Ее сейчас разорвут на части!.. Том дрожал мелкой дрожью. И только тепло Кота, прижавшегося к нему, чуть-чуть унимало эту дрожь. Он положил руку на голову Кота, а тот стал виться вокруг него и тереться, а потом прошептал: «Ну что же ты дрожишь так, Том? Ведь все хорошо, все очень, очень хорошо»…
Том застыл в изумлении. И вдруг устыдился — «Мурзик, друг мой, ты поверил, а я… а я. Я первый должен был поверить — сказал он, утирая слезы — спасибо тебе за науку».
— Какая уж наука от слепого котенка?
— Слепого котенка?
— Ну да, Том. Я стал, как слепой котенок. Я ничего не вижу. Только все слышу. Понимаешь, я ведь родственник волшебного Кота, у которого всегда горят глаза. А у меня погасли, когда я потерял Тайну. Ну я… я не захотел больше глядеть погасшими глазами. Лучше уж быть слепым котенком, и только слышать того, кого любишь.
«Быть слепым котенком и слышать того, кого любишь — повторил Том. Вот, мне надо быть слепым котенком и слушать Ту, которую люблю».
Он закрыл глаза и стал слушать Скрипку. Скрипка доиграла все с начала до конца и замолкла. Никто ее не оборвал. Да, просто она все сказала, что ей нужно было.
И — никакого лязга, скрежета зубовного, стона… Том открыл глаза с бьющимся сердцем и увидел, что они стоят у самого входа в Царство волшебных зеркал.
— Здравствуй, Том, — сказала Владычица Хрусталей. — Да ты не один. Здравствуй и ты, спутник Тома.
— Здравствуй, Королева.
— Все хорошо. Все очень, очень хорошо, — сказала Она.
— Никогда не поздно в это поверить, — ответил Том. И это было как пароль и ответ.
— Входите, — сказала Владычица.
И они вошли.
— Взгляните теперь в мои зеркала.
Кот решил, что он, конечно, ничего не увидел, но пусть увидит Том, а он порадуется вместе с ним. Но… прямо перед ним в волшебном зеркале было два зеленых огня.
— Мои глаза?! Мои настоящие глаза?! Те самые два зеленых, с которыми вместе еще и один рубиновый появляется! Том, я вижу!
— И я вижу, — тихо сказал Том, а потом замолчал, потому что его затопило ликование. — Он увидел Ее. Целую и невредимую с золотой скрипкой в руках. Все хрустальное царство — царство прозрачных — вспыхнуло и загорелось мириадами переливчатых огней. И осветило Ее всю, в розовом платье и с золотой скрипкой в руках.
— Ну вот ты и выполнил мое задание. Досмотрел до конца тайну хрусталинки и сделал так, что еще одни глаза засветились.
— Я?.. Я ничего не делал. Это само, — удивился Том, но внезапно понял, что все равно, как это произошло.
— Да, все равно, — сказала она, продолжая его мысли. — Важно то, что свету в мире не убавилось, хотя нашего Друга здесь нет. Сохранить свет в мире — это самое главное, что можно сделать для ушедшего. Это значит — ему есть куда придти.
— Что? — спросил Том. — Как это? Она тихо улыбнулась в ответ и сказала только одно:
Это Тайна.
Зерно вечности
Я с вами вновь, чего же боле? Что я могу еще сказать?.. А сказать надо много. Это я. Том. И то, что мы опять встретились, это очень хорошо. Мне очень хорошо, когда я вижу эту красоту и родные лица… так хорошо… Почему-то я от красоты всегда плачу. Не только от счастья — еще от чего-то. Знаю, что все это кончится, — вот отчего плачу. Так сжимается сердце, что иногда даже красота пропадает. Ведь всё всё кончается. Правда? И ты, моя любимая, моя Девочка, моя вечная Девочка. На самом деле ты все-таки не вечная, а старая. Да, Девочка, всегда девочка, и все-таки старая. Значит.
— Значит, я скоро кончусь? — это спросила Она.
От нее всегда исходит сияние и. никакого страха, а ведь.
— Том, ну да, я старая. А душа у тебя старая, молодая или вечная?
— Все говорят, что душа вечная, но, если признаться, я не очень понимаю, что это такое.
— Да, ты не видел свою душу.
— Что ты говоришь? Разве душу можно увидеть?
— Вообще нет, а в волшебном зеркале можно. Тебе надо встретиться со своей душой, Том.
— Как?… Да, я знаю, на вопросы «как?» волшебники не отвечают. Но так хочется его задать…
— Да, не отвечают. Даже то, как я сама встретилась со своей душой, почти невозможно рассказать. Но, попробую… немножко.
Когда
Я со своей душою повстречалась,
Она была в зеленом, синем, белом
И мягко золотилась и сияла
И пахла лесом.
Ты скажешь: не имеет
Душа ни запаха, ни цвета.
Неправда, — все имеет.
Но это все совсем неуловимо.
Оно мелькнет и манит за себя,
Куда-то вдаль,
во что-то, что огромней
Ее самой
и запаха и цвета не имеет.
Но нас лишь только цвет
введет в бесцветность
Немую, именуемую Свет.
Я со своей душою повстречалась.
Она была в зеленом, синем, белом
И мягко золотилась и звучала.
— Ну что ж ты замолчала? А дальше?
— А дальше ты сам узнаешь, когда встретишься со своей душой и когда найдешь зернышко вечности, из которой рождаются все миры.
