«Люди» содержали в себе записи о пациентах, их жалобах, о применённых методах, удачах и неудачах.
А вот третью тетрадь, «Твари», я почти не открывала. Ну, какие такие твари в тихом полусонном Кириллове, смех один! Пролистала, конечно, чтобы понять, о чём речь. Полюбовалась на несколько картинок, мимоходом позавидовав Агнии Николаевне и её умению рисовать, прочла заголовки и закрыла.
Кажется, теперь настало время прочитать эти записи внимательно…
– Увы, – констатировала я через полтора часа, пролистав записи от корки до корки. – Нашу ситуацию она не предвидела. Как же так, Агния Николаевна? Мне бы сейчас так нужна была ваша помощь!
Вздохнула, спрятала тетради и достала новую, свою собственную, пока пустую и чистенькую. Вывела на первой странице то же самое слово «Твари» и задумалась.
Итак, что мы имеем? В ночь с четвёртого на пятое мая проходил некий ритуал в здании церкви. Неизвестный ритуал, и цель его не ясна, но понятно, что пролитая кровь и жертвенный огонь вряд ли призовут Фею Драже.
Двенадцатого мая пропала маленькая собачка Гулька. Между моментом ритуала и её исчезновением минула неделя. Шестнадцатого исчезла щенная породистая сука у Виктора Петровича, и размером она была раз в пять побольше маленькой шавки. Между этими двумя случаями – четыре дня. Сегодня девятнадцатое, прошло трое суток, и пожарное депо недосчиталось мастифа Сиринга, который весил семьдесят два килограмма.
– Нашему монстру нужно больше еды? – спросила я вслух.
Отчего-то по спине у меня прошёл мороз, будто кто-то недобрый поглядел в упор. Без нужды я поправила амулет, висящий на цепочке вместе с крестиком, и посмотрела на ходики. Кукушка как раз выскочила, чтобы сообщить мне: два часа дня. Собирайся, ты всё успеешь сделать сегодня!
Усилием воли я заставила себя не бежать бегом, а хотя бы проверить, всё ли я собрала для поездки в Ростиславль. Документы для медицинского университета – есть.
Мои документы, паспорт и всё такое – есть.
Вещи для ночёвки, то есть, зубная щётка, пижама, чистое бельё, расчёска, крем для лица, гигиеническая помада и подводка для глаз – есть.
Сумка с настойками, без которой я из дома не выхожу – взяла. Значит, можно ехать.
Захлопнула багажник, заперла двери дома, подумала минуту и подошла к забору.
– Иван Ксенофонтович!
Сосед, копавшийся в огороде, распрямился и посмотрел на меня, ладонью прикрывая глаза от солнца.
– Что тебе, Настя?
– Мне уехать надо на денёк, если кто искать будет – скажете?
– Надолго ты?
– Я ж говорю – на день, максимум два. Больше нельзя, огурцы поливать надо!
– И то верно, – пробурчал он. – Ладно, езжай, если что – предупрежу всех, а будет что срочное, так и позвоню тебе.
– Спасибо! – я пошла к калитке.
Потом, повинуясь неясному чувству повернулась и снова его окликнула:
– Вот что, Иван Ксенофонтович, вы, как стемнеет, дверь заприте и из дому не выходите, пожалуйста.
– Что это вдруг?
– Ну, вот такая просьба. Пожалуйста, – повторила я настойчиво.
Черты лица его смягчились, и старик кивнул:
– Не выйду.
Всю дорогу я уговаривала себя перестать нервничать, и к моменту въезда в Ростиславль дошла уже до того, что подпрыгнула от гудка едущего рядом грузовика. Водитель высунулся из кабины, неслышно меня обругал и уехал.
Я нашла место, припарковалась, откинулась на спинку сиденья и закрыла глаза.
– Итак, мне нужен план, – сказала вслух. – И план будет такой: сейчас я еду в гостиницу, оплачиваю две ночи и звоню Егорову. Ужинаю в ресторане и смотрю только на левую сторону меню, а цены игнорирую. Завтра с утра отправляюсь в университет. Остальное – по обстоятельствам.
Стало легче.
Первый отель, попавшийся мне на глаза, располагался в здании, чем-то похожем на нашу больницу: старый двухэтажный особняк на набережной, слегка погрузившийся в землю за прошедшие годы. Места в нём были.
Мне достался номер на втором этаже, с окнами во дворик, о котором девушка у стойки портье сказала с тихой гордостью:
– Завтра открываем летнюю веранду нашего ресторана, вы приглашены!
– А что, у вас хорошо кормят? – спросила я рассеянно, вписывая в карточку адрес.
– Да у нас лучшие завтраки во всём городе! Сами увидите. А вечером запланирована программа, и шашлыки. И вообще!
– Очень хорошо, спасибо за приглашение, – я отдала карточку и спросила: – А обслуживание в номерах у вас есть?
– Пока нет, извините.
– Ну, ничего страшного, я прогуляюсь!
Поднявшись в номер, я первым делом вытащила телефон и набрала номер Егорова. Слушала и считала длинные гудки: семь… десять… двенадцать…
На четырнадцатом сдалась, улеглась на кровать и стала думать. Зря, кстати: я не столько разбиралась в ситуации, сколько себя накручивала.
Майор юстиции перезвонил мне минут через пятнадцать, и голос у него был бесконечно усталым, словно он только что вспахал поле и засеял его зубами дракона. Которого ещё предварительно надо было убить.
– Стася, ты как?
