В ритуальных палатах воцаряется тишина, нарушаемая лишь капаньем крови, которая вытекает из-под пирамидального шлема на алтарь. Но всем, кто присутствует здесь при этой казни предателя, еще только предстоит понять, чего же ждет Красный Зверь. Обезглавленный Сидиус, преобразованный в Черную Пирамиду, фактически обретший свою истинную сущность, встает на ноги и поднимает с алтаря огромный кривой нож. Он возносит над собой несуразное ржавое оружие и нападает на Красного Зверя, но тот блокирует его атаку копьем. Теперь обливающийся кровью монстр перехватывает инициативу, пытаясь пронзить тело Черной Пирамиды. Сражение монстров не стремительное, их движения тяжелые, но это зрелище чем-то завораживает. Мне кажется, что я вижу знакомые удары и стойки в атаках и позах Красного Зверя. И у меня снова нестерпимо болит голова.
В конце концов, Черной Пирамиде удается перерубить пополам копье противника и вонзить нож в его живот, но Красный Зверь на последнем издыхании втыкает две части копья в его грудь и в мерзкое месиво гнилой кожи под пирамидой. И когда алтарь заполняется их кровью, убившие друг друга монстры исчезают, словно сожженные в невидимом огне. Тьма не отступает, она еще не завершила свою игру. Из смешанной крови чудовищ начинает подниматься нечто, и вскоре я понимаю, что передо мной восстает черный монстр в доспехах. Явившись полностью, он проводит рукой по воздуху — и нас двоих окружает кольцо огня. Передо мной оживает вторая часть моего худшего кошмара.
— Ты это я, — шумно дыша, хрипит черное существо, — опаленный отчаянием.
Это моя истина? Это мое будущее?! Может, я уподобляюсь ничтожному предателю Cидиусу, однако не хочу в это верить! Красный клинок загорается в моих руках, и я иду в атаку.
— Ты сгоришь, — парируя мои удары, продолжает хрипло вещать монстр. — Не здесь, так потом, когда уже ничто нельзя будет исправить!
Только сейчас я замечаю, что рукоять его оружия похожа на рукоять светового меча — моего меча, с той лишь разницей, что она покрыта ржавчиной. Нет возможности для бегства от истины. А тварь в шлеме продолжает свое пророчество:
— Когда кровь потечет между бедер твоей жены — нашей жены — ты вспомнишь все слова, что под печатью мудрости, но будет поздно!
— Моя жена мертва! — вырывается мой отчаянный крик.
Хриплый вдох и выдох. Взмах раскаленного железного прута и слова:
— Не произноси того, во что сам не можешь поверить.
Конечно, я поддался слабости, допустив возможность того, что Падме все еще ждет меня на Набу, в краю озер. Я ведь помню и мертвое тело у себя на руках, и похоронную процессию в позолоченном зеленоглавом городе Тиде.
— Я не верю — я знаю! — кричу я, чувствуя, как снова появляется влага в уголках глаз. — Я чувствую боль потери! Такую же, как когда потерял мать!
— Она была не твоя мать и не моя, — заявляет монстр в доспехах. — Только лишь инкубатор.
Такое кощунство разжигает мое негодование, придает мне силы, и я наношу удар в голову этой рослой твари. Сбив с него шлем, я впадаю в оцепенение. Мое лицо! Только на голове нет волос, а вокруг глаз темнота, что придает сходство с тем, частью кого являюсь я. И ожоги. Теперь я вспомнил все!
Я был на Коррибане много лет назад, был у Вечного Костра! Я видел уничтожение его Сердца, а до того — зверство Братства Тьмы и явление Дарта Бейна. Я помню, что хотели там сделать со мной! Дарт Мол принял мою участь! Взял это на себя!
— Ты такой чувствительный, — вновь шумно вздохнув, констатирует моя обожженная копия. — Ты никогда не был настоящим ситхом! Ты не одолеешь меня! Разве есть кто-то, кого ты ненавидишь настолько, чтобы меня уничтожить?
Теперь, когда черный провал в моей памяти осветила истина, когда я принял свою боль, когда осознал свой долг перед учителем, я знаю верный ответ.
— Себя, — мрачно и одновременно торжественно объявляю я и перебрасываю меч из одной руки в другую. Освободившейся рукой я, скрипя зубами от невыносимой боли, отдираю от своей груди крупного орбалиска и швыряю его в лицо своего монструозного двойника, а затем, пользуясь его замешательством, вонзаю клинок в его грудь. Тварь с моим лицом, заходясь хрипами, валится с ног, и огонь, окружавший нас, начинает угасать. Рана на моей груди кровоточит, и, пытаясь ее осмотреть, я замечаю, что все паразиты внезапно сами оставили мое тело. Теперь они ползут по полу, ползут огромным разрастающимся полчищем в сторону пророков. Кажется, стены ритуальных палат начинают вибрировать от криков — орбалиски заживо пожирают фанатиков, изрешечивая их тела, подобно мясным червям.
Что-то лежит в черной ладони убитого мною монстра в доспехах. Присев рядом, я вижу, что это мой первый подарок Падме — резная подвеска из дерева джапор. Я непременно должен найти письмо жены. Но, уже собираясь уйти, я замечаю, что граф Дуку еще жив. Проникающая рана между его правым виском и лбом сильно кровоточит, однако он даже не потерял сознание.
