Уровень А. Глава 3
На встречу, инициированную Погодиным, майор явился неохотно. Знал о чем речь пойдет – и ежу понятно, что всем причастным к поимке рязанского интернет-вредителя очень хочется узнать итог задержания. Замятину этого хотелось не меньше. Вот только информация, которой он располагал, была вовсе не инсайдерской, а общедоступной. Знал он об этом задержании ровно то, что было изложено в СМИ: «кашники» не преминули похвастаться, что за дело взялись споро, и вот он, первый результат – схвачен пособник организаторов групп смерти. Его роль в преступном интернет-сообществе и степень вовлеченности в деятельность групп еще предстоит выяснить.
О майоре Замятине в статьях, конечно, ни слова. Об упоминаниях его гражданских помощников и говорить не приходится. Но это обстоятельство как раз таки волновало его меньше всего, никаких лавров в этой истории ему не нужно было и подавно:главная награда, которую он грезил получить, – душевное равновесие. Ох как не хватало ему сейчас этого чувства! Его душевный балансир в последнее время качался и подрагивал как аптечные весы, на чаши которых поочередно падало то одно, то другое. И некому было придержать коромысло, легонько его коснуться, чтобы качка поутихла, устаканилась, – дома его никто не ждал. Лис была далеко, и стоило майору вспомнить о ней, как балансир трясся словно трость в руках паралитика. Отстранение от расследования рухнуло на эти весы ощутимым грузом, а в довесок – наглое, скотское поведение Школина, малолетнего сопляка, который возомнил себя черт знает кем.
Теперь же майору предстояло поведать о своих неудачах Погодину, озвучить их вслух, а значит, пережить связанные с ними эмоции снова. Сложней же всего было рассказать, что он теперь собирается делать, потому что он сам этого пока не знал, но определяться надо. Седых просил, точнее – приказал в мягкой форме, передать все по делу «кашникам». Все – это ноутбук Лизы с ее записями, находки Рэя, наработки Погодина по Тихому дому. Передать все – значит не только смириться с отстранением от расследования, но и лишить себя возможности его по-тихому продолжать. А готов ли он к этому? Сейчас на встрече с Мирославом ему предстоит ответить на этот вопрос прежде всего самому себе. В глубине души он знал, к какому решению склониться, и это заведомо вызывало в нем глубинное беспокойство. Поэтому перед Мирославом он предстал с весьма кислой миной.
– Дела… – Протянул Погодин, лишь только взглянул на физиономию майора, который плюхнулся перед ним на плетеный стул за кофейным столиком. – Я смотрю, что-то пошло не так. Рэй ошибся?
Встретиться договорились не летней веранде кофейни, удобно расположенной в центре недалеко от Петровки. Внезапно наладившаяся погода сделала подобные места самыми популярными в городе. Жители столицы оккупировали все столики под бежевыми тентами, расслабленно потягивая прохладительные напитки и наслаждаясь теплым уличным воздухом после офисного рабочего дня. Перед Погодиным стоял высокий запотевший стакан, в котором плавали кубики льда, листья мяты и половинки лайма, а сам он на момент появления Замятина что-то пристально изучал на экране айпада. Теперь же все его внимание было сосредоточено на майоре, чей трагический вид в данных обстоятельствах был крайне интригующим.
– Это не Рэй ошибся, это я, кретин, ошибся, когда профессию выбирал. Осточертело мне все это… – выдавил из себя Замятин, сцепил пальцы до хруста суставов и хмуро уставился куда-то в сторону, где за декоративным, словно игрушечным, заборчиком веранды кипела будничная жизнь.
– Ааа… – понимающе протянул Мирослав и приложился к коктейльной соломинке. – Это экзистенциальный кризис. Для русского человека дело самое обыденное, так что поводов для беспокойства нет. Ты поешь, Вань, глядишь, и отпустит.
Мирослав хоть и говорил шутливо, но смотрел на Замятина взглядом серьезным и цепким, будто пытаясь углядеть, где именно в нем случился надлом.
– Это не просто кризис, как его там… – ответил майор, не замечая этого взгляда да и, казалось, ничего вокруг. – Это какой-то морок.
– Тогда закажи двойную порцию, я угощаю.
– Собака я тебе, что ли, что ты меня куском задабриваешь, – раздраженно вскинулся Замятин, выйдя наконец из задумчивого ступора. – Я сам за себя заплатить могу, зря, что ли, на государство пашу в поте лица.
– Смешная шутка про государство. Рад, что даже в таком настроении ты не теряешь чувства юмора.
Майор зыркнул на собеседника исподлобья и окончательно оттаял, заерзал на стуле, усаживаясь удобней, потер ладонью лоб с усилием, выдохнул.
– Специально злишь меня, да?
– Не злю, а пробуждаю к жизни. Ну рассказывай уже, что там с рязанским администратором, – поторопил с беседой о насущном Мирослав, пока Замятин снова не погрузился в сентиментальные размышления.
– А нечего мне рассказывать. Начальство приказало в дело не лезть, а Школин, паскуда, трубки бросает, ничего не рассказывает.
– Даже так… – Погодин едва заметно нахмурился. – Что же получается, медвежью услугу мы им оказали, раз такая благодарность?
