...”, — твердила мать. Тогда казак, привстав на стремени, с силой ударил ее плетью по спине.
Она застонала, но все повторяла, падая: “Ничего не знаю, сыночек, ничего не знаю...”» (8, 129).
Вчитайтесь, насколько это выразительно: «Не знаю, где сын», — твердила мать, обращаясь к казаку, замахнувшемуся на нее плетью, «ничего не знаю, сыночек...» — говорила она казаку, с силой ударившему ее плетью по спине, защищая родного сына, она и врага своего называла «сыночек». Так может проявлять себя народная психология только в условиях Гражданской войны, когда брат пошел на брата, сын на отца. Но для матери все они — дети.
Событие это произошло в станице Каргинской, куда семья Шолоховых переехала из Плешакова в середине 1919 года, в самый разгар Вёшенского восстания. Сивоволов, тщательно изучивший обстоятельства жизни Шолохова в пору Гражданской войны, пишет, что, конечно же, казаки пришли за Михаилом Шолоховым не потому, что он был «большевиком», а потому, что уклонялся от поголовной мобилизации (включая подростков и стариков), которую проводил атаман Каргинской станицы есаул Лиховидов по приказу войскового атамана Африкана Богаевского17.
На «территории повстанцев», в станице Букановской, жила в годы Гражданской войны и будущая жена писателя Мария Петровна Громославская. Она рассказывала о своем отце:
«— Казаки избрали его станичным атаманом, в его ведении находилась почта, но он не воевал ни на чьей стороне. Когда власть менялась, отца первым делом арестовывали. К счастью, все обошлось, хотя судьба его не раз висела на волоске. В нашем доме квартировался комиссар Малкин, проводивший репрессии против казачества. Он описан Михаилом Александровичем в “Тихом Доне”. Но хочу сказать по справедливости, отца моего комиссар Малкин не тронул, хотя как станичный атаман он значился в списках приговоренных... Брат мой <...> в те дни покончил с собой; он был псаломщиком в церкви, опасаясь расправы, наложил на себя руки <...> Перед нашим домом в станице располагалась артиллерийская батарея. Одним словом, вся гражданская война прошла перед глазами... и запомнилась на всю жизнь. Видел все своими глазами и Михаил Александрович, все хранил в памяти»18. Последняя фраза для нас особенно важна. Конечно, по истечении времени невозможно во всех деталях и подробностях воссоздать все обстоятельства пребывания Михаила Шолохова на «территории повстанцев». Но ясно одно: месяцы Вёшенского восстания, непосредственным свидетелем которых он оказался, жестокость жизни той поры не могли не оставить глубочайший след в душе впечатлительного юноши.
Незадолго до смерти Шолохов рассказывал своему сыну Михаилу Михайловичу о том, насколько глубоко Гражданская война прошла и через их родню.
«У тетки моей, у твоей бабки двоюродной, Ольги Михайловны — четыре сына — Иван, Валентин, Александр и Владимир. Трое — бойцы добровольческой армии, а Валентин — красный. Ну, Сашки с Владимиром в то время на Дону не было, а Иван с Валентином — тут, рядом, по родным буграм друг за другом гоняются. Выбьют красные белых с хутора, Валентин заскакивает домой, воды попил, не раздеваясь: “Ничего, мать, не горюй! Сейчас всыплем этой контре, заживем по-новому!” Напьется — и ходу! А мать в слезы, волосы на голове рвет, — Иванов-то и запах еще из горницы не выветрился. А через день таким же Макаром Иван влетает. “Был Валька, подлюка? Ну, попадется он мне. Ничего, погоди, мать, немного, выбьем вот сволоту эту с нашего Дона, заживем по-старому!” Радуйся, мол, любимая маманя. Поцеловал и загремел шашкой с крыльца. А мать уже об печь головой бьется... И так ведь не раз, не два. Букановская — порасспроси-ка мать, она тебе расскажет, — двенадцать раз из рук в руки переходила...»19.
Итог таков: из четырех двоюродных братьев М. А. Шолохова, рядом с которыми прошло его детство, в живых остался только один.
Понятно, почему тема Вёшенского восстания зазвучала в творчестве Шолохова уже в первых его рассказах, перемежаясь с другой, биографически столь же близкой писателю темой борьбы с бандитами на Дону в начале 20-х годов.
ПРОДОВОЛЬСТВЕННЫЙ КОМИССАР?
Журналист И. Экслер, опубликовавший в июне 1940 года в газете «Известия» очерк «Как создавался “Тихий Дон”», рассказывает:
«В Москве появился молодой 18-летний парень в серой папахе и коричневой солдатской шинели. Как и тысячи других молодых людей, съезжавшихся тогда со всех концов страны “завоевывать” Москву, этот парень в серой папахе явился на Малую Бронную улицу, на биржу труда. На вопрос о специальности он ответил: “продовольственный комиссар”.
Такая специальность в 1923 году уже не пользовалась спросом. А между тем юноша, у которого за плечами не было ничего, кроме четырех классов гимназии и работы в продотряде, должен был как-то существовать. Пришлось работать чернорабочим, грузчиком, каменщиком, делопроизводителем в домоуправлении на Красной Пресне...»20.
