Шолохов в «Тихом Доне» — и именно в этом величие романа — органически, как это и было в действительности, соединил в глубинном диалектическом противоречии и единстве обе стороны русской революции — героическую и трагическую. Подобный взгляд на революцию не был доступен ни белым, которые воспринимали ее как злобный фарс, ни красным — для них революция была свершившимся идеалом, невзирая на море крови и страдания людей.
Ни те, ни другие не желали видеть на белых одеждах контрреволюции красных пятен человеческой крови, беды, несчастья и изуверства, а на красных одеждах революции — черных от крови следов не менее страшного горя, не менее лютых зверств.
Шолохов дал возможность соотнести гуманность идеалов и реальную жизненную практику как тех, так и других благодаря возведенному в абсолют принципу художественной правды. Он проверял идеалы революции и белого движения исходным, основополагающим (в истоках своих христианским) принципом — любовью к ближнему. И показал воочию, с какой беспощадностью как с той, так и с другой стороны попиралась любовь к человеку взаимной ненавистью.
Такого рода проверка событий доступна только суду истории. В масштабе человеческой жизни на такую высоту мировидения мог подняться только воистину гениальный художник, заставивший в своем романе не только «белых», но и «красных» предъявить миру неприкрашенную правду о себе. И, конечно же, исходил он при этом не из преходящих политических принципов, но из фундаментальных и основополагающих: любви к людям, к Отечеству.
Об этом качестве романа «Тихий Дон» сказал и норвежский исследователь Г. Хьетсо, когда встречался с Шолоховым в Вёшенской в 1977 году:
«Для меня “Тихий Дон” прежде всего роман о любви. Это роман о любви женщины к мужчине, о любви мужчины к женщине. При этом человек показан в тесной связи с природой, и цель природы — вечное самообновление через любовь. Но в вашей книге речь идет и о другой любви, о любви к родине, к родной казацкой земле. Интернационализм — большое слово, но я не верю в интернационализм, если он не имеет глубоких корней в родной земле»11.
ФИЛИПП МИРОНОВ И «ТИХИЙ ДОН»
До конца понять «Тихий Дон» и позицию Шолохова в нем помогает судьба красного казака Филиппа Миронова, в своем трагическом итоге повторившая судьбу Харлампия Ермакова, хотя он не принимал участия в Вёшенском восстании. Высказывалось мнение, будто и Филипп Миронов мог быть прототипом Григория Мелехова, однако, это не так. Вернее, не совсем так.
Филиппа Миронова можно рассматривать как прототип Григория Мелехова, а его трагическую судьбу — как предтечу «Тихого Дона» только как один из истоков, один из первотолчков, вызвавших к жизни этот роман и его главного героя Григория Мелехова. Неслучайно том документов, посвященных судьбе этого человека, подготовленный коллективом историков во главе с В. Даниловым и Т. Шаниным, имеет название: «Филипп Миронов. Тихий Дон в 1917—1921 гг.»12.
Филипп Миронов не мог быть прототипом Григория Мелехова в прямом смысле слова, а его история — послужить основой для романа, потому что Миронов не принимал участия ни в Вёшенском восстании, ни в его подавлении. В марте 1919 года он был выдворен с Дона Троцким и во время Вёшенского восстания находился за пределами Донской области.
Награды Ф. К. Миронова в годы империалистической войны
При решении вопроса о возможности присутствия Филиппа Миронова в «Тихом Доне», равно как и возможности Ф. Крюкова быть автором этого романа надо учитывать тот исторический факт, что на Дону в годы революции и Гражданской войны было два больших казачьих восстания: Вёшенскому восстанию 1919 года, описанному в романе, предшествовало восстание 1918 года, которое привело к власти атамана Краснова. Причем восстание 1918 года и по своему размаху и напряжению сил как с той, так и с другой стороны, было ничуть не менее значительным, чем казачье восстание 1919 года, вошедшее в историю под названием Вёшенского или Верхнедонского, изображенное в романе «Тихий Дон», а потому ставшее более известным, чем восстание 1918 года.
Миронов был вождем красного казачества, противостоявшего белым во время первого казачьего восстания.
Белоэмигрантский историк казачества А. Гордеев писал в своем труде «История казаков», вышедшем в Париже и переизданном в Москве в 1993 году:
«Среди командного состава донских казаков оказались сторонниками большевистских теорий два штаб-офицера, войсковые старшины Голубов и Миронов, и ближайшим сотрудником первого был находившийся некоторое время в клинике душевнобольных подхорунжий Подтелков. По возвращении полков на Дон наиболее трагическую роль для Дона сыграл Голубов, который, двумя полками распропагандированных им казаков занял Новочеркасск, разогнав заседавший Войсковой Круг, арестовал вступившего после смерти генерала Каледина в должность атамана Войска генерала Назарова и расстрелял его. Через непродолжительное время этот герой революции был пристрелен казаками, а Подтелков, имевший при себе большие денежные суммы, был схвачен казаками и по приговору их повешен. Миронов сумел увлечь за собой значительное количество казаков, с которыми сражался сначала на стороне красных, но, не удовлетворившись порядками их, решил с казаками перейти на сторону сражающегося Дона, но был арестован, отправлен в Москву, где и был расстрелян»13.