– Ага, больше похоже, что мы им сильно помешали. Вообще ощущение, что меня отчитали как провинившегося первоклашку. Давно себя так не чувствовал. Короче, можешь считать, что нас от дела отстранили.
Майор выдернул салфетку из подставки и вытер взмокший лоб. Виной проступившей испарины, вероятно, была не только жара. Заметно было, что последнее признание далось ему тяжело.
– Понятно теперь, отчего ты места себе не находишь, – проговорил Погодин. Задумался, в свою очередь, понаблюдал за жизнью за оградкой, глотнул лимонада. – И что планируешь делать?
– Не знаю, Мир, не знаю, – Замятин потянулся вперед, ничтоже сумняшеся забрал стакан, вытащил соломинку и почти залпом выпил все до капли, пока кусочки льда скопом не скользнули ему на верхнюю губу. – Не решил еще. Приказано все наши наработки по делу передать подразделению“К, которое сейчас плотно занимается этим расследованием. Душно, сил нет. – Добавил он, возвращая пустую посуду.
Мирослав маякнул официанту.
– Передать все наработки, значит? А тебя, как я вижу, в этом что-то смущает?
Погодин откинулся на спинку стула, сложил руки на груди, закинул ногу на ногу, покачивая ступней будто маятником. С виду был совершенно спокоен и Замятина будто баюкал глубокой синевой глаз, но в ритме его движений чувствовалась все же некоторая экзальтация.
– Не знаю, – опять повторил майор. – С одной стороны, у меня нет основания не доверять коллегам. Интернет – это их территория, и надо думать, что они справятся с поставленной задачей лучше, чем спец из угро.
– А с другой стороны что?
– А с другой, не пойму. Муторно мне как-то. Не получается у меня принять это отстранение с легким сердцем, хотя, казалось бы, они ведь дело не в архив отправляют, а собираются расследовать всеми силами.
– Это из-за Лизы, наверное, – помолчав, предположил Погодин.
– Может, и так.
Замятин снова отвел взгляд в сторону, и Мирославу сложно было разглядеть, что именно он в нем прятал. Но он и без этого вполне мог понять, какие чувства обуревают майора при упоминании девочки. Им обоим Лиза стала не чужой, и чем дальше они заходят, следуя на ее зов, погружаются в мир ее дневников, рассматривают изнанку ее юной, но такой не беспечной души, тем сложней им находить дорогу обратно из этих дебрей. Теперь Лиза будто мифическая сирена держит их на крючке своей песнью, и власть ее над ними не закончится, пока голос ее не затихнет. Передать все «кашникам», так и не узнав, что она хотела сказать, что думала и чувствовала перед смертью, почему именно шагнула за край парапета, что познала в чертовых группах? Передать, а потом узнавать подробности о расследовании из СМИ, потому что делу присвоят статус особой важности и тот же Школин будет сбрасывать звонки, не имея права что-либо рассказывать. Тогда действительная история Лизы, Тихого дома, групп, может быть навсегда погребена под грифом «Секретно» и они не узнают истины уже никогда, им, как и другим, станет доступно лишь то, что напишут газеты.
– Ты получил вчера мое сообщение с очередной ее записью? – Спросил Погодин.
– Получил. И конечно, прочел. Ничего не ответил тебе, потому как: что тут скажешь?
К столику подошел наконец официант. Весь вечер он сновал по переполненной террасе, запаздывая с заказами. Погодин попросил повторить домашний лимонад, а Замятин потребовал пятьдесят граммов и «какого-нибудь сока, только холодного».
– И вообще, с одной стороны – Лиза, с другой – мать ее, с третьей – Седых, – продолжил майор, когда они снова остались одни. – Тут еще и знание, что таких детей и родителей по стране могут быть сотни, а то и больше. Тихий дом этот опять же. У меня такая каша в голове, что вчера после работы я просто нажрался в одно лицо, чтобы отрубиться и поспать наконец с пустой башкой. И разговаривать мне не хотелось ни с кем, даже с тобой, дружище. Поэтому и не написал тебе ничего в ответ.
Погодин кивнул.
– Не знаю, почему нашей помощи не рады, может, мы и правда под ногами зря путаемся. Но одно теперь понятно наверняка – по-тихому замять эту историю теперь точно ни у кого не получится. Так что ты, Ваня, возможно, зря так убиваешься из-за этого условного отстранения. Общественный резонанс набирает обороты, отчитаться о том, какого черта происходит, твоим коллегам в любом случае придется, так что расследовать это дело они мотивированы не меньше нашего. Как раз перед твоим приходом новости изучал.
– И что там, в новостях? – Угрюмо спросил майор.
– Помимо задержания рязанского администратора активно муссируется тема государственных инициатив. Депутаты наши всерьез озаботились защитой детей и подростков от негативного влияния Интернета. Вовсю разрабатывают поправки к различным законам, начиная со статьи за доведение до самоубийства, заканчивая информационной безопасностью, новые законы пишут, чтобы усилить контроль над деятельностью в Интернете. Отныне всё хотят поставить на контроль, кто что кому и когда написал и что в сети сделал. Очевидно, что не скоро тема затихнет.