– Игнат, какая неожиданная встреча! – Поприветствовал Погодин, разглядев под подбородком до боли знакомую рыжую макушку.
– И вам здрасти, Мирослав Дмитрич, – обреченно вздохнул Тищенко и отстранился.
– Я смотрю, ты здоров и весел, а на лекцию мою сегодняшнюю почему-то не пришел. Как же наш уговор? До сессии всего месяц остался.
Погодин постарался состряпать на лице мину посерьезней. Свернул газету, сунул под мышку и сложил руки на груди, демонстрируя, что в проблему Игната готов вникнуть основательно. Хотя сейчас ему было не до этого, но Тищенко спуску лучше не давать.
– Пришлось пожертвовать учебой в интересах революции, – Тищенко склонил голову, почесывая затылок. На Погодина смотрел из-под светлых бровей с хитринкой, очевидно, прикидывая, какое у того настроение и какой тон лучше взять. Эта лихорадочная работа мыслей отразилась на его лице забавной гримасой. – Великая цель, она, знаете ли, превыше личных интересов. Очень мне на вашу лекцию хотелось, но я сильней своих желаний. Пришлось скрепить сердце и наступить на горло собственной песне в интересах народа.
Судя по монологу, Игнат решил действовать излюбленным способом – брать благосклонного педагога наглостью и иронией. Мирослав тон подхватил:
– Вон оно что… Ты прямо Данко. Причина уважительная, ничего не скажешь. А что за революция, позволь полюбопытствовать?
– Ну вы, блин, даете! Да уж, далеки вы от народа. Оно и видно, олигарший сын, буржуазия. В сети такой хайп, народ третий год уже митингует, а вы спрашиваете: о какой революции? На митинге я был, за таких, как вы, можно сказать, отдувался. Чуть не повязали меня.
– За что митинговал?
– Мирослав Дмитрич, вы что, серьезно? Такого просто быть не может, чтобы вы не знали. Не с луны ведь вы свалились! За искоренение тирании и самодержавия я митинговал. За свободу, короче.
– Равенство и братство… – продолжил Погодин. – Знаешь, кажется, где-то я это уже слышал.
– Да ладно, хорош уже меня троллить. В жизни не поверю, что вы или еще кто-либо в нашей стране не в курсе про оппозиционное движение. Вон мы сколько шороху уже наделали, а то ли еще будет. Вся прогрессивная общественность только об этом и говорит, а вы спрашиваете, что за митинг! За честные выборы митинг, против коррупции и преемственности во власти. Власть мы свергаем! Весь Интернет за сегодняшний сход уже две недели агитирует, как не знать. Ну, Мирослав Дмитриевич, напрягитесь-ка. Ну… вспоминается? Или вы специально вид делаете, что про митинг не знали, чтобы не засчитывать уважительную причину моего отсутствия на лекции?
– Про оппозиционную активность я, конечно, наслышан. Но про то, что сегодня митинг, был не в курсе. Представь себе, ускользнуло от моего внимания.
– Ну ваще. Вы что, в соцсети совсем не заходите?
– Захожу, без фанатизма. Могу себе позволить более увлекательное времяпрепровождение, я ведь, как ты верно заметил, олигарший сын. – Погодин подмигнул Игнату, да так лихо и весело, что тот заметно погрустнел. – И вообще, мне кажется, ты несколько преувеличиваешь вездесущую силу Интернета. Для общего развития могу тебе сообщить, что с этим зверем в нашей стране пока подружилось меньше трети населения.
– Я надеялся, что вы, Мирослав Дмитриевич, входите в эту треть, но теперь наглядно вижу, что ошибался. Что это у вас? – Игнат карикатурно изобразил удивление, выпучив насколько возможно свои зеленые глаза. Золотистые ресницы раскрылись ромашками. Объектом пантомимы стала газета в руках Погодина, которую Тищенко преувеличенно бережно потрогал за край, будто убеждаясь в подлинности редкой вещицы. – Какой забавный архаизм. Все-таки тяга к древности в вас неодолима.
– Сохраняем духовные скрепы.
– Да вы, батенька, ватник.
– Ты бы еще гимн интернационала спел, разоблачитель: «Вставай, проклятьем заклейменный, весь мир голодных и рабов. Кипит наш разум возмущенный и смертный бой вести готов». – Без выражения процитировал Мирослав и собирался было пойти своей дорогой, но Игнат его остановил.
– Прикольный, кстати, гимн. Жизненный. Может, его на рэп переложить? – От главной темы разговора Игнат явно отвлекся, да и вообще, казалось, забыл про присутствие Мирослава. Задумчиво глядя в потолок, он начал вполголоса зачитывать услышанный текст речитативом, подбирая оптимальный бит, и размашисто жестикулировать. Куплет он закончил задорным «йоу» и махнул перед погодинским носом рукой, предварительно сложив пальцы в «козу».
– А че, зачетно получилось, да?
– Иди уже, революционер. От дела отвлекаешь. Но имей в виду, что второй раз эта уважительная причина не прокатит.
– Понял, буду думать над новой, – Обрадовал его Игнат и поспешил удалиться.
