Все же медлить было нельзя. Наконец-то в эфемерном деле о гибели Лизы, которым Замятин обременил себя сам, тяготился ношей, но и сбросить ее не мог, появились реальные, не мифические зацепки. И майору не терпелось испытать привычное чувство взятого следа, выбраться из эзотерического болота на привычную для себя твердую колею.
Встречаться с «кашником» нужно чем скорей, тем лучше. Уж они-то там, в своем высокотехнологичном управлении должны хоть что-то знать об этом беспределе, если он действительно происходит. Тем более если масштабы его так велики, что привели к смерти более чем сотни подростков.
Он покопался в телефонной книге, не сразу припомнив имя и фамилию, все же нашел Степана Школина. Знакомство их было не тесным, до дружбы дело не дошло. Лет пять назад Школин пришел в МВД стажером из юридической академии и попал в угро. Непосредственное шефство над ним взял на себя Замятин. В целом, как потенциальный сотрудник отдела, он был неплох. Умен, а значит, и опыт наработал бы быстро; инициативен, в чем явственно угадывалась амбициозность; смекалист и исполнителен; от грязной работы не шарахался. Замятин склонялся к тому, чтобы оставить его в отделе.
Однако, несмотря на искреннюю благосклонность к стажеру и совокупность его очевидных плюсов, что-то мешало майору сойтись с ним на короткой ноге. Это было то чувство, когда и видом, и поступками выражаешь свою доброжелательность и ровно то же получаешь в ответ, но все равно по мере общения дистанция между двумя людьми не сокращается до дружеской. Будто существовала между ними разделительная преграда, которую оба чувствовали, но старались не подавать вида. Благожелательность была, а душевности нет. Замятинская чуйка подзуживала, что парень себе на уме. Но для него это вовсе не являлось поводом отказать стажеру в месте.
Однако судьба распорядилась так, что в отделе Школин надолго не задержался. В процессе стажировки выявился еще один его плюс – навыки владения компьютером на уровне хорошего хакера. В одном из расследований Школин эти свои способности проявил. То давнее дело было открыто по факту вполне заурядного на первый взгляд убийства, но в ходе следствия выяснилось, что убитый был причастен к распространению в Интернете детской порнографии. Тогда к делу подключилось управление К. Присмотревшись к Школину, они предложили ему место у себя, и тот с энтузиазмом согласился. Замятин хоть и был уязвлен, но расстраивался недолго. Он вдруг осознал, что испытывает некоторое облегчение, прощаясь со стажером. Все-таки работать комфортней с теми, кто сделан из того же теста.
Сейчас майору сложно было прикинуть, на какую степень откровенности он может рассчитывать, обращаясь к Школину. С тех самых пор они не общались, лишь здоровались при редких встречах. Но попытка – не пытка. Выбора все равно не было. Расследованием смерти Лизы он занимается неофициально, значит, запрашивать информацию по служебным каналам не может. Проверять факты по журналистскому расследованию тоже поручат «кашникам», угро доступа к материалам не получит. Поэтому придется выуживать информацию «по дружбе».
К радости Замятина, на контакт Школин пошел легко, так, будто светлый образ Ивана Андреевича все эти годы жил в его памяти негасимым маяком. На звонок он ответил сразу, на встречу согласился быстро, на нехватку времени не сетовал. Повидаться решили уже на следующий день. Замятин предложил пересечься в «Гоголе» – от Петровки недалеко и обстановка неформальная, располагающая к откровениям.
Поджидая Школина за барной стойкой, Замятин сразу разглядел его на входе, несмотря на то, что у двери было многолюдно – компания студентов задорно рубилась в настольный футбол. Высокий, худощавый, он почти не изменился со стажерских времен, лишь нагулял лоска. В строгом черном костюме и классическом шерстяном пальто цвета охры, он был вылитый «кашник» – белая кость. Не то что майор угро: с виду шпана шпаной, в джинсах и кожаной куртке. Однако серьезность, проступившая на лице Школина за годы службы в элитном подразделении, не добавляла ему лишних лет, наоборот, она казалась напускной, вычурной, отчего Степан выглядел даже моложе, чем был на самом деле. Так слишком серьезный школьник комично выделяется на фоне веселых сверстников, несоответствием заостряя внимание на возрасте.
– Привет московскому уголовному розыску! – Весело поздоровался Степан, пробравшись к Замятину сквозь столпотворение у входа, и протянул ему тонкую ладонь.
Его улыбка, возникшая на месте серьезной мины, будто повернула время вспять, и Замятин увидел перед собой все того же студента, по случаю упакованного в дорогой строгий костюм. От улыбки и без того лопоухие уши Степана оттопыривались еще сильней, что придавало простоту его лицу, но в серых глазах, всегда будто немного прикрытых из-за нависших век, майору неизменно чудилась хитринка.
– Ну здорово, стажер! Как служба? – Замятин энергично потряс его гладкую руку своей шершавой пятерней.
– Обижаете, Иван Андреевич, я давно уже при звездах. Полгода, как старшего лейтенанта дали.
Школин присел на барный стул. Рост позволял ему непринужденно восседать на этой высокой конструкции, одной ногой касаясь пола, а вторую умостив на металлический обруч-подставку.
