– Думаете, он уже ничего не боится?
– С такими всегда так.
Андертон снова посмотрела на квадрат из девяти фотографий.
– Пятеро, которых мы не знаем, могут быть потенциальными жертвами. Он увидел их во время рабочей съемки, счел подходящими, и вот они на стене.
– Точно, – кивнул Уинтер. – Пока ему хватает удовлетворения от последнего убийства, но в какой-то момент он задумается о следующем 5 августа. И к тому моменту у него уже будут варианты.
– Как долго он выслеживает жертв, по-вашему?
– Думаю, речь идет не о неделях. Это месяцы – возможно, не менее шести-семи. Гифорд предпочитает продвигаться медленно и осторожно. Когда он подходит к крыльцу с бомбой, он уже знает их не хуже их самих. И все это дает веб-камера. Он может видеть жертв такими, какие они есть, без масок.
– Да, – кивала сама себе Андертон, – вот и нашлась точка пересечения всех жертв, которую я так долго искала. Вы оказались правы – останавливаться он и не планировал. Все эти люди сами впустили Гифорда в свою жизнь. Самое страшное – никто из них и не подозревал, какой монстр стоит перед ними.
Уинтер вернулся к изображениям жены-тире-девушки Гифорда. Его внимание привлек снимок в нижнем ряду, на котором она – с красными заплаканными глазами – пыталась прийти в себя. На этой фотографии ее лицо не было искажено эмоциями, и можно было понять, как она выглядит. Ей было от 25 до 30 лет. Черные волосы до плеч, карие глаза. Обычное, непримечательное лицо. В школе с такими, как она, никто не хочет идти на выпускной. Но все же что-то особенное в ней было.
Он обернулся на Андертон. Она медленно продвигалась вдоль стены и была полностью поглощена рассматриванием фото. Уинтер снял эту фотографию, сложил вдвое и положил в задний карман джинсов. Через секунду она повернулась и посмотрела на него. В ее взгляде не было подозрения, только крайнее любопытство. Она сразу же вернулась к своему процессу, изумленно качая головой.
В последний раз взглянув на жену-тире-девушку Гифорда, Уинтер переместился к рабочему столу. К торцевой стене чердака был прибит стенд с инструментами. Все они были аккуратно расположены и легкодоступны. Для кропотоливой работы были предусмотрены специальные увеличительные очки. Для фиксации изделий на столе имелся зажим. Вокруг было столько улик, что их одних хватило бы, чтобы упрятать Гифорда до конца жизни. Андертон демонстративно кашлянула у него за спиной. Большим и указательным пальцами она держала латексные перчатки. Он взял их и надел. Сама Андертон надела свою пару еще раньше.
На левой стороне верстака лежали десятки петард в кричащей яркой упаковке и с говорящими названиями, типа «Дыхание дракона» и «Вулкан Кракатау». Такие фейерверки свободно продавались в магазинах и почти ничем не отличались от продаваемых миллионными тиражами каждое Четвертое июля, в День независимости США. Только эти фейерверки не предназначались для праздника. Они несли смерть, разрушение, увечья и страдания. Рядом лежали две запаянные пластиковые трубки. Одна – для пороха, вторая – для порошковой краски.
Чуть дальше лежал коробок спичек и маленький пластиковый контейнер с елочными гирляндами. Во втором контейнере были три готовых детонатора. Уинтер взял в руки один из них. Стеклянная оболочка лампы была обмотана изолентой. Внутри был серный порошок, который Гифорд счистил со спичечных головок. Концы выходящих из нее двух проводов были оголены. Изделие казалось совершенно безобидным, вводя в заблуждение своим легковесным и несерьезным видом. Если подсоединить оголенные проводки к девятивольтовой батарейке, произойдет взрыв. Очень просто и смертельно. Уинтер вернул лампочку в контейнер и направился к концу стола. Там лежала готовая бомба. Он взял ее в руки, и Андертон порывисто вздохнула.
– Разве это можно брать?
– Успокойтесь. Они опасны только при контакте с электричеством. Мы даже можем с ней поиграть, это не несет никакого риска.
– Лучше не надо.
Уинтер подошел к ближайшей лампе, чтобы более детально рассмотреть бомбу. Она была легче и меньше, чем он себе представлял: семь с половиной сантиметров в длину на два с половиной сантиметра в диаметре. Можно было догадаться, что небольшой размер бомбы компенсировался крупной начинкой, которая и обеспечивала смертельный характер поражения. Уинтер был впечатлен. Должно быть, убийца провел немало времени в поисках идеального размера бомбы и начинки. Трудно было не оценить элегантность найденного решения – оно было простым, практичным и смертоносным. А этим восхищаться невозможно. В конце концов, основная задача этой конструкции – нести смерть.
– Хотите взглянуть? – спросил он, протягивая бомбу Андертон.
– Обойдусь, спасибо, – ответила она, подняв руки и сделав шаг назад.
– Она безобидна.
– Да, вы уже который раз это повторяете. Что ж, сейчас мы на сто процентов уверены в том, что Гифорд – тот человек, которого мы ищем. Сомнений нет. Фримен должен знать, – заявила Андертон, вытаскивая телефон.
– Не буду спорить.
