываю, так и скажите хозяину. Ну, вот и хорошо, надо принять во внимание… ов-сеца положили вам и сенца… отдохнула ваша лошадка.
И все любуется на тележку, поглаживает по грядке.
– Да, – говорит он задумчиво, – надо принять во внимание… да, тележка… таких уж не будет больше. Отворяй ворота! – кричит он дворнику, натягивает картуз и уходит в дом.
– Расстроился… – говорит нам Горкин, шепотом, чтобы не слыхали. – Ну, Господи, благослови, пошли!
Мы крестимся. Все желают нам доброго пути. Из-за двора смотрит на нас розовая колокольня-Троица. Молча выходим за ворота.
– Крестись на Троицу, – говорит мне Горкин, – когда-то еще увидим!..
Видно всю лавру-Троицу: светит на нас крестами. Мы крестимся на синие купола, на подымающийся из чаши крест: «Пресвятая Троица, помилуй нас! Преподобный отче Сергие, моли Бога о нас!..»
Троице-Сергиева лавра. Фото Э. Титова
Вот и тихие улочки Посада, и колокольня смотрит из-за садов. Вот и ее не видно. Выезжаем на белую дорогу. Навстречу – богомольцы, идут на радость. А мы отрадовались, и скучно нам. Оглядываемся: не видно ли. Нет, не видно. А вот и перелески с лужайками, и тропки. Мягко поту-кивает тележка, попыливает за ней. А вот и место, откуда видно, между лесочками. Видно между лесочками, позади, в самом конце дороги: стоит колокольня-Троица, золотая верхушка только, будто в лесу игрушка.
– Прощай!..
– Вот мы и помолились, привел Господь… благодати сподобились, – говорит Горкин молитвенно. – Будто теперь и скучно, без преподобного…
а он, батюшка, незримый с нами. Скучно и тебе, милый, а? Ну ничего, касатик, обойдется… А мы молитовкой подгоняться станем, батюшка-то сказал, Варнава… нам и не будет скучно. Начни-ка тропарек, Федя: «Стопы моя направи»…
Федя нетвердо начинает, и все поем: «Стопы моя направи по словеси Твоему…»
Постукивает тележка. Мы тихо идем за ней.
Литература
Авраам Норов. Путешествие по Египту и Нубии в 1834-1835 гг. Санкт-Петербург, 1840.
Булгаков Сергей Николаевич, протоиерей. В Айя-Софии. Журнал «Русская Мысль», 1924. Прага.
Быков В.П. Тихие приюты для отдыха страдающей души. Издание Е.И. Быковой. М., 1913.
Зуров Леонид. Обитель. «Новоселье». Ежемесячный литературно-художественный журнал. Нью-Йорк, 1946. № 29-30 (октябрь-ноябрь).
Иван Шмелев. Троице-Сергиева лавра. Митрополит Вениамин (Федченков). На «Северный Афон».
Муратов Павел. Образы Италии. Berlin, 1924. Немирович-Данченко В. Наши монастыри. Очерки и рассказы. Издание П.П. Сойкина. СПб., 1904.
Новый Завет. Издание Оптиной пустыни, 1997.
Православный Молитвослов и Псалтирь. Сретенский монастырь. М., 1997.