Итак, главной причиной Вёшенского восстания был обман казаков, добровольно открывших Красной армии фронт, и начавшийся сразу же после этого красный террор, политика «расказачивания», направленная на физическое уничтожение казачества. Ответы, которые давали во время допросов Харлампий Ермаков и Павел Кудинов, подтверждают глубину и точность анализа этих причин в «Тихом Доне», где эти беззакония и зверства описаны с документальной правдивостью. «...То обстоятельство, что бросили верхнедонцы фронт, оправданием не служит, а суд до отказу прост: обвинение, пара вопросов, приговор и под пулеметную очередь» (4, 148). Чекисты дают в романе четкие указания, кого в первую очередь следует поставить под «пулеметную очередь»: «необходимо изъять все наиболее враждебное нам. Офицеров, попов, атаманов, жандармов, богатеев — всех, кто активно с нами боролся, давай на список» (4, 168). Этот «список» дословно повторяет директиву о расказачивании от 24 января
1919 года, предписывавшую установку на «самую беспощадную борьбу со всеми верхами казачества путем поголовного их истребления»37, а также «Инструкцию» от 12 декабря 1918 года: «Лица, перечисленные в пунктах, подлежат обязательному истреблению: все генералы; духовенство; укрывающиеся помещики; штаб- и обер-офицеры; мировые судьи; судебные следователи; жандармы; полицейская стража; вахмистры и урядники царской службы; окружные, станичные и хуторские атаманы; все контрреволюционеры и — все казачество...»38.
Восстание вспыхнуло сразу в нескольких местах, и оно, бесспорно, было подготовлено.
Казак Мигулинской станицы К. Чайкин на заседании Верховного круга в Новочеркасске в мае 1919 г. так рассказывал о его начале: «20 февраля (по ст. ст. — Ф. К.) я получил известие, что был назначен ряд расстрелов. В Каменской подготовлялось восстание и организовывалась дружина. У меня были припрятаны винтовки и девять ящиков с патронами. Ко мне приехали казаки, забрали винтовки, патроны и уехали в Казанскую. Там уже собралось около 500 казаков. В два часа ночи окружили Казанскую, перебили 300 красных, установили свой порядок»39.
А вот как описывает начало восстания в Вёшенской в своей «Просьбе о помиловании» в Президиум Верховного Совета СССР Кудинов:
«В январе месяце 1919 года я был назначен начальником военного отдела... В это время в Вёшенской был расположен карательный отряд, численностью в 250 человек. 27 февраля, когда сотрудники комиссариата собрались на работу, то с окраин станицы послышалась ружейная стрельба (это было 8 часов утра). Оказалось, что станица окружена, но кем — никто ничего не знал, а карательный отряд был захвачен врасплох. Комиссар и комендант бросились в трибунал, чтобы выяснить о положении, но последний исчез еще в 12 часов ночи, не предупредил ни того, ни другого. После краткой перестрелки карательный отряд бросился врассыпную, на правый берег реки Дона, в лес. Станица была занята конной сотней казаков, пришедших с хутора Решетовского. После, как выяснилось, восстание началось еще 25 февраля в хуторе Шумилине Казанской станицы и 26 была занята и станица Мигулинская»40.
Начало восстания в «Тихом Доне» дается в восприятии Михаила Кошевого, и оно идентично тому, что рассказывает Павел Кудинов. «Выстрелы глухо захлопали где-то за станицей, около сосен, в направлении на Черную. Мишка побелел, выронил папиросу. Все бывшие в доме кинулись во двор. Выстрелы гремели уже полнозвучно и веско. Возраставшую пачечную стрельбу задавил залп, завизжали пули, заклацали, вгрызаясь в обшивку сараев, в ворота. <...> Началась гибельная паника» (3, 190). Как видим, в романе все началось также с окружения станицы и паники. Причем «выбили из Вёшенской Фомина», сообщается в романе, именно «решетовцы, дубровцы и черновцы» (3, 196).
Шолохов прекрасно знал, что окружила Вёшенскую и захватила ее решетовская сотня, формировавшаяся из казаков хуторов, лежавших по речке Решетовке и вокруг станицы Вёшенской, включая Черновку, Чигонаки, Дубровку и др. Как уточнил во время допроса 9 ноября 1944 года Павел Кудинов, «впоследствии при большом увеличении этой группой стал командовать Суяров»41.
Чтобы рассказать обо всем этом столь правдиво в «Тихом Доне», необходимо было все это знать. Досконально о начале восстания знал Павел Кудинов: последние недели перед восстанием он был адъютантом командира 28-й «красной» дивизии Фомина и заведующим военным отделом Вёшенского исполкома и, как будет показано далее, принимал участие в подготовке восстания. Но, находясь в эмиграции, он, естественно, не мог рассказать об этих подробностях будущему автору «Тихого Дона».