– Отлично, – соврала я. – Как ты посмотришь на предложение вместе поужинать? Я в Ростиславле, в отеле «Прибрежный».
– Давай, – не стал он спорить. – Зайду за тобой часов в восемь.
Ну, восемь – не восемь, никто минуты не отсчитывал, но в половине девятого мы уже сидели за столиком в уютном полуподвальном ресторанчике где-то на задворках театра. Кроме нас, здесь ужинала в отдельном зале компания человек из десяти молодых людей, да в дальнем угла шепталась пара. Мы никому не были интересны, и слава богу.
Егоров явно был сильно голоден, да и я, почувствовав запах свежего хлеба, осознала вдруг, что сегодня даже толком не позавтракала. Мы ели молча, не перекидываясь даже обычными фразами типа «Передай соль». Наконец, нам принесли кофе и мороженое, майор ковырнул его и отложил ложечку.
– Рассказывай, что случилось, – велел он.
В ответ я выложила на стол свою тетрадку и открыла на первой странице, где записала схему пропаж и свои соображения по этому поводу. Прочитав, Егоров вернулся к верхней строке и просмотрел записи ещё раз, потом взглянул на меня.
– Что ты думаешь?
– Что завтра-послезавтра оно будет искать новую жертву. Или более крупную, или более разумную. И я боюсь.
– Правильно делаешь, – кивнул он. – Слишком храбрые лежат на городском кладбище.
Официантка бесшумно появилась возле нашего столика, так что я даже вздрогнула. Она спросила:
– Ещё что-нибудь желаете?
– Знаете, а принесите мне коньяку, – попросила я. – Какой у вас есть приличный?
– Армянский не советую, он к Еревану даже не приближался, – она вдруг улыбнулась. – Возьмите вот этот, грузинский. Этот точно настоящий.
– Давайте, – я подумала ещё чуть-чуть и кивнула. – Да, точно – грузинский коньяк, граммов сто пятьдесят. И какой-нибудь сыр, типа сулугуни.
– Триста граммов коньяка, девушка, – вмешался мой кавалер.
– Будем кутить? – спросила я, когда официантка ушла.
– Тебе надо расслабиться, а я устал. И вообще, как кто-то сказал, кефир тоже не решает проблем, но коньяк хотя бы пытается.
Мы молчали минут десять, и молчание было уютным. Правильным.
Коньяк оказался хорошим, мягким и чуть сладковатым, и я почувствовала, как ослабевает тугая пружина, скрутившая мои внутренности сегодня с утра.
– Что мне делать? – спросила я наконец.
– Пока – ничего. Ты сколько собираешься здесь оставаться?
– До послезавтра максимум.
– Очень хорошо. Завтра я доложу руководству о возникшей ситуации, соберу группу, и мы поедем в ваш городок все вместе. Там ты пойдёшь к себе домой, поливать помидоры…
– Огурцы.
– Ладно, хоть тыкву. А мы отправимся ловить жруна.
– Кого?
– Если бы я был трезв, – ответил Егоров, помолчав. – Если бы я был совершенно трезв, я бы сказал что-нибудь вроде «не забивай этим свою хорошенькую головку» и отправил тебя в гостиницу.
– Но?..
– Но, поскольку трезвость моя относительна, у меня есть предложение. Мы сейчас дойдём до моего дома, сядем спокойно, и я расскажу тебе, кого вызвали ваши кирилловские умники, и почему до послезавтра можно не волноваться.
Как оказалось, жил майор совсем рядом, ресторанчик этот был у него «придворным». Придверным. Небольшой двухэтажный дом украшала пара кариатид, поддерживавших арку, ведущую во двор.
– А где же вход? – спросила я. – Пахнет как, что тут у вас цветёт?
– Шиповник у нас во дворе, – отвечал Егоров, под локоток ведя меня между кариатидами. – Мама моя посадила белый шиповник, вот он и пахнет.
– Мама? – я остановилась. – И что она подумает, если ты вот так ночью приведёшь женщину?
– Ну, я предполагаю, что она бы кинулась застилать для тебя диван в гостиной, – усмехнулся он. – Но в данный момент мама проводит время у сестры в Ереване, и домой пока не рвётся.
Со двора в дом вели две двери. Майор ключом отпер левую, и мы поднялись по крутой лестнице.
– Правый вход – на первый этаж, – пояснил он. – Но там уже лет пять никто не живёт. Музей-квартира художника Стратонова. Примерно пять посетителей за год.
– Никогда о таком не слышала, – честно ответила я.
– И не надо. Ну вот, милости прошу, будьте моей гостьей, сударыня…
Я повернулась к Егорову и хотела что-то сказать, но споткнулась о коврик и покачнулась. Он меня подхватил…
По сей день не знаю, кто из нас первым потянулся к губам другого, или это сделали мы оба, коньяк ли сказался, необходимость сбросить напряжение или что-то ещё…
Через какое-то время мы собрали разбросанную по прихожей одежду, перебрались в спальню и повторили всё на широкой удобной кровати. Не без блеска повторили, надо признать; невольно сравнивая, я подумала, что Максу есть чему поучиться. С другой стороны, что мне за дело теперь до его постели?
– Слушай, майор юстиции, а тебе к скольки на работу? – спросила я, получив возможность отдышаться.
– К восьми, – ответил он, откупоривая бутылку просекко. – Наплевать, позвоню и навру что-нибудь. Я уже две недели мечтаю выпить игристого с тобой, обнажённой и в моей кровати. И ещё нам надо обсудить твоего зверя.