Уинтер положил бомбу на место и пошел на другой конец чердака взглянуть на гримерный столик. Зеркало было размером 60 х 60 сантиметров, с трех сторон висели лампочки. На мягком стуле, обшитом черной искусственной кожей, было очень удобно сидеть. Столик был совершенно пустой – ни кисточек, ни грима, ни лака для ногтей или кремов. К краю зеркала был приклеен комочек липучки. Послышались шаги Андертон, и через секунду ее лицо отразилось в зеркале.
– Как Фримен? – спросил Уинтер у ее отражения.
– Не отвечает. Оставила сообщение на автоответчике.
– Вы поняли, зачем ему гримерный столик?
– Чтобы тренировать мимику. Он смотрел на мужей через камеру, дожидался нужного выражения лица, делал скриншот и обрабатывал фото до наилучшего результата. Затем распечатывал, приклеивал на край зеркала вот этой липучкой и начинал тренироваться. Добившись максимальной схожести, делал селфи и вешал рядом две фотографии на стену.
– Но зачем это все ему? С какой целью проделывать эти манипуляции?
– Хороший вопрос.
Уинтер снова пошел к рабочему столу вдоль наклонной гипсокартонной стены. На этот раз он шел медленно, переводя взгляд с одной пары фотографий на другую. Андертон шла на шаг позади, столь же пристально рассматривая снимки. Посередине они остановились и посмотрели друг на друга.
– Почему нет ни одного снимка, где был бы смех и улыбки? – спросил Уинтер.
– Здесь также нет задумчивости, любопытства, недоумения, – продолжила Андертон. – Похоже, что Гифорд зациклен на негативных эмоциях – на отчаянии, горе, вине и разрушении. Такое впечатление, что именно они его вдохновляют. Но почему?
Еще один вопрос без ответа. Уинтер повернулся и окинул взглядом рабочий стол. Детонаторы, взрывчатка, готовые бомбы. Сколько времени Гифорд продумывал их устройство? Сколько времени он потратил на изготовление? Серийные убийцы не довольствуются полумерами, когда речь идет об их любимом деле. А также они не делают ничего, не имея на то очень серьезной причины. Итак, гримерный столик. Уинтер представил себе, как Гифорд часами сидит перед зеркалом и отрабатывает выражения лица, надевая каждое, как маску. Чего он пытался этим добиться?
– О чем думаете? – спросила Андертон.
– Вряд ли смогу точно сформулировать.
– Размышляйте вслух. Возможно, это поможет выстроить линию мысли.
– Хорошо. Мы знаем, что убийства сами по себе – лишь средство достижения цели. Изабелла, Алисия, Лиана и Майра – побочный эффект. Мишенью были мужья. Вопрос: какую именно задачу решают убийства? Что он получает в итоге? Складывается впечатление, что Гифорд хочет быть как можно ближе к горю и отчаянию. И он этого достигает, наблюдая за эффектом, который убийства производят на мужей. Убийства играют роль катализаторов страданий.
Он снова обвел взглядом фотографии и стены, на которых они висели.
– Здесь нет Собека, – заметил он. – Только Эрик Кирчнер и Дэвид Хэмонд.
– Потому что его компьютер имеет непробиваемую систему защиты.
Уинтер снова замолчал и погрузился в мысли. Если подбросить кусочки изображения в воздух, где бы они приземлились и какая картинка из них получилась бы? Другими словами, как выглядит хаос?
– Первое убийство в любой цепочке всегда рассказывает об убийце больше, чем все остальные вместе взятые, – сказал он.
– Что мы можем заключить из убийства Изабеллы Собек?
– Вопрос сформулирован не совсем правильно. Не забывайте, убийства – это лишь средство достижения цели. Цель – Николас Собек. Мы должны спросить себя, что такого увидел в нем Гифорд при первой встрече? Это должно быть что-то выдающееся, раз он решился впервые убить и выбрал именно его жену.
– То есть мы возвращаемся в точку пересечения их жизней, когда Гифорда позвали сделать фотографии сотрудников компании Собека.
Уинтер кивнул.
– Такого рода фотосессии устраивают прямо на рабочем месте – обычно в конференц-зале или в каком-то кабинете. Сотрудники входят по одному, их фотографируют, они выходят. На каждого человека – не более тридцати секунд. На тот момент Собек был влиятельным человеком. Время для него – деньги. Он бы захотел, чтобы все было сделано максимально быстро. Если обычно на человека уходит тридцать секунд, он бы потребовал уложиться в двадцать.
– А раз время – деньги, сам бы он не стал участвовать в организации съемки, а поручил бы это одному из сотрудников. Значит, единственная возможность Гифорду увидеть его – непосредственно во время его собственной съемки.
– А значит, вопрос стоит так: что именно увидел Гифорд за эти двадцать секунд? Каким было его первое впечатление? – Уинтер посмотрел на Андертон. – А какое было ваше первое впечатление от Собека?
– Я подумала, что он – убийца. А у вас?
– Я подумал, что он психопат.
Уинтер хотел сказать что-то еще, но передумал. Он закрыл рот и вернулся к своей последней мысли.
– Может, это и есть ответ? Общего у них то, что они оба психопаты. Каким-то образом Гифорд это почувствовал. Вся разница в том, что Собек функционирует на более высоком уровне. Он богат, успешен, у него собственный бизнес. Можно даже сказать, он оказался принятым в обществе. Он добился больших успехов в искусстве социализации.