– Нет, – ответила я. – Со мной все в порядке.
Я посидела какое-то время неподвижно, а когда туман рассеялся, повернулась к доктору Хеллер, все еще стоявшей возле меня на коленях. Ее глаза были наполнены слезами, она вот-вот была готова расплакаться. И я в первый раз поняла, что она верит в мой дар.
– Теперь вы понимаете, правда? – спросила я. – Вы все-таки поняли.
Доктор Хеллер посмотрела на Келли, потом снова на меня.
– Да, – прошептала она, вытирая слезу со щеки.
– Со мной такое делает истинная любовь, – сказала я и встала.
Келли улыбнулась доктору Хеллер. Я собралась уйти, но повернулась к ним:
– Я очень счастлива за вас обеих.
Выезжая из подземного гаража больницы, я потянулась за мобильным телефоном, чтобы позвонить Колетт. Я была готова встретить тридцатилетие, записать, наконец, в книге все то, что я узнала о любви. Я хотела рассказать ей об этом. А еще о Кэме. О той сумятице мыслей и чувств, которые пульсировали в моей голове и в моем сердце.
Я набрала номер Колетт, но мне никто не ответил, поэтому я решила поехать к ней без предупреждения. Оставив машину на улице перед ее домом, я поднялась в лифте на нужный этаж и увидела, что дверь ее квартиры приоткрыта.
– Здравствуйте! – крикнула я, заглядывая внутрь. – Колетт, вы дома?
Мой голос эхом отозвался в квартире.
Я толкнула дверь и застыла, ошеломленная увиденным. Квартира опустела. На книжных полках не осталось ни одной книги. Старые бархатные драпировки вяло и одиноко свисали с карниза над высоким окном. Колетт исчезла. Единственным свидетельством того, что она жила здесь, был предмет, стоявший в центре комнаты. Старинная цветочная тележка, которая когда-то возила ведра с цветами по парижским улицам, стояла пустой в покинутой квартире в Сиэтле. Я взяла конверт, прикрепленный к ней скотчем.
Дорогая Джейн!
Теперь я вынуждена оставить тебя, поскольку моя работа завершена. Ты должна идти по этому пути, как до тебя это делала я. Я желаю тебе счастья, но прежде всего я желаю тебе любви. Никогда не теряй ее из виду.
Твоя Колетт
Я не могла поверить, что она уехала. Колетт могла улететь в Нью-Йорк или в Рио-де-Жанейро. Но я надеялась, что отправилась в Париж. Я надеялась, что она снова попытается встретиться со своей любовью, и на этот раз ей повезет.
Я докатила старую тележку до своей машины и обрадовалась тому, что она легко поместилась в багажнике. Я уже садилась за руль, когда зазвонил мобильный. Это была Мэри.
– Джейн, завтра великий день. Я хотела убедиться, что ты не передумала встречать мою малышку.
– Не пропущу ни за что на свете, – сказала я. – На какое время назначена стимуляция?
– Ее перенесли на вторую половину дня, – ответила Мэри. – Если мне повезет, то уже вечером я буду держать дочку на руках. Ты сможешь взять ее на руки первой после меня.
И тут я все поняла. Это был последний этап моего путешествия. Я передам дочке Мэри мой дар. Я подумала о Мэри, наивной и доброй, раненной в самую душу, но не очерствевшей. Ее сердце каким-то образом сумело остаться нежным и красивым вопреки боли, подобной той, которую испытала моя мама. Да, сказала я самой себе. Дочка Мэри будет купаться в любви, как это было со мной. Она будет смотреть на мир сквозь затуманенные очки любви, как это делала я. Как и я, эта девочка найдет свой путь, пусть даже не всегда все свободные концы завязываются в бант. Такова жизнь, и такова любовь.
Нажав на кнопку отбоя, я снова услышала жужжание. На экране появилась эсэмэс от Кэм: «Мне очень, очень жаль».
Я вздохнула и сунула телефон в карман куртки. Мне тоже было жаль.
Глава 24
– Джейн, это Кэти.
Ее голос звучал испуганно и тревожно.
– Что случилось?
– Я даже не знаю, как сказать… Джош меня бросил.
В магазин вошла покупательница, и я жестом попросила Ло заняться ею.
– Что?
– Да, он ушел от меня. Джош вышел из дома за кофе и сказал, что скоро вернется. Но вместо этого он позавтракал с блондинкой и решил больше не возвращаться.
– Кэти, – ахнула я. – Этого просто не может быть. Я ни разу в жизни не видела двух людей, которые любили бы друг друга сильнее, чем вы с Джошем. Ты наверняка ошибаешься.
– Нет, – всхлипнула Кэти. – Он даже не забрал свои вещи. Джош бросил меня. Порвал наши отношения. Если бы я только могла это предвидеть! Но не было никаких признаков, ни единого.
– Дорогая, я даже не знаю, что тебе сказать. Бессмыслица какая-то.
– Я знаю, – сказала Кэти. – Но я знаю и то, что если он ушел, значит, я должна двигаться дальше. Я не могу сидеть в этом доме, где мы жили вместе, и ждать, чтобы Джош вернулся домой. Мне придется продать дом, Джейн. У меня такое чувство, что это ночной кошмар наяву.
– Это и есть кошмар, – согласилась я. – Мне так жаль. Я могу как-то тебе помочь?
