– А это вы откуда взяли? – спросила Андертон, бросив на него скептический взгляд.
– Он не взял с собой нижнее белье. Одну и ту же одежду можно носить несколько дней без особых проблем, но не белье. Это было бы уже совсем печально. В шкафу – пять пар боксеров, пять пар носков, пять рубашек и пять пар брюк. По одной паре каждой вещи лежало в корзине для грязного белья. Предположим, в то же самое он одет и сегодня, значит, стирает он раз в семь дней. Что-то спугнуло Гифорда, и он сбежал.
– Лэптоп Эрика Кирчнера?
– Думаю, да. Он был включен, когда я приехал к нему. Возможно, в тот момент Гифорд настроился посмотреть сериал под названием «Эрик Кирчнер», а вместо него увидел меня. А из интервью с Дилейни он уже знает, кто я такой. Если он решил, что мы у него на хвосте, то мог и напугаться.
– Что подводит нас к вопросу, где он находится сейчас. Есть идеи?
– Предлагаю зайти с другой стороны, – замотал головой Уинтер. – Если бы вы продолжали вести расследование, то что бы делали дальше?
– Прогнала бы его имя по базе собственников, вдруг за ним числится еще какая-то недвижимость. Проверила бы отели и хостелы.
– Это очень трудоемко.
– Значит, нужно звонить Фримену. У него есть возможности и доступ к документам. У нас нет.
– Да, только я бы пока не стал ему звонить.
– Почему?
– Потому что мы сейчас здесь и нам нужно копнуть глубже. Сильная сторона Фримена – в наличии людских ресурсов. Наша – опыт анализа мест преступления. Если позвоните Фримену, он тут же скажет убираться отсюда. А как мы сможем выжать все из места преступления, если будем наблюдать с тротуара?
– Хорошо, пока не буду ему звонить.
– Знаете, я не думаю, что дом всегда пустовал. На стене есть заделанные отверстия, на которых когда-то висели фотографии. И их много. Кто-то заштукатурил их и закрасил, и, уверен, этот кто-то – Гифорд. К тому же дом как-то большеват для одного человека.
– И что? Думаете, он здесь с кем-то жил? – обдумав эту мысль, она кивнула. – Вероятно, у него могла быть жена или подруга. Пожилая соседка сможет это подтвердить.
– Она точно знает, да, – кивнул Уинтер.
– Тогда нужно пойти поговорить с ней.
– Пока рано.
Не дожидаясь ответа Андертон, Уинтер вышел из ванной и пошел вниз. Они столкнулись у двери кабинета Гифорда, из которого Уинтер выносил стремянку.
– Могу ли я поинтересоваться?
– Объясню по дороге.
Она отошла в сторону, чтобы Уинтер мог пройти, и они снова пошли к лестнице.
– Предположим, у Гифорда были отношения с женщиной, но они не заладились. Жена-тире-девушка съезжает с вещами. Но она забирает не все, потому что так никогда не бывает. Всегда остается что-то. И что Гифорд с этим всем делает? Он может выбросить вещи в мусор, а может отдать куда-то забесплатно, что нам неважно, потому что в любом случае эти вещи для нас пропали. Либо вариант два: он может сложить их в гараже, но это не наш случай, потому что в доме нет гаража.
– Или на чердак, – продолжила Андертон.
– В точку.
Люк на чердак располагался посередине коридора на втором этаже. Уинтер встал под ним и стал раскладывать алюминиевую стремянку. Ее высоты – метр двадцать – должно было хватать Гифорду для верхней съемки большого количества людей. Забравшись на вторую ступеньку, Уинтер надавил на люк. Он был на петлях и захлопывался, как дверь ловушки. Андертон взялась за лестницу, чтобы добавить ей устойчивости, а Уинтер поднялся еще на одну ступеньку, продолжая давить на тяжелую дверцу. Наконец, она преодолела вертикальное положение, и ему удалось ее откинуть. Рядом стояла выдвижная лестница. Уинтер взялся за нее и стал опускать, пока она полностью не раскрылась.
В кармане джинсов он нащупал зажигалку Zippo. Она была очень старая и поцарапанная, но работала ничуть не хуже, чем в день покупки. Уинтер влез по лестнице на темный чердак и посветил зажигалкой. От увиденного у него перехватило дыхание, и он тихо присвистнул.
– Все в порядке? – прокричала снизу Андертон.
– Думаю, мы только что обнаружили Гифорда, – ответил Уинтер. Он опустил голову и посмотрел прямо на Андертон. – Я не имею в виду, что он сейчас здесь. Я имею в виду, что мы нашли место, где он жил. Забирайтесь, вы должны это увидеть.
Рядом с дверцей люка находился выключатель. Уинтер нажал на него, и стало светло. За ненадобностью зажигалка вернулась в карман. Кто-то явно вложил много времени и денег, чтобы превратить это место в жилое помещение. Балки обшили гипсокартоном, и получились две новые стены. Пол был выложен ДСП, под потолком висели две линейные лампы. Чердак занимал весь периметр дома, являясь самой большой комнатой в нем.
Раздался скрип – и из люка показалась голова и плечи Андертон. Она остановилась на полпути. Замерев от изумления, она, ни слова не говоря, осмотрела весь чердак, слева направо. Выражение ее лица было таким, словно ей только что довелось увидеть египетскую гробницу, которая пролежала сокрытой от человечества пять тысяч лет. Уинтер понимал, что она сейчас чувствует. Нет слов, которые могли бы описать то, что открылось ее взгляду. Он протянул руку, чтобы помочь ей преодолеть последние три ступеньки.
