Как видим, текст стал строже, но не потерял своей эмоциональности и выразительности. Правка помогает Шолохову достичь максимальной точности при минимальной затрате языковых средств. Развернутую и многословную метафору: «дорога... не стонала немым гудом под тяжестью лошадиных копыт и бричек на железных ходах. Улица была безлюдна и скучна» он заменяет одной короткой фразой: «серая дорога... была наголо вылизана безлюдьем». Это — правка мастера, взыскательно совершенствующего свой текст.
Иногда Шолохов исключает целые абзацы и куски текста. Приведем из «Вставной главы» отрывок, которому не нашлось места в беловой рукописи и в книге, — он следует за приведенным выше текстом:
«[Мимо стоявшего у ворот Петра прошла Аксинья Астахова. Петро скользнул по ней случайным невнимательным взглядом и только после того, как прошла она, вспомнил, что лицо ее необычно весело, словно пьяно. Глядя ей в [затылок] след, на подсиненый кружевной платок, накинутый на голову, [представил ее лицо] восстановил перед глазами выражение ее лица и подумал: “Скоро забыла про Гришку. Так оно и должно быть”. Анисья (курсив наш. — Ф. К.) [обогнула] завернула за угол плетня, огинавшего Мелеховский двор и [пош] [по] за выбеленной стеной сарая стала спускаться к Дону. Петро заинтересовался почему она пошла к Дону не через свой двор или по проулку, степью. Он хотел пройти следом, поглядеть, но где-то в хуторе брехнула одна собака, потом другая и до слуха его донесся чуть слышный строчащий перестук колес. Петро облегченно вздохнул. Родилась и умерла в мозгах, отуманенных неперебродившим хмелем, куценькая мысль: “Шибко едут, колеса стрекочут”».
Шолохов отказался от этого текста, найдя его, по-видимому, недостаточно точным. Мы его привели еще и потому, что в начале абзаца встречаемся с Аксиньей Астаховой причем автор ставит вверху цифры, 2 и 1, означающие, что имя и фамилию героини надо поменять местами; а через несколько строк он называет Аксинью Анисьей. Эта описка — не в начальных, а в заключительной главе первой части романа, писавшейся значительно позже остальных глав. Такого рода описки возникают на уровне подсознания.
Многочисленная правка в тексте рукописи — двоякого рода. Один тип правки — не что иное, как более позднее редактирование текста при переработке или же доработке рукописи. В этом случае производятся сокращения, делаются вставки, меняются фразы, вычеркиваются или вписываются слова. Но существует и другой тип правки, возникающей непосредственно в процессе написания текста и являющейся следствием работы творческого сознания и подсознания, когда идет поиск, выбор, отбор нужных, наиболее точных и выразительных слов. Эта работа идет подчас на уровне интуиции. Такая правка, по характеристике французского текстолога М. Эспаня, есть «отражение сомнений автора, начинающего писать одно слово и тут же переделывающего его в другое...»30.
Там, где перо художника ведет вдохновение, когда он пишет о предметах ему близких, хорошо известных, когда имеет место полет творческой мысли, — такой правки может и не быть вовсе. В романе пример тому — главы, посвященные рыбалке — занятию, которое Шолохов, как известно, с детства знал и любил. В других случаях, к примеру, в главах историко-хроникальных, когда его, по собственному признанию, выраженному в письме Е. Г. Левицкой от 4 июля 1928 г., «начинает душить история», отчего меняется «характер письма»31, текст буквально испещрен авторской правкой, выдающей мучительную борьбу художника со словом.
Для наглядности демонстрируя различные типы авторской правки, приведу пример.
В черновом тексте первой части романа, который позже был переписан самим Шолоховым, предпоследняя XXII глава начинается так: «Передохнувшие у Коршуновых во дворе лошади добирая до хутора шли (слово вписано сверху строки. — Ф. К.) из последних сил».
В беловике эта фраза звучит так: «[Передох] Отдохнувшие у Коршуновых лошади шли добирая до мелеховского база из последних сил».
В окончательной же и книжной редакции та же мысль выражена так:
«Отдохнувшие у Коршуновых лошади шли, добираясь до мелеховского база, из последних сил» (2, 103).
Мы видим здесь все виды правки: «корректорскую», в результате которой правильно расставлены знаки препинания (с ними не всегда считался Шолохов, особенно в черновиках, да и когда переписывал текст набело); деепричастных и причастных оборотов Шолохов вообще как бы не признавал. Кроме того, диалектное «добирая до мелеховского база», повторенное им и в беловом варианте текста, заменено на литературное: «добираясь».
Редакторская правка, осуществленная при переписывании черновика самим Шолоховым, когда было снято лишнее слово «во дворе» (понятно, что лошади отдыхали у Коршуновых «во дворе», а не где-то еще), а слово «хутор» заменено на «мелеховский баз».
И, наконец, собственно авторская правка, совершаемая в процессе непосредственного написания текста — та самая авторская правка, о которой говорит французский текстолог. Шолохов начинает фразу так, как она была написана в черновике: «Передохнувшие у Коршуновых лошади...», но написав начало слова «[Передох]», он тут же вычеркивает его и заменяет на «Отдохнувшие».
