И вообще, рядом с нетсталкерами Мирослав вдруг ощутил себя древним как рукописный гримуар. Его студент играючи сформулировал максиму, которая прежде до него не доходила, хоть и была элементарна, – в век высоких технологий истину в пыльных фолиантах не ищут. А ведь парень в чем-то прав – мы живем в век инфоперегрузки, когда всевозможная информация настигает отовсюду: из соцсетей, блогов, рассылок, сайтов, контекстной рекламы и так далее, не говоря уже про более традиционные СМИ. До книжек ли?
Мирослав не вполне представлял, что скрывает собой пестрая как конфетный фантик наружность современных подростков, что из окружающего мира они впитывают сами, а что стихийно врывается в их сознание. Казалось бы, его разница в возрасте с тем же Игнатом – каких-то пятнадцать лет, но росли они не только в разных веках, но и в разных эпохах. В России за последнее столетие, аккурат с 1917-го по 2017-й, все не раз поменялось кардинально и стремительно. Отцу Мирослава выпало взросление в пору Советского Союза. Он носил значок с портретом юного Ильича, повязывал на шею красный галстук и дорожил комсомольским билетом. В пример ему ставили тимуровцев, а мудрость наставляли искать в трудах Маркса. Сам Мирослав рос на стыке эпох, когда идеология Страны Советов рассыпалась карточным домиком, а новая хаотично создавалась из мусора, поднятого разрушительным вихрем девяностых, и каждый выхватывал из него то, что ему больше нравится. Каково было родиться и взрослеть в России двадцать первого века, Мирослав не знал, это было ведомо только поколению его сегодняшних студентов. Наверное, именно поэтому аргумент Игната застиг его врасплох.
В юности Мирослава из электронной техники подросткам была доступна разве что игрушка «Ну, погоди!», а позже – «Тетрис». Тогда бумажная книга все еще сохраняла статус главного источника информации. Так было со времен появления Библии, старейшей книги на земле, испокон веков. И искатель истины Погодин в своих поисках обращался именно к книгам. Чем старше они были, тем загадочнее и интересней казались ему. Мог ли он представить, что их значимость в этом отношении можно обесценить?
Именно с помощью пыльных фолиантов он, с оглядкой на древность, тянулся к началу всех начал, к истоку, пытаясь найти то зерно горчичное, с которого все началось. А его сегодняшние студенты рвались вперед, веря, что настоящий бог притаился за цифровой завесой из пестрящих символов, сбегающих по экрану убористыми строчками, а путь к нему лежит через путаные тропки микросхем и матриц. И пока адепты традиционных учений по старинке коптят свечкой, пытаясь маяковать высшей силе, эти ребята ныряют в сеть и сканируют диапазоны, стремясь хотя бы слегка колыхнуть виртуальную шторку и увидеть хитрый прищур своего божества. Они вряд ли верят в мироточащие иконы или спиритические сеансы, но допускают, что некая высшая сила может выйти с ними на контакт, перехватив частоту сигнала. Так же как их далекие предки обожествляли гром и молнию, потому что не понимали природу этих явлений, современные подростки не утратили первобытной потребности обожествить неведомое. Выходит, то, к чему Погодин всегда тянулся сквозь века, сейчас сотворялось в одном с ним пространстве и времени. И если у современного поколения появилась своя, ультрасовременная религия, значит, должен быть и мессия, принесший ее. Мирославу очень хотелось узнать, кто он.
За этими размышлениями он опустошил первую чашку кофе и заказал еще одну порцию. Разлогинив свой планшет, он ввел в поисковике «Тихий дом». Ссылок выпало множество, но всё не те. Тогда Мирослав добавил к запросу слово «нетсталкинг». Результат снова оказался невпечатляющим. Похоже, те, кто рвались освоить сеть, открыть в ней неизведанные территории и водрузить на них знамя новой веры, не стремились к публичности. Подконтрольная им зона не спешила выдавать секреты. «Ну да, все верно, – с удовольствием подумал он. – Очень даже в духе тайных обществ. Всё интересней и интересней». Но кое-что ему все же удалось найти.
Неприметная на первый взгляд ссылка, затерявшаяся среди множества других, не имеющих прямого отношения к интересующей теме, похоже, содержала искомую информацию. По крайней мере в заголовке статьи упоминались уровни Интернета. Погодин кликнул на нее. Но вместо того чтобы перебросить его на страницу, браузер выдал предупреждение: «Этот сайт может быть опасен для вашего компьютера. Вы уверены, что хотите открыть его?» Мирослав мысленно прикинул, сохранена ли на этом планшете какая-нибудь ценная информация, не подлежащая восстановлению, и подтвердил запрос.
Экран моргнул и явил черный фон. Погодин услышал скрежет то ли тяжелой покосившейся двери, то ли ржавых цепей. В камерной обстановке почти пустого зала кафе пронзительный звук проскрипел отчетливо и так реально, что Мирослав не сразу сообразил, что он исходит из динамика планшета. Он бросил взгляд в сторону официантки, терпеливо ожидавшей его заказов у барной стойки, виновато улыбнулся и убавил громкость. Совсем молоденькая девушка, возможно, студентка, стояла под арочным сводом бара, стилизованного под средневековый винный погреб. По полукружию буро-коричневой кирпичной кладки над ее головой бликовали начищенным стеклом разномастные бокалы, а сумрак, клубившийся в углах этого закутка, словно наполнял собой их перевернутые прозрачные маковки. Официантка улыбнулась в ответ почти такой же зачарованной улыбкой, как Мона Лиза, и смутилась, потупив взгляд.