Большинство чердаков служат грязными кладовками для всякого хлама, но только не этот. Здесь не было ни коробок, ни хлама. Вещи бывшей жены-тире-девушки Гифорда могли храниться где угодно, только не здесь. Одну сторону чердака занимал рабочий стол во всю ширину дома. С другой стороны стоял стол для гримирования. И если в самом доме фотографий не было вовсе, то здесь их было великое множество. Все стены были покрыты отпечатанными снимками размера 20 х 25 сантиметров. Они были расположены парами и крепились к стенам скобками – по одной в каждом углу фотографии, строго параллельно краям фотографий.
Уинтер подошел поближе, чтобы рассмотреть их во всех деталях. На левой половине одного парного снимка был Эрик Кирчнер. Его лицо искажено болью, он плакал. Огромные слезы текли по обеим щекам. Этот интимный момент был заснят без его ведома и согласия. Фото было сделано через веб-камеру, обрезано и обработано. Качество не шло ни в какое сравнение с работами на сайте Гифорда, но, тем не менее, получилось замечательно. Дар Гифорда состоял в его умении схватить момент. Можно было назвать это его почерком, проявившимся и здесь.
Уинтер никогда не видел мужчину справа от Кирчнера, но это, должно быть, был сам Гифорд. Он немного напоминал лицо с фоторобота и в то же время был совсем другим. На его щеках тоже были слезы. Выражение его лица было практически идентичным Кирчнеру. Уинтер подошел к следующей паре. Это снова были Кирчнер слева и Гифорд справа. В этот раз слез не было, но лицо Кирчнера по-прежнему несло на себе печать скорби. Гифорд пытался повторить его мимику.
На следующей паре фотографий был Дэвид Хэмонд. Хоть он и убежал на другой конец страны, чтобы спрятаться от прошлого, но прошлое его не отпустило. Интернет проявил себя во всей красе. Через его ресурсы можно достать любого человека в любой точке планеты. Он сметает границы и преграды. Неважно, как далеко убежал человек, его все равно можно отыскать. Хэмонд изо всех сил старался сдерживать свое горе. Очевидно, что это самая тяжелая задача, с которой ему пришлось столкнуться в жизни. Его лицо – лицо человека, который ежеминутно скучает по жене. Лицо человека, который никогда не забудет. На следующем фото был Гифорд, изо всех сил пытающийся скопировать выражение лица Хэмонда.
Андертон шла вдоль стены, осматривая фотографии.
– Я многое повидала в свое время, Уинтер, но такого еще не было, – сказала она, встретившись с ним взглядом. – Все это просто невероятно.
– Я не спорю.
Андертон переместилась к противоположной стене и стала изучать размещенные на ней фотографии. Уинтер по-прежнему рассматривал свою стену, медленно передвигаясь слева направо.
– Посмотрите на это! – позвала она.
Уинтер подошел. Здесь фотографии были сгруппированы иначе. Во-первых, они уже не располагались парами. На коллаже размером 25 х 25 сантиметров было около сотни фотографий, на которых не было ни Гифорда, ни мужей жертв. На них была совершенно незнакомая женщина. И фото также были сделаны без ее ведома.
– Жена-тире-девушка? – предположила Андертон.
– Предполагаю, что да. – Уинтер показал на фотографию на левой стороне коллажа. – Вот это фото он сделал внизу, в гостиной. Узнаю диван.
– Какие шансы, что она еще жива?
– Я бы сказал, что это маловероятно, – ответил Уинтер, еще раз посмотрев на фотографии.
– А про эти что скажете?
Андертон показывала на квадрат из девяти фотографий, сгруппированных в три ряда по три. Одни были сделаны на свадьбах, другие – дома у клиентов, к которым он приезжал, чтобы создать те самые незабываемые воспоминания. На одной из последних был Коуди. Он, по обыкновению, забавно улыбался, еще не зная о том, что человек, который смотрит на него через объектив, скоро убьет его маму. Фотографии Дэвида Хэмонда и Эрика Кирчнера были сделаны на свадьбах. Гифорд вырезал их лица и оформил в отдельный кадр. Собек тоже фигурировал на одном из снимков. Гифорд обрезал его так, чтобы лицо занимало всю фотографию. Людей с остальных пяти фотографий Уинтер не знал, но они почему-то казались знакомыми. Трое могли быть родственниками Собека, а двое – братьями Коуди.
– Вот как Гифорд выбирает себе жертв, – подытожил Уинтер. – Ему звонят, приглашают сделать фотосъемку, и если человек подходит под его критерии, его фотография оказывается здесь. Собека он увидел в офисе, Кирчнер и Хэмонд были гостями на чьей-то свадьбе, Коуди оказался здесь, потому что маме захотелось сделать фотосессию сына. Фотография из нее висела на стене в их гостиной.
– Но подходить к ним в парке было очень рискованно. А если бы Коуди его узнал?
– Судя по этим снимкам, фото было сделано пару лет назад. Вы бы вспомнили?
– Все равно…
– Также не будем забывать, что он уже трижды успешно провернул свои дела, и его не нашли.