Об обстоятельствах начала восстания в станице Вёшенской и ее хуторах столь же подробно знал руководитель базковской группы восставших Харлампий Ермаков — правая рука Павла Кудинова. От него-то автор «Тихого Дона» и мог получить эту столь необходимую для романа информацию. Она касалась в основном того, как развивалось восстание в Вёшенской, — и именно она легла в основу изображения восстания в романе. Однако у Харлампия Ермакова не было подробной информации о том, как начиналось и развивалось восстание в Шумилинской, Казанской и Мигулинской станицах. Нет ее и в «Тихом Доне».
Хотя первые выстрелы восставших прозвучали в Шумилинской и Казанской станицах, руководящим центром восстания стала Вёшенская, где находились Кудинов и Ермаков и откуда осуществлялось руководство восстанием. И это также получило правдивое отражение в романе. В ходе допроса 14 августа 1945 года Кудинов показывает: «После свержения восставшими в перечисленных выше станицах органов Советской власти, был создан белогвардейский казачий окружной совет, по рекомендации которого 12 марта 1919 года я был избран командующим повстанческих отрядов, с задачей создать из последних регулярные белогвардейские части для продолжения борьбы против Советской власти.
Приняв командование повстанческими отрядами... на базе этих отрядов я по своей личной инициативе сформировал 5 конных дивизий и 1 бригаду, которые после соединения с Донской армией Деникина мною были переданы под командование генерала Сидорина»42.
Командиром 1-й конной повстанческой дивизии, по сути дела — главной дивизии повстанческой армии, базой формирования которой была станица Вёшенская и ее хутора, Кудинов назначил Харлампия Ермакова — своего земляка, однополчанина и также Георгиевского кавалера всех четырех степеней. Это не было случайностью: в очерке «Восстание верхнедонцов в 1919 году» говорится, что Харлампий Ермаков с первых шагов восстания пользовался его особым доверием43, а сам Кудинов в эти часы располагал полномочиями, подтверждающими, что он был одним из главных организаторов восстания.
Повстанцы захватили Вёшенскую 27 февраля. «Того же 27 февраля была объявлена мобилизация, и нарочные помчались с приказом по хуторам. Я же, учитывая цену связи и объединения, — пишет Кудинов, — телефонограммой № 1 подчинил себе военные отряды станиц Казанской и Мигулинской и приказал формировать боевые отряды на местах властью командиров действующих частей; держать прочную связь с соседними частями и не забывать про взаимную выручку в бою. Правобережные хутора станицы Вёшенской, до которых еще не докатился красный террор, на призыв восставших отвечали нерешительно.
Положение осложнялось: появившиеся темные силы — наемные рабы красных — повели усиленную агитацию, нашептывая казакам, что борьба с Красной Армией бесполезна. Я, не дожидаясь результатов объявленной мобилизации, приказал хорунжему Х. В. Ермакову немедленно сорганизовать правобережный боевой отряд и ждать дальнейших указаний»44.
Это приказание не было случайным: именно Харлампий Ермаков, признанный герой германской войны, еще недавно служивший красным, мог поднять на восстание колеблющихся казаков правобережья Дона.
После этого, — рассказывает в своем очерке Кудинов, — он «совместно с членами окружного и станичного советов Д. и Б. собрал публичное собрание»45, митинг, на котором призвал казаков, их сомневающуюся и колеблющуюся часть, к оружию: «Я вас не уговариваю, а приказываю, а приказываю потому, чтобы нам, родные братья, не быть перебитыми там, в песчаной степи<...> С нами Бог и правда!»46.
На этом же митинге выступал и Харлампий Ермаков. Как вспоминает вёшенец П. П. Лосев, — «...Его слова были какими-то взрывами высокого накала, примерно в таком духе: “Братушки, и чего ж вы стоите тут, раздумываете! А расстрелы и грабежи в это время продолжают комиссары. Опомнитесь и стройтесь по сотням в поход!” Но огромная толпа казаков топталась на площади на месте, не подавая признаков готовности к походу. Лишь немногие голоса выкрикивали: “В поход, в поход!”
Ермаков в безнадежном отчаянии бросается с трибуны на коня и с места в намет скачет в сторону Еланской...»47.
27 февраля, когда повстанцы захватили Вёшенскую, Ермаков постоянно был рядом с Кудиновым, который с первых же часов взял на себя руководство восстанием — пока что самозванно — на основе «телефонограммы № 1», так как был руководителем военного отдела Вёшенского исполкома, а потому имел доступ к связи.
«Наступила ночь. Все утихло, только в военном отделе тускло светил огонек; то и дело звонил телефон, налаживалась связь, вызывались начальники действующих частей, которым передавались телефонограммы и пр. Я же со своим помощником есаулом Алферовым, не отходя от аппарата, отдавал распоряжения казанцам, мигулинцам, которые вели бой с наступающими красными частями со стороны слободы Калач, Богучар и ст. Чертково.
Утром 28 февраля <...> хорунжий Ермаков закончил формирование правобережного отряда <...> В ночь под первое марта отряд хорунжего Ермакова выступил на станицу Каргиновскую с расчетом на рассвете занять последнюю, дабы не дать противнику времени уничтожить находящийся там склад боевых припасов»48.