– Все в порядке, у меня нет оружия, – сказал Уинтер.
– Я должен вас бояться?
– Зависит от того, хороший вы человек или нет.
– Я не убивал жену.
– Этого недостаточно, чтобы быть хорошим человеком.
Собек вошел внутрь и нажал выключатель. Загорелась люстра. Уинтер прошел за ним по огромному холлу к коридору за лестницей. Собек остановился у двери в подвал. Глаз – к верхнему сканеру, большой палец – к нижнему. Дверь открылась с тихим звуком, напоминающим вдох. Гуськом они спустились по лестнице и повернули направо. Дверь, перед которой остановился Собек, была из той же самой полированной стали, что и все остальные двери в подвале. Она была холодная и неприветливая. Он открыл ее, и они вошли.
Андертон говорила, что здесь есть и офис, и, скорее всего, именно туда они и пришли. В комнате были стол, стул, телефон и компьютер. На этом сходство с офисом заканчивалось. Здесь не было привычных вещей, которые помогают пометить территорию: рамок с дипломами и сертификатами, книжного шкафа, шкафа с папками, сентиментальных мелочей. Фотографии были, но не сентиментального характера. По крайней мере, в привычном смысле этого слова. Фотографии первых трех жертв висели на трех стенах, по одной на каждой. Это были кадры с места преступления и с процедуры вскрытия. Чудовищная галерея смерти и отчаяния.
Фотографии Изабеллы висели на почетном месте – на стене напротив стола. Каждый раз, когда Собек поднимал голову, первыми он должен был видеть именно их. На одной – вскрытая грудная клетка Изабеллы с внутренними органами – влажными и блестящими под яркими хирургическими лампами. На другом фото был срез ее черепа и мозг. Снимки с места события были ненамного лучше. Уинтер снова подумал о том, что же все-таки у Собека с головой. Каким человеком надо быть, чтобы захотеть видеть свою жену в таком виде?
Некоторые фотографии с места событий были уже знакомы Уинтеру, потому что Андертон их присылала. Другие он видел на инфодосках в полиции. Но некоторые он не видел ни разу. Возникал вопрос, как их получил Собек. В то же время, он не был удивлен. Он знал, что мотивация и деньги могут многое.
Фотографии Алисии Кирчнер висели на стене справа, а Лианы Хэмонд – слева. Здесь тоже были снимки с места убийства и вскрытия. Еще больше смерти и отчаяния. Четвертая стена пустовала. Предположительно, теперь она заполнится фотографиями Майры Хупер. Уинтер протянул ноутбук Собеку и подождал, пока тот его возьмет.
– Может, вы сами или кто-то из вашей армии частных детективов знает эксперта по компьютерам. Мне нужно, чтобы они посмотрели этот лэптоп.
– Что именно нужно искать?
– Следы того, что кто-то дистанционно получил доступ к камере и использует ее.
– Вы считаете, убийца через нее наблюдает за Кирчнером?
– Это возможно.
Собек молчал, а Уинтер думал, сколько времени ему понадобится, чтобы сообразить. В итоге процесс занял пять секунд.
– Вы думаете, он и за мной наблюдает?
– Если окажется, что он следит за Кирчнером, то, вероятно, делает то же самое и с вами. И с Дэвидом Хэмондом.
– Зачем?
– Сначала нужно узнать, пользуется ли он камерой на этом компьютере, а потом сможем ответить на ваш вопрос.
– Если у вас есть мысли, я бы хотел их услышать.
– И вы услышите. Как только у меня появится какая-то стоящая мысль, я поделюсь ею с Андертон, а она – с вами.
– Я вам не враг.
– Нет, но у вас есть скрытый интерес. Признайтесь, вы не беспристрастный наблюдатель.
– Я хочу одного – чтобы ублюдок, убивший мою жену, был привлечен к суду.
– А когда вы закрываете глаза ночью, как именно вы себе это представляете?
– Просто хочу, чтобы он сел за решетку.
– Да? То есть вы не представляете, как подносите дуло пистолета к его голове и нажимаете на курок? Или всаживаете ему нож в кишки по самое сердце?
– Врать не буду, такие мысли приходили. Но если поговорите с Кирчнером или Хэмондом, они скажут то же самое. К сожалению, реальность такова, что у меня не будет возможности даже близко подобраться к реализации своих фантазий. В данный момент самое большее, на что я могу надеяться, – чтобы убийцу поймали и арест закончился смертью. – Он замолчал и посмотрел Уинтеру прямо в глаза. – Знаете, если бы такое стало возможным, я бы предложил бонус.
Уинтер ничего не сказал.
– Вы недавно работали над делом в Детройте, – продолжил Собек. – И там арест не удался, убийца был застрелен. И это уже не первый раз, когда подобное случается на вашем деле. Я бы даже сказал, что так бывает часто.
– В этом нет ничего загадочного. Люди, которых я преследую, знают, что подошли к финальной черте. Им остается не такой уж большой выбор – пожизненное заключение или смертная казнь. Когда они оказываются лицом к лицу с этой перспективой, они ищут выход. Вы бы на их месте не искали?
– При этом вряд ли вас мучает бессонница. Даже, думаю, совсем не мучает.
– Нет, не мучает. Для меня важно одно – остановить их. А мертвы они или в тюрьме – это мне совершенно безразлично.
– И вы не испытываете ни малейшего удовольствия, когда видите, как они умирают?
Они молча смотрели друг на друга. В конце концов: Уинтер нарушил молчание.
– А о каком бонусе речь?
