ться в это дело и Мирону с Марфой не велел, а все Степке отдал в собственные руки. Сам выбирай, сам женись, сам и живи!
К вечеру приоделся Степка, Ветерка заложил в кошеву, с собой Ваньку Данина захватил, и подались они на заимку Зеленую. Будто в омут бросился молодой жених, не зная, как подкатиться к цели, намеченной дедом. Поскольку ничего умнее придумать не могли, то и подъехали они прямо к балагану Дорони Гребенкова. А рядом, в соседнем балагане, заливалась гармошка. Екнуло сердце у Степки: уж не опоздал ли и на этот раз?
От волнения прибавилось смелости. Оставив коня возле низеньких ворот, направились ребята в избу. А там, кроме девчонки лет двенадцати, никого не оказалось. Отец с матерью уехали на мельницу еще вчера да пока не вернулись. И Вера к подружке ушла. Делать здесь нечего, и ребята выскочили на улицу… Оглянулись туда-сюда — вон они! Идут вдвоем, накрывшись одной пальтушкой и прижимаясь друг к дружке.
— Вечерки тут у вас играют, что ли? — еще издали спросил Ванька, показывая на соседний балаган, откуда слышалась гармошка:
— Вечерки.
— Пошли туда с нами! — воскликнул Степка и, подскочив, захватил обеих, сжимая их под пальтушкой.
— Да ведь мы не собратые! — пищали девчонки. — Чего ты как коршун, налетел!
— Не наряженные мы, отпусти! — попросила Вера.
— Ну, идите наряжайтесь, — отскочил от них Степка, — да приходите туда!
— А мы и без вас туда собирались! — крикнула из-за ворот подружка Верина. Обе они были малорослые, приземистые и шустрые.
— М-м! — прищелкнул языком Степка. — Прям, как сбитень, упругая да крепкая!
— Ну, пошли к народу, — позвал Иван. — Туда же и они явятся, коли собирались.
Ребята двинулись на голос гармони. А у Степки сомнение заработало: ведь ежели собирались они на вечерки, то, может, и кавалеры у них имеются. Пропляшешь тут весь вечер да опять же ни с чем и домой воротишься. Правда, сказывают: задумал жениться, и ночь-то не спится. Да хлопоты не в счет, хоть бы не пустые они были.
В избушке — полутьма. Огня еще не вздували. Пар пять ребят и девок выхаживают по земляному полу. Солома-то убрана, да все равно как на молотильном току: пылища из-под ног так и фукает, под подолы девичьи завивается и в нос лезет. Разделись ребята у порога, к лавке между танцующих проскочили. Заоглядывались на них девки. Сидела тут одна лишняя, видать, гармонистова пара, покосилась на непрошеных гостей и отодвинулась опасливо.
Но заветные подружки долго ждать себя не заставили. Явились принаряженные. Поужимались чуток возле порога и тоже к лавке пробрались. Как ястреб шарахнулся к своей суженой Степка и устремился с нею в небольшой и тесный круг. А Иван подружку Верину подхватил.
Скоро танец кончился. Передохнул гармонист, а потом завел польку. Па́ры перемешались. Не успел Степка моргнуть, Веру какой-то незнакомый парень уволок на круг. Пришлось ему с другой походить. Но и на следующий танец не сумел завладеть Верой незадачливый жених — увернулась она от него и в руки к другому бросилась. Понял Степка, что навязываться негоже, и краковяк отплясывал с какой-то длинной девкой, чуть не с него ростом, и кадриль с другой оттопал.
Пылища клубилась в воздухе, да и совсем темно стало, жарко. Употели танцующие.
— Хоть бы огонь зажгли! — взмолился кто-то. — Совсем ничего не видать.
Длинная девка зажгла трехлинейную лампу. Видать, хозяйкой была она тут. Трое ребят на улицу выскочили. Остальные по лавкам расселись — отдохнуть. И пыль тоже садилась отдохнуть на земляной пол. Но ненадолго. После небольшой передышки завели девушки последнюю — «Мил сосед». Стали по одной выходить на круг с пляской и, махая платком, выбирать парней.
Со вьюном я хожу,
Со вьюном гуляю.
Кого надо, я хочу,
Того выбираю.
Облетела как пташка по кругу Вера и, приостановясь против Степки, хлопнула его по плечу платком. Словно ветром подхватило парня с лавки и завертело по кругу на пыльном токовище. Жарко, душно, пыль на зубах скрипит, а крылья несут его в этом вертепе, будто по легкой лазурной волне. Но вовремя опомнился, выдернул подружку за руку в плетневые сени, спросил с одышкой:
— Сватов присылать?
— А у мине родители есть.
— Ну, вот я и пришлю своих родителев к твоим.
— Нет. Я сама сперва поговорю. — Вывернулась из-под Степкиной руки, как из-под крыла, и стрельнула во двор.
«Вот это по-нашему!» — подумал Степка. Пришли девчонки сюда раздетые, стало быть, домой она побежала. Только воротились ли с мельницы родители? Вернулся в избу Степка и, сдергивая с гвоздя свою шубу, позвал:
— Пойдем, Ваня, пора!
На улице, возле ворот Гребенковых, ребята заметили, что Ветерок отведен от ворот и привязан в сторонке за плетень, а во дворе сани стоят. Стало быть, вернулись Верины родители с мельницы, и может она посоветоваться с ними. «А как же узнать их решение?» — размышлял Степка, закуривая. Но тут скрипнула сеничная дверь, и Вера в накинутом на плечи пуховом платке высунулась из калитки.
