– Но страдать тебе нравится больше? – Не дал ей договорить Азим. – Конечно, ведь именно этому учит вас религия. Жизнь – испытание, а счастье и покой возможны лишь в Царстве Божьем. Как у вас в Новом Завете: «Многими скорбями надлежит нам войти в Царствие Божие”. Вы любите приговаривать, что страданиями душа очищается, что Иисус терпел и вам велел. Так? Все это у тебя в подкорке, Ира. Только это ты и можешь передать своим потомкам. С такой установкой действительно трудно себе представить, как можно быть счастливым.
От упоминания потомков у Лаптевой внутри все сжалось. Общаясь с Азимом, она всегда чувствовала себя в безопасности, не ожидая подвохов. Но то, что он сказал сейчас, показалось ей издевкой, ударом исподтишка по самому больному. На глазах ее тут же выступили слезы.
– У меня никогда уже не будет потомков, Азим. Или ты забыл, почему я сейчас лежу здесь как ветошь? – Сказала она, стараясь удержать голос от дрожи.
– Ай, Ира, – отмахнулся он, давая понять, что не намерен сюсюкаться. – Ты не старая еще. Кто знает. Если перестанешь терпеть и начнешь жить, то все может случиться. Жизнь щедра к тем, кто принимает ее с благодарностью. Но сначала научись быть счастливой, ведь дети – это продолжение нас самих.
Лаптева ничего не успела ответить. Она даже не успела сообразить, что именно намерена сказать в ответ, потому что как раз в этот момент в тишину квартиры ворвалась трель дверного звонка. Азим тут же направился открывать.
– Добрый день! Иван Замятин, – донесся из прихожей знакомый голос.
– Здравствуйте, проходите, – ответил Азим. – Это я говорил с вами с телефона Иры. Она нехорошо себя чувствует, но очень хочет вас видеть.
«Вот сейчас решится» – с пронзительной ясностью поняла Лаптева, прислушиваясь к тяжелым шагам Замятина. На нее вдруг нахлынуло состояние предыдущей ночи, когда она тонула в яростных волнах прозрения. Ее снова зазнобило, и она вспомнила, как, теряя сознание, требовала от Азима, чтобы он связался с Замятиным как можно скорей. И вот он, майор: явился и стоит теперь перед ней, неуклюже переминаясь с ноги на ногу и отводя взгляд.
– Извините, что потревожил вас в плохом самочувствии, но ваш знакомый сказал по телефону, что лучше не откладывать встречу. Я и сам собирался приехать и отдать вот это. – Майор качнул рукой, в которой держал технику Лизы.
– Вы выяснили? Выяснили, почему она так?.. – В горле у Лаптевой пересохло, будто она и не пила сладкого чая пару минут назад.
– Выяснили, – тихо ответил Замятин.
Видеть Лаптеву ему было мучительно как прежде, так и теперь. Она еще больше сдала, будто таяла на глазах. Но смотрела на него уже без мольбы, не ища снисхождения. Это раньше взгляд ее был просящим, он молил о том, чтобы майор во всем разобрался. Теперь же, когда Замятин пришел сообщить результаты, Лаптева смотрела на него иначе: будто в глаза самой судьбе, которую не умолить, не задобрить, можно лишь принять. Так, наверное, смотрят на палача, который исполняет приговор и не волен решать: казнить или миловать.
«Ну что же, – подумал Замятин. – Сколько веревочке не виться…” Он, наконец, прокашлялся, посуровел лицом и перешел на официальный тон:
– Ирина Петровна, следствием было установлено, что ваша дочь Елизавета Лаптева… – он прокашлялся снова, на этот раз громче и резче. – Было установлено… В общем, не сама она. Ваша дочь стала жертвой групп смерти в социальных сетях. Ее подтолкнули к такому шагу. Мы приложим все усилия, чтобы виновные были наказаны. А это я вам вот, возвращаю.
Он сделал пару шагов в сторону серванта и положил на полку ноутбук и телефон Лизы. Но то ли полка была слишком узкой, то ли Замятин не рассчитал и положил вещи криво, но гаджеты полетели вниз, с треском ударившись об пол. Больше всего досталось ноутбуку: от него отлетела крышка.
– Ах ты черт! – Спохватился майор и принялся собирать разлетевшиеся детали. – Простите ради бога, медведь я неуклюжий. Я починю, у меня знакомый хорошо в компьютерах разбирается. Я починю и верну.
Лаптева молчала. Ей, похоже, не было никакого дела до сломанных вещей. Она, казалось, никого не видела и не слышала, думая о своем. Вид у нее был отстраненный, недвижимый взгляд будто смотрел сквозь предметы, по щекам катились слезы. Азим же присел на корточки рядом с майором. Помогая собирать обломки, он что-то тихо пробурчал себе под нос.
– Простите, что вы сказали? – Повернулся к нему Замятин.
– Ай, не обращай внимания, это азербайджанский.
Азим проводил Замятина до двери и крепко пожал на прощание его руку. Спускаясь по лестнице, майор все прокручивал в памяти то, что пробурчал у него под ухом этот странный человек. И чем усердней он вспоминал услышанное, тем убежденней готов был поклясться, что это были слова: «Истина где-то рядом».