али в составе Донской армии, защищая родной край — Всевеликое войско Донское, во главе которого стоял донской атаман, избранный Войсковым кругом»29.
Рисунок С. Королькова
В действительности Шолохов не мог «многократно повторять» этих слов, которые принадлежат рапповцу Макарьеву. Он адресовал их Шолохову во время атаки РАПП’а на «Тихий Дон» в 1930 году, а писатель был вынужден согласиться с ними, но перетолковав их по-своему:
«Правильно говорил тов. Макарьев, что я описываю борьбу белых с красными, а не борьбу красных с белыми. В этом большая трудность. Трудность еще в том, что в третьей книге я даю показ Вёшенского восстания, еще не освещенного нигде»30, — так ответил Шолохов Макарьеву. С тех пор сакраментальная фраза о борьбе белых с красными и красных с белыми и кочует по страницам критических статей как мнение Шолохова, который, конечно же, внутренне не был согласен со столь схематичным толкованием своего творчества и никогда не повторял эту формулу. Лишь полвека спустя — в 1977 году во время визита в Вёшенскую Г. Хьетсо вновь поставил перед Шолоховым вопрос об этой расхожей формулировке: «...Я передал мнение некоторых исследователей, усмотревших известное идеологическое противоречие между “Донскими рассказами” и “Тихим Доном”, связанное с тем, что в “Донских рассказах” изображается борьба красных с белыми, а в “Тихом Доне” борьба белых с красными»31.
Шолохов не согласился с Г. Хьетсо и ответил ему: «Это впечатление, по-видимому, объясняется тем, что в этих произведениях описываются разные эпохи; по хронологии “Тихий Дон” самое раннее из них, поскольку изображает события до и во время мировой и гражданской войн, тогда как “Донские рассказы” описывают события уже после установления Советской власти»32.
Имеется ли здесь хоть какое-то основание обвинять Шолохова в «чуждости казачеству» и «непонимании кипевшей вокруг борьбы»?
А теперь по существу вопроса о «белых» и «красных». Его трактовка Макаровыми свидетельствует о «непонимании» как раз ими «кипевшей вокруг борьбы».
Если иметь в виду участников Вёшенского восстания, то они, как нами уже указывалось, и в самом деле не называли и не считали себя «белыми», сохранив даже обращение друг к другу «товарищ».
Что же касается Донской армии, то она, вопреки утверждениям Макаровых, без сомнения, была «белой» и считала себя таковой. Донская армия защищала от большевиков не только «родной край — Всевеликое Войско Донское», но великую и неделимую, причем — белую, а не красную Россию.
Макаровы представляют дело так, будто с красными Донская армия воевала во главе с «донским атаманом, избранным Войсковым кругом». В действительности уже 26 декабря 1918 года Деникин объявил в приказе: «По соглашению с атаманами Всевеликого Войска Донского и Кубанского, сего числа я вступил в командование всеми сухопутными и морскими силами, действующими на Юге России»33. И он оставался главнокомандующим всех белогвардейских сил Юга России, включая Донскую армию, до трагедии их исхода из Новороссийска в марте 1920 года.
Цели совместной борьбы «донцов» и «добровольцев» изложил в своей книге «Борьба с большевизмом на юге России. Участие в борьбе донского казачества» (Прага, 1921) начальник разведывательного и оперативного отделений штаба Донской армии полковник Добрынин: «В этой борьбе на казаков легла главная тяжесть напряжения и, вместе с добровольцами, они приняли на себя обязанности авангарда России и всей Европы, как некогда являлись таким же авангардом против натиска азиатских орд»34.
Куда же отнесут Макаровы в свете этих слов Донскую армию и начальника ее разведки полковника Добрынина — к «зеленым»?..
Далее Макаровы «уличают» Шолохова еще в одной «неграмотности»: в упоминании «офицерских штурмовых отрядов», сражавшихся с красными на Дону. Они приводят следующую выдержку из романа:
«...красные удерживают Усть-Медведицкую... С нашей стороны, кроме дивизии генерала Фицхелаурова и двух штурмовых офицерских отрядов, подошла целиком шестая бригада Богатырева и наша первая дивизия» (VII. 9. 535); «Наутро Усть-Медведицкую с боем заняли части 5-й дивизии генерала Фицхелаурова...» (VII. 11. 545).
Макаровы утверждают, будто эти слова — вымысел Шолохова, который, как в капле воды, отражает его «незнание и непонимание происходивших событий, тенденциозность и использование расхожих идеологических штампов советской пропаганды в качестве источника своих представлений и образов». Почему? Да потому, — утверждают Макаровы, — что «в Донской армии никаких офицерских отрядов не было! Шолохов путает с Добровольческой армией...»35.
Суровый вердикт! Разнос в традициях худших образцов советской идеологической пропаганды. Но основан он на неверной исходной посылке. Внимательное прочтение процитированного Макаровыми отрывка свидетельствует, что Усть-Медведицкую штурмовали одновременно 5-я дивизия Донской армии, штурмовые офицерские отряды, которые не входили в состав 5-й дивизии генерала Фицхелаурова, шестая повстанческая бригада Богатырева и 1-я повстанческая дивизия Мелехова, да кроме того, как явствует из последующего текста, еще и «английская батарея», принадлежавшая «кадетам»-деникинцам, запряженная в шестерную упряжку мулов.