Подъесаул, в будущем — командарм-2 Филипп Кузьмич Миронов
Крайности в оценке трагического конца Миронова сходятся: белоэмигрантский историк А. Гордеев принял на веру версию убивших Миронова троцкистов, будто красный комдив был расстрелян за то, что «решил перейти» на сторону белых. В действительности же Миронов, оставаясь до конца на стороне красных, мучительно искал выход из трагедии Гражданской войны на Дону. Но поскольку расстрелян он был в 1921 году как изменник и предатель, имя его долгие годы находилось под запретом. Исключением был М. А. Шолохов. В третьей книге романа «Тихий Дон», которая вышла в журнале «Октябрь» (1932 г.) и в Государственном издательстве художественной литературы (1933 г.), комдив—23 Филипп Миронов и его полки получили справедливую положительную оценку, что сохранялось во всех довоенных изданиях. Именно М. А. Шолохов первым сказал в романе «Тихий Дон» об истинной роли Миронова в Гражданской войне, о влиянии этой личности на мировоззрение казачества. В послевоенных изданиях «Тихого Дона», видимо, под давлением цензуры, имя Ф. К. Миронова было удалено из романа.
В 1979 г. шолоховед К. Прийма обратился с письмом к М. А. Шолохову, в котором поставил вопрос о «восстановлении исторической справедливости» в романе в отношении командарма—2 Ф. К. Миронова. На письме — резолюция М. А. Шолохова: «Редактору М. Манохиной. Прошу восстановить. М. Шолохов. 15.10.79»14.
Можно предположить, что трагическая судьба Ф. К. Миронова, о которой Шолохов, конечно же, знал, оказала большое влияние на мировоззрение писателя и осмысление им судьбы казачества в Гражданскую войну.
Шолохов высоко ценил этого легендарного на Дону человека, куда более известного, чем даже Подтелков, — хотя бы потому, что Подтелков погиб в 1918 году, в самом начале Гражданской войны, а Филипп Миронов прошел ее от начала до конца, поднявшись до звания командарма 2-й Конармии (командующим 1-й Конармии был, как известно, Буденный). Он был одним из первых в списке награжденных главным орденом революции — Боевого Красного Знамени.
Миронов играл решающую роль не только в борьбе с Врангелем в Крыму, но и на первых этапах Гражданской войны на Дону.
Борьба эта прошла несколько этапов. Первый — с ноября 1917 по апрель 1918 года, когда большевистски настроенные казачьи части, прежде всего 10-й и 27-й казачьи полки, преодолев сопротивление Донского войскового правительства атамана Каледина, захватили в феврале 1918 года Новочеркасск, переименовали Войско Донское в Донскую Советскую республику во главе с председателем военно-революционного комитета Подтелковым и попытались распространить свою власть на весь Дон. В Усть-Медведицком округе новую власть возглавил уроженец станицы Усть-Медведицкой войсковой старшина (подполковник) Филипп Миронов, командир 32-го Донского казачьего полка, только что вернувшегося под его командованием с фронта.
Перипетии этой борьбы нашли свое отражение во второй книге «Тихого Дона» — в главах, посвященных съезду казаков-фронтовиков в станице Каменской в январе 1918 года, переговорам Донского правительства с представителями Военно-революционного комитета, боям отрядов красных казаков во главе с Голубовым с отрядом Чернецова, расправе Подтелкова над полковником Чернецовым.
Сцена зверского убийства Чернецова, с такой силой и выразительностью написанная Шолоховым, как бы знаменует начало Гражданской войны на Дону с казачьего восстания 1918 года. Это необходимо иметь в виду для понимания событий, изображенных в романе.
Советская власть на Дону в лице правительства Донской Советской республики, возглавляемая Подтелковым, просуществовала всего несколько месяцев и пала в апреле — мае 1918 года — в значительной степени потому, что вместо поиска путей взаимопонимания с казачьей массой сразу же выбрала путь диктата и террора, беспощадной расправы с непокорными. Террор против бывших офицеров и всех «подозрительных», восстановил против советской власти многих казаков, включая самого Голубова. Уже в марте — апреле 1918 года во многих казачьих станицах началось стихийное восстание. В «Тихом Доне» рассказано о расправе казаков Мигулинской станицы над Тираспольским отрядом 2-й Социалистической армии, — одном из первых казачьих выступлений в 1918 году, о приказе генерала Алферова, избранного окружным атаманом Верхне-Донского округа, поймать и уничтожить отряд Подтелкова, о расправе над Подтелковым и его отрядом в мае 1918 года.
Таковы отзвуки восстания весны 1918 года, которые слышны во второй книге «Тихого Дона». Но это — только слабые отзвуки того, что происходило в действительности.