– Далеко пойдешь! Ну, давай тогда за твои успехи.
Замятин показал бармену на свою рюмку водки, требуя повторить.
– Я за рулем, так что придется безалкогольным пивом обмывать.
– Ты прям как не русский, честное слово. Я тоже за рулем, но на частнике как-нибудь доберусь.
Бармен как раз поставил заказ на стойку.
– Ай, ладно, – сдался Степан и поднял рюмку. – Давайте тогда за встречу.
Чокнулись. Выпили. Школин от ледяного горячительного сморщился и даже плечами передернул, но на собутыльника посмотрел с благодарностью.
– Вы наверняка уже до подполковника дослужились?
– Где уж мне, – усмехнулся Замятин, впрочем, без всякой горечи. – Мне и в майорах хорошо живется. Кому много дается, с того много и спросится. А у меня и так никакой личной жизни.
– Зачем позвали, Иван Андреевич? Сомневаюсь, что просто соскучились.
– Сообразительный ты парень, Школин. За то, наверное, и держат. И хватит мне выкать, давай на «ты».
– Не без этого, чего греха таить. Так что за дело ко мне вдруг возникло?
– Дело – громко сказано, – замялся майор, не определившись, стоит ли вводить Школина в курс дела основательно. – Скорей разговор с целью расширения кругозора. Я по поводу шумихи вокруг подростковых самоубийств, которые якобы напрямую с Интернетом связаны. В общем, тема сейчас на слуху, ты про нее наверняка слышал.
– Я-то слышал. Свалилась на наш отдел эта шумиха как снег на голову, будем теперь отдуваться. А вам в угро что за дело до этого?
Школин едва заметно прищурился, отчего взгляд его стал казаться Замятину только хитрее.
– А мы ребята любознательные. Может, просветишь меня, откуда шум?
– Да мы сами еще толком не выяснили. До выхода статьи ни про какие группы смерти знать ничего не знали. Теперь, видимо, предстоит разбираться.
Крики и гам у игрового стола перед входом нарастали, заглушая собой бодрую музыку в зале. Замятин повысил голос, наклонился к самому уху бывшего стажера:
– Совсем никаких сигналов не поступало? Заявлений от родителей погибших? Или заявлений от родителей живых подростков, которых в этих группах прессовали?
– Заявления-то не к нам поступают. Нам передают дела, в которых след киберпреступлений очевиден, – напряг связки Школин, и на его тонкой шее обозначилась крупная артерия. – А в этой истории даже если и были самоубийства, то вряд ли на этапах проверки устанавливалась прямая связь с группами. Проверки по самоубийствам, сам знаешь, как проводят, землю носом никто рыть не будет.
– Знаю, – понуро процедил Замятин. – А откуда такие данные у журналиста, не в курсе?
– Понятия не имею. В статье он пишет, что изучал аккаунты тех, кто состоит в группах, и сам выявил около ста тридцати случаев смертей среди участников.
– Вам запрос не посылал?
– Насколько я знаю, нет.
– А вы его к себе не вызывали после выхода статьи?
– Иван Андреевич, ну просто допрос в чистом виде, – рассмеялся «кашник». – Что за интерес-то у тебя?
– Давай-ка на воздух выйдем, – предложил Замятин. – Перекурим.
Когда за их спинами туго закрылась дверь, заглушив шум в помещении, будто пробка в бутылке, а майская ночь обдала влажной прохладой, Замятин вдохнул полной грудью и тут же выудил из кармана пачку сигарет. Предложил Школину, но тот только головой помотал, едва заметно поморщившись.
– Личный у меня интерес, – сказал Замятин, жадно затянувшись. – У знакомой девочка с собой покончила, тоже в группе состояла. Вот я и пытаюсь в ее смерти разобраться.
– Проверка проводилась по факту гибели? – Школин снова нацепил серьезную мину, будто в рабочем кабинете сидел.
– Конечно.
– И что?
– И ничего. По всем признакам самоубийство. Мать божится, что ничего не предвещало. Девочка состояла в группе, в предсмертной записке два слова: «Тихий дом».
– Тихий дом, говоришь… – помолчав несколько секунд, заговорит Степан. – Давай так. Ты нам материалы по проверке передашь, мы их приобщим к этой истории и будем группы за жабры брать. Сами еще толком не поняли, что там к чему. Статья вот только вышла.
– Материалы передам, разумеется. Приобщайте. Я тоже покопаю, возможно, смогу быть полезным.
– Я думаю, это лишнее, – уверенно и поспешно отчеканил «кашник». – Мы их сами вычислим. Теперь этим группам никто спуску не даст.
Замятин с удивлением подметил в его голосе жесткость, которой раньше не слышал. Степан же задумался, глядя, как быстро тлеет кропаль от глубоких затяжек майора.
– Слушай, Степа, а про Тихий дом ты что-то знаешь? – Спросил Замятин, смешивая слова с дымом. – Я имею в виду так называемое дно сети, низший уровень Интернета.
Школин вдруг расхохотался, и майору послышалось в этом смехе что-то нервное.
– Вам что там, в угро, заняться совсем нечем, что ты уже до дна сети докопался? Тихий дом-то тебе зачем? Или ты в нетсталкеры подался?