— Присылай сватов! — объявила она и тут же скрылась за калиткой.
— Слыхал?! — вырвалось у Степки.
Доехать отсюда на добром коне до хутора — четверть часа либо и того меньше. Цигарки спалить не успели ребята, как вынес их Ветерок на лебедевские кизячные назьмы. Степка проскочил мимо своей избы, чтобы отвезти друга на бродовский выезд из хутора.
— Ну, теперь гляди, не прозевай свою кралю, — говорил на прощание Иван. — Чтоб не умыкнули ее, как мы с тобой вон у Кольки.
— Да ведь слышал же ты, что сама велела сватов засылать. Никто ее не неволил.
Еще больше было бы у Степки уверенности, ежели бы знал, что всего неделю назад приезжали сватать Веру за кочкарского казака, да не пошла она, отказалась. А родители принуждать не стали. Согласись она тогда — и на этот раз опоздал бы незадачливый лебедевский жених.
Дома все уже спали. Но Степка знал, что дед не пропустит его появления, потому, едва вскочив в избу, не раздевшись, наклонился над дедовым ухом и прошептал страстно:
— Ну, дедушка, все готово!
— Согласилась? — встрепенулся дед, садясь на кровати.
— Сватов велела засылать скорейши.
— Ну и слава богу! Некогда мешкать-то: мясоеда всего неделя одна остается. А ты, Степушка, люби ее, как душу, да тряси, как грушу. Вот век-то и проживете славно.
Всего неделя на сватовство, на подготовку и на свадьбу. Начнется великий пост — тут не до свадеб, гулянок, песен. Пищи скоромной употреблять нельзя. Грешно. Все это знают.
Вокруг Троицка снова густо затабунились казачьи стаи. На этот раз по всем правилам затягивалось колечко так, чтобы наверняка накрыть город. Казачьи разъезды носились по всей округе, потому штаб Дутова был прекрасно осведомлен о положении красных отрядов в городе и во всем уезде.
Дутовские разведчики ни на один час не выпускали из поля зрения отряд Циркунова, который двигался из Челябинска. В Троицк пропустили его беспрепятственно, потому что пронюхали дальнейшую цель этого отряда — он спешил на помощь верхнеуральцам, поскольку там свирепствовало дутовское засилие. В Троицке Советская власть держалась довольно прочно: предыдущий казачий наскок со стороны Солодянки был отбит с лихостью.
Не стали мешать дутовцы и выходу отряда из города, освободив ему дорогу на юг. Но стоило Циркунову миновать казачьи отряды, как тут же колечко защелкнулось. Вокруг Троицка загремели бои. Оценив обстановку, Циркунов понял, что двигаться дальше в казачье царство ему не следует, а тут вместе с троицкими силами и он чего-нибудь стоит.
Горько пришлось бы защитникам Троицка, и, возможно, сбылись бы чаяния Дутова о захвате города, потому как силушки казачьей собралось тут предостаточно. Но Циркунов со своим отрядом повернул назад и, пробиваясь сквозь белые цепи к городу, смешал и дезорганизовал казачьи отряды.
Николай Дмитриевич Томин, выдвинув артиллерию за город, обрушился на Золотую сопку и беспощадным огнем разогнал казачьи отряды на востоке. А с севера, из Челябинска, подошел отряд Василия Константиновича Блюхера, ударил казакам в тыл, разгромил их в окрестностях Новотроицкого поселка и Солодянки и вошел в Троицк, помогая красногвардейцам на ослабленных участках.
Особенно трудный и кровопролитный бой разгорелся на западе от города, у Черной речки. Там где-то держался и сам атаман Дутов со штабом. Насмерть стояли красногвардейцы и бойцы 17-го Сибирского стрелкового полка, не дав казакам продвинуться к городу.
Всего было захвачено в тех боях около шестисот пленных, три тысячи винтовок, десять тысяч патронов, три бомбомета, револьверы, шашки. Разорвали и уничтожили казачье окружение. Пересилила мужичья и рабочая сила казачью. Только после этого разгрома во многих казачьих поселках и станицах стали возникать настоящие, а не такие, как в Бродовской, Советы. Но там, где успели родиться, продержались они недолго.
Хутор Лебедевский, находясь в тридцати верстах от города и в стороне от больших дорог, пока не подвергался нашествию войск, и боев тут поблизости не было. Но однажды перед вечером, словно туча черная, наплыли со своим обозом дутовские недобитки. Растеклись они по той и другой стороне хутора, набиваясь в каждый двор до отказа.
Снега к тому времени оставалось в полях уже немного. Осел он, изноздрился, а на бугорках кое-где совсем истлел. Потому некоторые обозники катились на телегах, но большинство — на санях. Сверху подваливал крупными хлопьями мокрый, тяжелый снег. Дорога этим скопищем разбита до земли, потому подводы, кони, ездовые и верховые казаки все заляпаны были грязью.
Вечером, же стало известно, что побитые, грязные эти казаки бегут из-под Черной речки. Круто обошлись там с ними красные бойцы, более четырехсот казаков уложили, а еще больше ранили. Особенно всколыхнуло весь хутор известие о том, что сам атаман Дутов пожаловал с этим обозом и остановился у Ивана Корниловича Мастакова, у Чулка, стало быть. Все избы переполнены были людьми, а дворы — лошадьми и подводами. Некоторые сани и телеги, не вместившись в не шибко просторные крестьянские дворы, оставлены были за воротами, на улице.