Отделавшись от Тищенко, Погодин наконец нашел укромное место, юркнув в пустую аудиторию. Развернул газету и стал читать статью уже основательно и вдумчиво. Художественная часть материала повествовала историю девочки-подростка, покончившей с собой без каких-либо на то оснований. Мать ее рассказывала, что единственным косвенным свидетельством того, что ее посещали суицидальные настроения, были депрессивные группы в социальной сети, в которых она состояла. Мать до поры про эти группы знать-не знала. Дальше шло художественное описание последних дней жизни девочки и ее внезапной, страшной и необъяснимой смерти – ушла, как обычно, в школу и вдруг совершила самоубийство, прыгнув с большой высоты.
Тут статья плавно перетекала в жанр журналистского расследования. Автор материала утверждал, что всему виной суицидальные группы в соцсети, в которых состояла погибшая девочка. Что группы эти не простые, а созданы специально для того, чтобы подталкивать подростков к суициду. Кем созданы и зачем этому кому-то детские жизни, не уточнялось. Зато приводились цифры, согласно которым жертвами смертоносных пабликов, по приблизительным подсчетам, стали около ста тридцати подростков по всей стране. Это только те смерти, до которых смог докопаться автор статьи. Одна из зловещих групп, стоящая во главе растущей пирамиды, имеет название Terminal f57, на аватарке ее странный мистический символ О.Н.О. А находят эту группу и ей подобные по хэштегам: #f57 #f58 #морекитов #тихийдом. Более того, любой, у кого есть аккаунт в ВК, может написать на своей странице пост с этими хэштегами или хэштегом «хочувигру», и организаторы фатальных групп найдут его сами.
Предположительно организаторы групп целенаправленно доводят подростков до самоубийств с помощью серьезной психологической обработки. Опять же кому и зачем это надо – загадка. Не до конца понятен и алгоритм, каким именно методом подростков накручивают до той кондиции, что они впрямь решаются на самоубийство. Но данность такова: жертв становится все больше, а смерти квалифицируются как самоубийства, поэтому виновников никто не ищет.
Взбудораженный этим новым поворотом в деле, Погодин тут же позвонил майору.
– Некогда мне по газетным киоскам бегать. На выезде я, – устало сказал тот, лишь только услышав, что ему срочно нужно прочитать статью в газете.
– Диктуй адрес, сам подъеду, – отчеканил в ответ Мирослав.
Уровень С. Глава 12
Майору и впрямь было недосуг. День у него выдался насыщенный. Поэтому толком выслушать по телефону Погодина он не мог, тут с другими делами бы разобраться, по которым перед начальством отчитываться придется в срочном порядке. А они, знай себе, всё сыпятся на голову Ивана Андреевича как из рога изобилия – успевай подхватывать. Вот и сегодня на повестке дня у него был срочный выезд – убийство, очевидней не бывает, шесть ножевых ранений: четыре в брюшину и два в грудь. Самоубийство ли – гадать не приходится.
Однако, когда бригада прибыла на место преступления, выяснилось, что к разряду сложных дел эта поножовщина не относится – бытовуха. МУР подключили по той лишь причине, что убитой оказалась Виктория Сергеевна Савченко, известный криминалист, написавшая ряд заметных научных трудов по этой теме и находившаяся в звании капитана юстиции в отставке. На Петровке ее хорошо знали: несколько лет ее трудового стажа прошли именно в этих стенах. Оставлять дело «району» казалось пренебрежением к памяти коллеги. Чтобы отдать должное ее заслугам, на место преступления была выслана бригада во главе с Замятиным. Кто бы мог подумать, что смерть криминалиста, исследовавшего самые прогрессивные методы, окажется не только насильственной, но и столь прозаичной с точки зрения способа убийства, следов и улик. Такую бы и в Средние века раскрыли без всякой криминалистики.
По предварительной версии, которую, судя по всему, можно было сразу считать заведомо доказанной, убил Викторию Сергеевну собственный сын. Двадцатитрехлетний тунеядец и геймер, чья зависимость от компьютерных игр перешла все мыслимые пределы. Соседи показали, что на почве зависимости скандалы в семье Савченко случались часто. Из квартиры то и дело доносились крики и ругань, а Виктория Сергеевна от переживаний все больше походила на бледную тень. Сын же из квартиры носа не казал, наблюдать его соседям доводилось редко. Сестра убитой, хоть и находилась в глубоком шоке от произошедшего и еле-еле выжимала из себя слова, все же показала, что племянник у нее неадекватный и мог за компьютером иной раз больше суток провести без сна. Виктория Сергеевна этому как могла противилась, но по факту оказывалась бессильна перед невменяемым сыном. Ей оставалось лишь подносить ему еду и питье, чтобы он за своим компьютером не отдал богу душу.
Судя по картине, обнаруженной на месте преступления, версия вырисовывалась следующая: окончательно утратив связь с реальностью, недоросль набросился на мать с ножом, когда та предприняла очередную попытку отвлечь его от игры – может, роутер от сети отключила, может, зарядку от ноутбука спрятала. Со слов сестры покойной, такие отчаянные попытки Савченко иногда предпринимала, что неизменно приводило к истерикам и припадкам сына. Только раньше его вспышки сопровождались мелким членовредительством, а в этот раз не обошлось – в аффекте ему под руку попался нож.