Очерк Экслера «Как создавался “Тихий Дон”» — надежный источник для изучения биографии писателя. Однако в нем есть неточности. Шолохов не был «продовольственным комиссаром», но всего лишь «продовольственным инспектором»; он никогда «не работал в продотряде». В своих автобиографиях Шолохов обычно не называет себя «продовольственным комиссаром», равно как и бойцом «продотряда» или ЧОН’а, но — «был продработником», «служил продработником на Дону», «работал... продовольственным инспектором».
Только однажды — в автобиографии от 5 апреля 1949 — он написал: «В 1922 г. был осужден, будучи продкомиссаром, за превышение власти: 1 год условно»21.
И в письме Левицкой от 18 июня 1929 года, вспоминая свою молодость, он писал: «... Шибко я комиссарил, был судим ревтрибуналом за превышение власти»22. Однако слова «комиссар», «комиссарил» писатель употребляет здесь фигурально, как это было принято в те годы в народе. «...Пробегла меж Машенькой и молодым ишо совсем продкомиссаром Шолоховым роковая Божья искра»23, — рассказывает, к примеру, о житье в Букановском Михаила Шолохова и о его женитьбе на Марии Громославской казак станицы Букановской Михаил Спиридонович Малахов. Но хоть станичники в Букановской и звали Михаила Шолохова продкомиссаром, в действительности он был продовольственным налоговым инспектором по станице Букановской, а продкомиссар на всю вёшенскую округу был один: Шаповалов. Комиссаром же в прямом смысле («Комиссары в пыльных шлемах...» — по Окуджаве) Шолохов не был.
Между тем, не только возраст или недостаток образования, но именно комиссарство Шолохова, его служба в продотряде, в ЧОН’е (частях особого назначения) были одним из серьезнейших аргументов «антишолоховедов» в доказательство того, что Шолохов не мог быть автором «Тихого Дона». Они упорно рисовали Шолохова этаким узколобым «комсомольцем» — чоновцем, похожим на комиссара Малкина, который по своим твердокаменным политическим позициям был не способен написать роман.
Итак, Шолохов никогда не был ни «комиссаром», ни «чоновцем», не служил в продотряде. Не был даже комсомольцем. И уже поэтому, кстати сказать, не мог быть ни комиссаром, ни чоновцем, ни бойцом продотряда: без комсомольского билета и комсомольской рекомендации или, как его называли в ту пору, «аттестата», ни в «комиссары», ни в ЧОН или продотряды, и даже на рабфак не пускали. Непреодолимым препятствием на пути в комсомол у Шолохова было его непролетарское, «купеческое» происхождение.
Автобиографии Шолохова, там, где он сообщал о своем происхождении и социальном положении, не вполне точны. Шолохов писал: «Отец — разночинец, выходец из Рязанской губ.... Был... “шибаем” (“скупщиком скота”), сеял хлеб на покупной казачьей земле, служил приказчиком,.. управляющим на паровой мельнице»; или «Родился... в семье торговослужащего»; или: «Отец смолоду работал по найму... Недвижимой собственности отец не имел... Революция... застала его на должности управляющего паровой мельницей в х[уторе] Плешакове Еланской станицы». Это правда. Но — не вся правда.
Известный белоэмигрантский писатель и историк Д. Воротынский (псевдоним уроженца станицы Усть-Медведицкой Д. Ветютнева) писал в казачьем журнале «Станица»:
«Род Шолоховых — старый купеческий род. Братья Шолоховы имели в станице Вёшенской огромный кирпичный дом, низ которого был занят лавкой. Торговали Шолоховы красным товаром и поэтому на Дону исстари купцов, торговавших мануфактурой, называли краснорядцами.
Еще в довоенное время торговые дела Шолоховых пошатнулись, они обанкротились, а кирпичный дом пошел с торгов, и его приобрели тоже богатые купцы Хренниковы.
Отсюда начался развал Шолоховых, и они разбрелись по хуторам станицы Вёшенской»24.
Из-за «купеческого» происхождения Шолохов в годы ранней молодости не был принят в комсомол.
Сивоволов свидетельствует:
«Михаил Шолохов комсомольцем не был: <...> Каргинским коммунарам было известно, что дед Михаила Шолохова был известным вёшенским купцом, отец — выходец из мещан (мещане тоже относились к эксплуататорам), работал приказчиком в торговом доме купца Левочкина и состоял с ним в родстве. Михаил Шолохов безусловно знал о тех требованиях, которые предъявлялись к вступающим в комсомол, знал о своем “непролетарском” происхождении; очевидно, по этой причине он и не подавал заявление о вступлении в каргинскую ячейку РКСМ»25.
Михаил Шолохов сочинял пьесы для кружка самодеятельности (сначала он назывался кружком культпросветработы), играл комедийные роли в его спектаклях, о чем долго помнили в Каргине.
Как установил Г. Сивоволов на основе архивов Ростовской области, утверждение, что Михаил Шолохов в это время (1920 — март 1921 г.) командовал продотрядом, является вымыслом26. В 1920 и в начале 1921 года, то есть в ту пору, когда существовала продразверстка и продотряды, Михаил Шолохов к заготовкам хлеба и к продотрядам вообще никакого отношения не имел. В середине 1920 года он замещал в течение двух месяцев учителя начальной школы Василия Кочина, пока тот находился на курсах учителей