— А… я смогу его найти?
— Это мое задание. Ты же всегда выполнял мои задания.
— Но это всегда было так трудно! И — каждый раз заново, как будто до этого ничего не было.
— Для начала тебе надо попасть в другой мир.
— Но. сказать правду, я не очень-то верю в другие миры. В то, что они есть. Разве что на другую звезду на космическом корабле.
— Нет. На всякой другой звезде ты останешься таким, какой ты сейчас. А это — по-настоящему другой мир, это мир, в котором ты сам станешь другим. Где ты приблизишься к своей душе и будешь больше ты, чем ты сейчас.
— Тебя не так-то просто понять.
— Эго пока ты не попал в другой мир.
Она замолчала. Но вдруг зазвучала очень тихая музыка. Да что это? Откуда этот розово-сиреневый свет? Всё, всё им окрашено. Всё светится, переливается, переходит одно в другое!
Здесь все, кого я видел раньше. Но разве я то видел? Этот золотой олень и Дюймовочка в своем цветке и это Озеро!.. Озеро с серебряным лотосом, в середине которого лебедь. Он совсем прозрачный. Сквозь него что-то видно. Какая-то трепетная тонкая нить, серебряная. Она связывает все и всех. Раньше все они были, но. отдельно друг от друга. Каждый сам по себе. А теперь? Господи! Да ведь все это — одно. Одни без другого просто не может существовать. А все вместе, все вместе. Это — Чудо! Неужели это все сделала скрипка Белого Зайца? Это он — белый скрипач. О, играй! играй! Только играй! Пусть не кончается твоя мелодия! Пусть, пусть не кончается! Пуусть!..
— Ну, что же ты плачешь. Том? Так горько…
— Потому что все это кончилось. Потому что все кончается. Почему, Почему все кончается?
— Кто знает, может это длится столько, сколько нужно.
— Сколько нужно? А не вечно? Значит нет ничего вечного?
— Чудо длится до тех пор, пока не заронит тоску по зернышку вечности. Ты затосковал. Теперь ты уже не сможешь не искать это маленькое зернышко, которое прорастает и из него возникает вновь и вновь все, что ты так боишься потерять. Иди, Том.
— Куда?
— Иди, пока не увидишь свою душу.
— Ты. Ты меня отсылаешь от себя?
— Да, чтобы уже никогда не расставаться.
— Как? Подожди.
Но Она исчезла. Перед ним огромный лес. Очень темный и очень спокойный. Какой-то таинственный Покой. А ведь, правда, у леса есть тайна.
— Лес таинственный, как. Любовь. В Любви всегда есть тайна. И в лесу есть тайна. Лес тебя любит, Том.
Это сказал Оль. Тот самый, давний друг, который всегда сидит на дереве, подперев щеку рукой и непонятно — то ли дерево это он, то ли он это дерево? Но ясно, что дерево это живое существо, а Оль это и дерево и еще что-то, но в общем-то Оль это Оль.
— Здравствуй, Оль.
— Здравствуй, Том.
— Оль, Она поручила мне найти зернышко Вечности в этом невечном мире.
— Ну и ищи.
— Как? Где? Это очень трудно.
— Нелегко. Но когда ты узнаешь самого себя.
— Что? Себя-то я знаю.
— Да? Ну скажи, кто ты?
— Кто, кто. Я — Том.
— Ая?
— Аты — Оль.
— Нет, Том, я не только Оль, а ты не только Том.
— А кто же я? И кто же ты?
— Я — никто. Может быть, ты тоже никто? Вот тогда.
— Что тогда?
— Тогда нас стало бы двое, нет — трое. С нами была бы тайна: мы стали бы одно.
— Я ничего не понимаю, Оль. Как это — никто? Я — Том и всё. А больше я ничего не знаю.
Голос:
А я что-то знаю.
А я что-то знаю
А я что-то знаю
Знаю и пою.
— Помпончик! Ты приходишь как всегда, когда очень нужно. Меня только что уныние охватило. Но когда я вижу твой белый помпончик и слышу твою песенку, уныние как рукой снимает; хоть я, конечно, ничего не смогу, потому что ничего не знаю.
— Ну как ничего? Ты ведь знаешь, за что я тебя люблю?
— Понятия не имею. Любишь и всё, как и я тебя.
— Так-то оно так, но все-таки я люблю тебя за то, что ты такой искренний. За то, что у тебя душа искрится. За то, что в тебе всегда горит искра Божья.
— Во мне? Вот уж не знал.
— Ну где тебе знать? Ты собой никогда не любуешься. А вот ведь каждый раз, как будто случайно попадаешь на костер гномов — волшебный костер. Ты думаешь, от чего он загорается?
— Как от чего? От спичек, как все костры.
— А вот и нет. Он загорается от твоей искры. От тебя загорается.
— Неужели??
В темном лесу неожиданно загорелся огонек.
— Так вот же он!
Он стал разгораться на глазах. И рядом с ним, вокруг него как бы разгоралась тишина. Особенная, живая.
А у костра сидели четыре гнома. Тихо-тихо сидели. Всё как всегда. Тихое пламя и пламенеющая тишина. Гномы погружались в нее. Молчание. Ни слова друг с другом. Вот только со звездами. В этой тишине обязательно будут слышны звоны со звезд. Звезды окликают сердца. И гномы ответят звездам. Из самой глубины сердца. Вот — вот. Сейчас… И — голос первого гнома:
Отрешиться, отрешиться