– Нет, – вздохнула Кэти. – Хотя… Думаю, мне нужно уехать из города. Может, съездим куда-нибудь на солнечное побережье? Скажем, в следующем месяце? Мексика, Гавайи, не важно, куда-нибудь подальше отсюда, где есть фруктовые коктейли. И давай возьмем с собой Ло. Мы сможем сидеть у бассейна, выпивать в свое удовольствие, не думать и не говорить о мужчинах.
– Звучит божественно, – оценила я.
– Вот и отлично, – сказала Кэти. – Я должна перестать думать обо всем этом. Джейн, мое сердце разбито, – она вздохнула. – Я посмотрю рейсы и дам тебе знать.
– О’кей, – согласилась я. – Кэти, я не знаю, что происходит с Джошем. Мне все это не нравится. Но одно я знаю точно: я видела вас вместе, я была свидетельницей вашей любви, и это была любовь. Не забывай об этом, договорились? – Я слышала, как Кэти всхлипывает. – Обещаешь мне?
– Обещаю, – наконец произнесла она.
– Сегодня канун Рождества, – сказала я Ло. – Пора по домам.
– Не-а, я останусь. У меня еще есть дела.
– Никаких дел у тебя нет. И кто я, по-твоему? Скрудж? Отправляйся домой, выпей хорошего вина и послушай Бинга Кросби.
– Одна, – грустно усмехнулась Ло. Последние несколько дней Ло была печальной и погруженной в себя.
– Я тоже буду одна. Но, честно говоря, я так устала после этой недели, что я совершенно не против одиночества. Я просто хочу спать, спать, спать. Да и тебе нужно отдохнуть. Ты разве не улетаешь утром в Париж?
– Улетаю, – с вымученной улыбкой ответила моя подруга.
– Тогда убирайся отсюда сию же секунду, а не то я прогоню тебя метлой.
Ло сняла фартук, повесила его на крючок за прилавком.
– Есть, босс. – Она наконец улыбнулась по-настоящему.
Не успела Ло выйти, как на двери снова зазвонил колокольчик. В магазин ворвалась струя холодного воздуха. Не поднимая глаз, я сказала:
– Прошу прощения, магазин закрыт. Я…
И тут мои глаза встретились с глазами мужчины. Это был покупатель, который приходил каждый год перед самым Рождеством, тот самый хромой, оставлявший королевские чаевые по неизвестной мне причине.
– О, здравствуйте, – поздоровалась я, мгновенно узнав его.
– Простите, – заговорил он с робкой улыбкой. – Мой поезд опоздал. – Мужчина явно запыхался. – Я беспокоился, что не успею до закрытия.
– Поезд? – переспросила.
– Да, – кивнул мужчина. – Я живу в Портленде.
– В Портленде? – изумилась я. – Тогда зачем вы каждый год в канун Рождества приезжаете из Орегона в цветочный магазин в Сиэтле?
Выражение его лица было серьезным, в глазах притаилась печаль.
– У вас самые лучшие цветы, – после долгого молчания ответил он.
– Что ж, тогда позвольте мне собрать для вас букет.
– Нет, – спокойно сказал мужчина. – Не беспокойтесь. Я выберу что-нибудь на витрине.
Он указал на вазу с красными розами и зелеными ветками.
– Вот это мне нравится.
Я отнесла композицию на прилавок. Решив поправить розу, оказавшуюся не совсем на своем месте, я уколола указательный палец.
– Проклятье! – буркнула я, увидев каплю крови. – В это время года фермеры забывают срезать шипы. Если бы в этом месяце я получала по доллару за каждый пропущенный шип, тогда с этой бедой еще можно было бы смириться.
Мужчина кивнул.
– Каждый раз, когда я беру розу, я всегда чувствую только шипы.
– Билли Джоэл, – улыбнулась я.
– Да, – ответил покупатель. – Это из песни «And So It Goes».
– Красивая песня.
Я заклеила палец пластырем, и мужчина протянул мне чек.
– Веселого Рождества, – пожелал он, направляясь к двери. Но потом снова повернулся ко мне и сказал:
– Это была любимая песня твоей матери.
Я застыла на месте, от изумления потеряв дар речи. Мужчина вышел на улицу. Я посмотрела на чек и прочитала напечатанные на нем имя и фамилию: Эрик Уильямс.
Это был мой отец.
Час спустя я закрыла магазин, забрала с собой рождественский венок и праздничную композицию и пошла через рынок к дому. Тишина была пугающей. Но я расслышала рождественские гимны, доносившиеся из припаркованной впереди машины. Внутри разместилась семья: папа, мама и трое детей, два мальчика и девочка, сосавшие леденцы на заднем сиденье.
Воздух был чист и холоден, у меня изо рта вылетали клубочки пара. Навстречу мне шел Мел. Он надел парадный костюм приблизительно 1983 года.
– Джейн! – воскликнул он. – Именно тебя я надеялся встретить.
– Веселого Рождества, Мел, – негромко пожелала я.
– Веселого Рождества, красавица, – ответил он. Его глаза сияли в свете уличных фонарей. – Мне нужен твой самый лучший букет цветов. Я собираюсь подарить его Вивиан сегодня вечером.
Я улыбнулась. Даже если человеку семьдесят, любовь по-прежнему остается молодой.
– Держите, – я отдала Мелу композицию, которую сделала для своей каминной полки: зеленые хризантемы в сочетании с готовыми распуститься гиацинтами оттенка лайма. Это был любимый рождественский букет моей мамы. – Отдайте эти цветы Вивиан. Они ей понравятся.