Мирослав снова посмотрел на экран планшета. На мгновенье ему показалось, что стилизованный уголок кафе лишь продолжение интерфейса того сайта, на который забросил его поисковик. А может быть, это сайт, словно кривое зеркало, выхватил в реальности и отразил этот самый момент и сопутствующий ему антураж? Только если бар был романтической вариацией на тему старинных погребов и подземелий, то его виртуальное отражение – искаженной, пугающей изнанкой. В виртуальном пространстве на фоне такой же кирпичной кладки, высвеченной в черноте мигающим светом оголенной лампочки под потолком, на электрическом стуле сидел узник. Его тело каждую пару секунд сотрясали разряды тока. Конечно, это была всего лишь довольно простенькая анимация, но в конвульсиях пытаемого приятного было мало.
Сайт, на который попал Мирослав, назывался крипипаста.ру. Судя по левому столбцу с перечнем заголовков, записей здесь было много, но ссылка по запросу в поисковике привела к такому тексту:
«Мой друг, если ты собираешься вступить на путь нетсталкера, сначала подумай. Подумай хорошо и лучше не раз. Я не скажу тебе, кто я, поскольку сам не знаю этого наверняка. Все, о чем я могу поведать, – история, которую являют мне бледные всполохи, время от времени озаряющие слабым светом черную пустоту моего сознания. Эти всполохи, как слайды диафильма, рассказывают о том, что я якобы прошел путь нетсталкера от начала до конца, до самого Тихого дома. Да-да, в это сложно поверить, но, похоже, я нашел его, и мое существование превратилось в кошмар. Я больше не знаю, на каком я свете и жив ли вообще. Может статься и так, что меня вовсе нет и никогда не было.
Образы, которые как дымчатые облака иногда проплывают в моем рассеянном сознании, возможно, обрывки сна, а возможно, и яви. Лично я называю их воспоминаниями, но не могу поручиться, что крошащиеся слепки их сняты с того, что было на самом деле.
Так или иначе, перед моим мысленным взором иногда возникают картинки – я вижу молодого парня, и мне кажется, что это и есть я, такой, каким я мог бы быть в твоем мире. Я знаю это слово «нетсталкинг», цель – Тихий дом, и то, что нас, ищущих, было четверо. Я помню неистовый поиск: скан диапазонов, поиск черных дыр, скрытых узлов и протоколов, хранилищ и закрытых сетей, попытки подключения к IP-камерам на закрытых объектах. Нескончаемый веб-серфинг уводил меня все глубже и глубже в самое чрево сети, пока в конечном итоге я не напоролся на вспышку неистовой боли, оглушительной и слепящей. Эта вспышка, как белый свет в черном тоннеле, указала единственно возможное направление пути. Оглушенный и ослепленный, я пошел на нее как на единственный ориентир. И вот я здесь.
Еще при упоминании боли я вспоминаю о ней… Кажется, я любил ее. Кажется… нет, я совершенно точно любил ее. Нет, не так… Я совершенно точно любил, люблю и буду любить ее всегда, на каком бы свете в конечном итоге мы ни оказались. Она искала Тихий дом вместе со мной, но ушла из привычного тебе мира раньше меня. Тогда меня и накрыло болью и белым светом. Но там, где я сейчас, ее нет… Здесь, кажется, вообще никого и ничего нет. Только истина, которая даже здесь непостижима.
Пусть моя история и история моих друзей станут для тебя предостережением. Но если даже после этого ты тверд в своем решении и не намерен отступать, то вооружись картой и следуй навстречу своей судьбе. Может быть, она состоит в том, чтобы ты стал пищей для того, что называется Тихий дом, и был переварен в его утробе, как планктон питая его жизнь и силу. Таким же, как и я».
Ниже под этим текстом находилась картинка, которая была подписана как: «Карта сети или схема уровней Интернета». Мирослав кликнул по ней и несколько раз провел пальцами по экрану, увеличивая изображение.
Карта сети представляла собой схему на черном фоне. В центре ее находился крупный прямоугольник, обрамляющий слово «Интернет» – точку отсчета. Вокруг него расположились подписанные фигурки поменьше: внизу – «даркнет»; слева – «дипвеб»; наверху – «радиоэфир»; справа —downgrade, что в данном контексте следовало перевести как утратившее актуальность направление поисков. От каждого маленького прямоугольника отходила линия, которая ветвилась соответственно количеству пунктов. К «радиоэфиру» относились: спутниковая телеметрия, WiFi фреймы, зашифрованные переговоры, номерные станции. К дипвебу – веществачи, процессорные станции, черные рынки, нелегальная информация, HidenWiki, «глубокая почта». К даркнету – сетевые накопители, шлюзы подсетей, ошибочные реализации протоколов, сервисы неизвестного назначения, нетарты, сайты «поехавших», забытые формы\чаты\борды. Также к даркнету относились плейсхолдеры: скрытые директории и скрытые сервисы.