«Пока мы с вами на равных правах, — резонно заявляет Фицхелаурову Григорий Мелехов. — Вы командуете дивизией, и я тоже» (4, 97). Из текста романа очевидно, что не только 1-я дивизия Григория Мелехова, но и «офицерские штурмовые отряды», и «английская батарея» на мулах не входили в 5-ю дивизию Донской армии генерала Фицхелаурова, который координировал наступление на Усть-Медведицкую, но сражались рядом как самостоятельные боевые единицы.
Макаровы приписали Шолохову включение офицерских штурмовых отрядов в 5-ю Донскую дивизию генерала Фицхелаурова, заявив, что «в Донской армии никаких офицерских отрядов не было», после чего обрушились на него с очередными обвинениями в «безграмотности» и «невежестве».
Кто же на самом деле проявляет безграмотность и невежество, применяет антинаучные методы исследования и полемики, основанные на искажении фактов?
Продолжая атаку на Шолохова, выставляя его «безграмотным невеждой», Макаровы в главке «“Белые” и “красные”» выдвигают еще одно обвинение против писателя, который будто бы «плохо представлял само устройство казачества с его выборным атаманом, Донским правительством, Донской армией. Устами Пантелея Прокофьевича Шолохов называет Краснова наказным (то есть назначенным) атаманом... В точности такую же ошибку мы встречаем в словах Кудинова... и в авторской речи Шолохова...
Та же ошибка с «наказным» атаманом, отмеченная еще Медведевым36, встречается у Шолохова в «Донских рассказах».
Можно указать на книгу Антонова-Овсеенко как на возможный источник этой ошибки в романе: «2-го декабря, при избрании наказного Атамана, Каледин получил почти 90% всех голосов...»37.
Действительно, в «Тихом Доне» генералы Каледин, Назаров и Краснов именуются «войсковыми наказными атаманами».
Что это? — и в самом деле «невежество» Шолохова, незнание того, что Петр I отменил выборность войсковых атаманов, возглавлявших Войско Донское, и сделал их «наказными», назначенными царем, а в 1917 году Войсковой Круг Войска Донского получил право своих атаманов выбирать?
Но в примечании к слову «атаман» уже в первой части романа подробно излагается история вопроса:
«Атаман — у казаков в царской России так назывался выборный начальник всех степеней. Во главе Донского войска стоял войсковой атаман, во главе станиц — станичные атаманы, при выступлении Казацкого отряда в поход выбирался особый, походный атаман. В широком смысле это слово значило — старшина. С окончательной утратой самостоятельности донского казачества звание атамана всех казачьих войск было присвоено наследнику престола; фактически казачьими войсками управляли наказные (то есть назначенные) атаманы» (1, 39), что было отменено после Февральской революции 1917 года.
И, тем не менее, на страницах «Тихого Дона», да и «Донских рассказов» самые разные персонажи, да и сам автор, продолжают называть избираемых на Войсковом Круге атаманов «наказными».
Что это — ошибка, или, возможно, что-то другое?
В большинстве случаев название войскового атамана «наказной» сочетается в романе с информацией о том, что он, тем не менее, был выборным. «Двадцать девятого января съехавшимися на Круг делегатами он (генерал Назаров. — Ф. К.) был избран войсковым наказным атаманом» (2, 301). Африкан Богаевский в «Тихом Доне» называется «вновь избранным войсковым наказным атаманом» (3, 366).
Но вслушаемся в слова Пантелея Прокофьевича, который весной 1918 года был делегатом Войскового Круга и выбирал в войсковые атаманы Всевеликого Войска Донского генерала Краснова. Макаровы ссылаются на них как на самую вопиющую ошибку Шолохова:
«— Я, братец ты мой, когда был на Войсковом Кругу, так я с самим наказным атаманом чай внакладку... — начал было Пантелей Прокофьевич и умолк» (4, 115).
Как прикажете старому казаку, самолично избиравшему генерала Краснова вождем Всевеликого Войска Донского, его именовать: «выборным атаманом»? — не звучит, а потому не привилось, не вошло в язык. «Войсковым атаманом»? — маловато для Краснова, тем более что рядом с ним — «войсковой походный атаман» Попов.
Вот и называет Пантелей Прокофьевич Краснова по традиции и по привычке «наказным» атаманом, подчеркивая этим, что он — самый главный, — главная власть. Вот почему для Пантелея Прокофьевича и дворец, где он пил чай с Красновым, — дворец «наказного» атамана, и сам Краснов, в выборах которого он принимал участие, невзирая на всю его очевидную выборность, оставался атаманом «наказным».
Такова тайна народного языка, — стихии консервативной, трудно поддающейся изменениям. По справедливому наблюдению В. Васильева, дед Гришака все еще величает турков «янычарами», хотя янычарское войско перестало существовать в Турции еще в 1826 году