— Теперь ясно, чего Сидиус боялся, — тихо произносит граф, увидев меня. — Здесь его ученик стал его кошмаром. Мол возвращался сюда — и уже тогда Сидиус видел его как своего личного монстра. А теперь ты вернул его сюда насовсем…
Я, конечно, предполагал такое, узнавая стиль своего учителя в движениях Красного Зверя, но для меня становится новостью то, что именно я стоял за появлением монстра.
— Мертвого? — недоуменно переспрашиваю я.
— У Коррибана особые отношения со смертью, — напоминает Дуку. — Но меня теперь он пощадит.
— Ты примиряешься с мыслью о смерти? — поражаюсь я, ведь это так нетипично для адепта Темной Стороны. Все примеры в истории, все стремления величайших лордов ситхов были связаны с жаждой жить вечно. Но, похоже, совсем иные взгляды и ценности были у этого человека. Неспроста же он завел тогда со мной разговор о том, где его настоящий дом, был ли он когда-нибудь.
— Я не планировал вернуться в тот дворец с завешенными зеркалами, — объясняет граф Серенно. — Мне нужна была лишь гарантия моего покоя.
— И она у тебя теперь есть?
— Будет через несколько мгновений, — дает странный ответ Дуку и строго вглядывается в мои глаза. — Подумай только: у твоего учителя в руках было средство, способное дать бессмертие. Почему же он избавился от такого сокровища? Или какое побуждение на самом деле заставило тебя везти сюда его тело?
Договорив, он закрывает глаза. Я трясу его за плечо. Мне так важно знать, что он сейчас имел в виду, но вместо вопросов я почему-то произношу совсем другое:
— Я вспомнил все. У меня на родине… очень мало воды. А на твоей родной планете есть океан.
Мне кажется, что эти слова заставляю графа едва заметно улыбнуться, но на самом деле это просто происходит расслабление всех мышц, когда жизнь покидает тело. Я больше не смогу ничего спросить — Дуку теперь мертв. Кровь, смешанная с мозговой жидкостью, стынет на его седом виске. Темная Сторона — не легкий путь. Она отбирала у каждого из нас самое ценное. Его руки великого фехтовальщика, его мозг Получателя Мудрости.
Что ж, это мой путь, и рассуждать я должен сам. Дарт Бейн искал путь к бессмертию, потому что сомневался в ученице. Потому ли от бессмертия отказался Дарт Мол, что не сомневался во мне? Привлекательная версия. Но, если я за то короткое время научился понимать графа хоть сколько-нибудь, то уж никак не могу поверить, что Дуку хотел сказать мне именно это.
Я смотрю на подвеску из дерева джапор в своей ладони. Письмо Падме ее служанка оставила в зале с каменными статуями и колоннами. Вернувшись на первый этаж Академии и взглянув на план, я нахожу это помещение — видимо, это Палата Темного Совета. Это единственный зал на самом верху здания, расположенный внутри самой черной пирамиды. Я поднимаюсь наверх по старой винтовой лестнице с разрушенными ступенями, перекрытыми шаткими скрипящими досками, едва выдерживающими мой вес. Передо мной тяжелые двери, которые некогда были окованы металлом, но сейчас их проржавевшая облицовка снята и брошена в стороне. Вместо замка углубление в форме сдавленного по бокам прямоугольника. И я держу в руке предмет той же формы. Подвеска действительно оказывается ключом. Я открываю дверь в зал, где не оказывается ни статуй, ни мест для сидения, только старые колонны, упирающийся в голый решетчатый пол. И в этой палате меня встречает Падме!
Она сидит на высоком троне, составленном из рук! Покореженных, вывернутых, сросшихся друг с другом мертвых рук! Но даже на этом троне она так поразительно красива. На ней сверкающие синие одежды с переливающимися камнями, похожие на звезды в вечернем небе. Белые цветы вплетены в ее распущенные волосы… Святые звезды! В таком виде ее хоронили!
Я открываю рот, но ничего не могу сказать, оказавшись под ее гневным, осуждающим взглядом. Что же я сделал не так, о Падме?!
— Ты убил! — гневно выкрикивает она, словно услышав мой мысленный вопрос. — Думаешь, твоя рука — достаточная плата за это?!
Моя жена, живая здесь, на Коррибане, швыряет мне в лицо самое горькое прозрение. Это я убил ее!
Тот роковой день оживает в памяти. С нею был тогда только я… По приказу учителя я должен был это сделать… И я задушил ее. Да, задушил. И так корил, так хотел наказать себя за это, что, не выдержав тяжести вины, сам отсек свою правую руку — ту руку, которой я умертвил ее!
— Падме, прости меня!!! — умоляю я, и получаю выкрик, полный злости:
— Ты думаешь, я могу простить тебя за такое?!!!
Ее трон поднимается вверх на каких-то ужасных конечностях. Ее платье становится лоскутами гнилой кожи и материи. Ее лицо темнеет, и, словно следы от слез, его расчерчивают прожженные борозды, идущие от закрытых глаз к уголкам черного рта. Цветы в волосах засыхают и сворачиваются, превратившись в личинок каких-то насекомых.
Черные, похожие на лозы, щупальца с молниеносной скоростью вырываются из-за спины мертвой женщины на троне из человеческих рук и устремляются ко мне. Они хватают меня за горло. Это стоящая расплата. Но мне нельзя сдаться, не за этим я прошел такой путь. Я отсекаю лозу, сдавившую мое горло, и пытаюсь подбежать к трону, но меня хватают новые щупальца. В этот раз, отсекая их, я стараюсь удержать лозоподобное щупальце в руке, чтобы не позволить монстру отдалиться от меня. И когда я приближаюсь к чудовищному трону, моя шея вновь оказывается в захвате, но я, стерпев