– Назовите свою цену.
– Вам будет не по карману.
– Думаете?
– Два миллиона баксов. И сразу скажу – без торга. Если что-то пойдет не так, в тюрьме окажусь я.
Собек стоял и мучительно думал.
– Если бы все было так просто, – ухмыльнулся он.
– Если бы… Слушайте, меньше всего мне нужен ваш самосуд над убийцей. Даже если это самосуд чужими руками. Понимаете?
Собек ухмыльнулся.
– Я так понимаю, вы человек конкретный, – продолжил Уинтер. – Поэтому и я буду говорить конкретно. Я могу поймать убийцу, но если вы будете мне мешать, эта и без того нелегкая задача станет намного труднее. И чтобы все все правильно понимали: когда он будет пойман, его будут судить, а потом он отправится в тюрьму до конца своей жизни. Понимаете?
– Это я переживу. Тюрьма – опасное место. Там толпы воров и убийц. Не знаю, долго ли он продержится в такой среде.
– Если получится, что его кто-то зарежет в душе, я возражать не буду. Но только при условии, что вы к этому отношения иметь не будете.
– Я очень рад, что мы с вами единомышленники.
– Собек, мы даже рядом не стоим в этом плане. Мы точно не единомышленники.
Уинтер кивнул на стол, на котором лежал лэптоп Кирчнера.
– Так что, у вас есть кто-то, кто сможет глянуть?
– Да, есть.
Собек обошел стол и сел в кресло. Придвинул к себе телефон. Пока он говорил, Уинтер подошел к стене с фотографиями Изабеллы. Среди смертельного ужаса пряталась одна фотография 13 х 18, которая отличалась от всех остальных тем, что она была не про смерть, а про жизнь. В каком-то жарком месте Изабелла стояла у пальмы в бикини и свободном топике. Она была счастлива, красива и наслаждалась жизнью. Уинтер снял фото со стены и принес к столу. Собек заканчивал говорить. Положив трубку на базу, он откинулся на спинку кресла.
– Человек посмотрит лэптоп.
– Сегодня?
– Он за городом, дорога займет пару часов.
– Попросите и на ваши компьютеры посмотреть.
Уинтер положил фотографию на стол и повернул к Собеку. Тот взял и внимательно посмотрел на нее. Несмотря на то, что он видел этот снимок тысячу раз, он смотрел на него так, словно видел впервые. Его лицо приобрело мечтательное выражение, казалось, он вернулся в момент съемки. Возможно, он сам сделал этот снимок и сейчас был там – стоял с фотоаппаратом в руках, стараясь поймать идеальный момент. Именно это все пытаются сделать, когда смотрят в объектив. Из ста снимков лишь один получается особенным. Или удачно лег свет, или фотограф поймал какой-то интересный ракурс. Происходит какая-то магия, которая вызывает желание смотреть на фото снова и снова. Это бывает нечасто, но когда случается, это настоящее волшебство. Оно чувствовалось и здесь. Собек смог поймать момент.
– Расскажите мне об этой фотографии.
– Зачем?
Уинтер указал на стену с фотографиями Изабеллы, и Собек проследил взглядом за его пальцем. Ностальгическое выражение сменилось другим, более жестким. На стене остались только фотографии, изображающие смерть. Никакой логики в расположении снимков не было. Фото лежащей на кухонном полу Изабеллы конкурировали с кадрами ее вскрытого тела.
– Там не ваша жена. Вот она, здесь, – постучал по столу Уинтер, возвращая внимание Собека к фотографии, которую он держал в руках.
Собек снова посмотрел на снимок счастливой жены.
– Это с нашего медового месяца на Антигуа. Изабелла всегда хотела побывать там. Мы шли с пляжа, перед самым закатом. Я попросил ее попозировать немного и сделал быстрое фото на мобильный. За секунду до того, как был снят этот кадр, она прошептала мне, что любит меня. Это моя любимая фотография.
– Спасибо, что рассказали. Позвоните, когда человек посмотрит лэптоп.
Уинтер пошел к выходу. У самой двери он обернулся. Собек в глубокой задумчивости смотрел на фотографию. Сейчас он был просто еще одной жертвой – человеком, потерявшим близкого. Во многих отношениях он ничем не отличался от Эрика Кирчнера или Скота Хупера, хоть и утверждал, что ему удалось пережить ураган. Уинтеру в этот момент показалось, что это не так. Есть вещи, от которых невозможно убежать.
В отель он вернулся в двенадцатом часу. Несмотря на усталость, спать он не смог. Налил себе в стакан виски, нашел пульт и расположился на диване. Некоторое время он просто переключал каналы. Ему хотелось отвлечься, но само собой все возвращалось к новостям. Убийство Майры по-прежнему оставалось темой номер один. Через сорок семь минут пятое августа превратится в шестое. Обратный таймер в голове тикал громко как никогда.
Реалити-шоу, герои которого соревновались в уничижении друг друга, сменилось фильмом, где у всех актеров были плохие стрижки в стиле 80-х, безвкусная одежда в стиле 80-х и ужасные диалоги. Уинтер снова нажал кнопку новостного канала на пульте, и увидел нечто неожиданное. Сначала он даже подумал, что ошибся кнопкой. Изображение было зернистым, с низким разрешением, словно снятое на дешевый мобильный телефон. По ощущениям, происходящее походило на фильм, который могли бы показать в передаче в стиле «Сам себе режиссер». Но он не ошибся кнопкой. В углу экрана маячил логотип «Глобал», внизу экрана бежала новостная строка.