Подобной правки, выражающей процесс творчества, в беловом варианте, естественно, немного. И это понятно: переписка есть действие во многом механическое. Но в черновиках романа подобная правка, возникающая непосредственно в процессе написания текста, преобладает. Прослеживая ее, погружаешься в совершенно особую атмосферу, наполненную, если можно так выразиться, личностной аурой автора, бесконечным поиском слов, фраз, тропов, образов, наиболее адекватно и точно выражающих авторскую мысль. Атмосфера самой рукописи, особенно черновых вариантов настолько выразительна и безусловна, что делает абсурдным самое предположение, будто перед нами текст, написанный кем-то другим и лишь «переписанный» Шолоховым.
В этом может убедиться каждый, кто внимательно вчитается в черновики рукописи, в те вставки и фрагменты, которыми она обогащена.
ОБ «ИКРЕ», «ТАВРИЧАНАХ» И «АРЕСТОВАННЫХ ЩАХ»
Рукопись второй части романа, которая, судя по авторской ремарке синим карандашом на ее титульной странице, была «окончена переработкой» 31 июля 1927 г., состояла из 93 страниц черновика и 110 беловика, в котором 31 страница переписана рукой автора. Но, помимо этих 203 страниц, рукопись включает еще три не пронумерованных страницы вставок и дополнений, сделанных Шолоховым в процессе переработки текста. Вставки же, как правило, пронумерованы, и прямо связаны с теми прогностическими замечаниями и пожеланиями самому себе, которые оставил Шолохов на полях рукописи.
На полях страницы 2 второй части романа читаем: «Про Лизу, воспитание детей и образов[ание]. Серг. Пл.». Это пожелание реализовано: частично — с помощью вставки № 1, частично — в тексте.
Во вставке № 1 читаем: «Без глаза росли дети. Нечуткая Анна Ивановна не пыталась проникать в тайники детских душ, не до этого было за большим хозяйством; оттого и выросли [дети] [они] брат с сестрой [не] чужие друг другу разные по характерам, не похожие на родных — Владимир рос замкнутым, [и] вялым, с исподлобным взглядом и недетской серьезностью. Лиза, вращавшаяся в обществе горничной и кухарки, распутной, [бабенки] виды видевшей бабенки, рано глянула на изнанку жизни. Женщины будили в [девочке] ней нездоровое любопытство и она — тогда еще угловатый застенчивый подросток, — предоставленная самой себе росла, как [дикое] в лесу куст [волчьей] дикой волчьей ягоды. Стекали неторопливые года. Старое, — как водится, — старилось; молодое росло зеленями».
На полях пятой страницы первой главы второй части от 20 числа — еще одна пометка: «О гостях Серг. Пл. и икре». И действительно, в авторской вставке № 3 читаем:
«Изредка в большие праздники любил Сергей Платонович пустить пыль в глаза. Созывал гостей и угощал дорогими винами, свежей осетровой икрой, ради этого случая выписанной из Батайска, лучшими закусками. В остальное время жил скупо, во-многом узко. Единственное в чем не отказывал себе, это в книгах. Любил Сергей Платонович читать и до всего доходить собственным, цепким, как повитель умом».
На полях 24 страницы 3-й главы второй части «Тихого Дона» (в книге — глава V) — следующая запись, сделанная Шолоховым крупно, синим карандашом: «Коротко о нац. розни: казаки — хохлы». Эта глава была посвящена драке на мельнице, и, перечитав ее в процессе переработки второй части, Шолохов увидел, что повествованию недостает общего взгляда на проблему. Вот почему писатель делит уже написанную главу на две части и, разделив их жирной синей чертой, ставит на полях: «Глава 8», начиная эту новую (в книге VI) главу «Вставкой № 5»:
«С давних пор велось так: если по дороге на Миллерово ехал казак один, без товарищей, то стоило ему при встрече с хохлами (их слободы начинались от хутора Нижне-Яблоновского и тянулись [до] вплоть до Миллерово на 75 вест) [огрызнуться] не уступить дорогу и хохлы избивали его. Оттого ездили на станцию по нескольку подвод [сразу] вместе и тогда уже [При] встречаясь с хохлами в степи не боялись [оп] вступить в перебранку.
— Эй, хохол! Дорогу давай! На казачьей земле живешь, сволочуга, да ишо дорогу уступить не хочешь!
Не сладко бывало и хохлам привозившим к Дону на парамоновскую ссыпку пшеницу. Тут драки начинались [только пото] без [повода и] всякой причины, просто потому, что [не одно столетие] — хохол, а раз хохол — надо бить. [И]. Не одно столетие назад заботливая рука посеяла на казачьей земле [национальную рознь] семена национальной розни, растила и холила их и семена гнали богатые всходы: в драках лилась на землю Донскую голубая [казачь] казачья кровь хозяев и алая — воронежских пришельцев — москалей и хохлов».