— Я работаю у Михаила с тех пор, как Лена была младенцем, — отвечает она. — Он нанял меня, когда ей было две недели.
Мои глаза округляются. Как Михаил справлялся с таким маленьким ребенком в одиночку? Сиси не могла находиться рядом с ним двадцать четыре часа в сутки. Я беру телефон и набираю еще один вопрос, затем передаю его Сиси.
— Да, это было трудно. Но Лена была очень спокойным ребенком, она почти не плакала, и я приходила каждый день, но все равно... — Она вздыхает. — Я не знаю, как он справился с этим. Первые пару месяцев он почти не спал, но после того, как Лена начала спать по ночам, стало легче. Я предложила начать водить ее в садик днем и оставаться на ночь, но он отказался. Мне потребовалась неделя, чтобы убедить его наконец отпустить ее, когда ей исполнилось два года. Он очень ее любит.
Да. Любой может увидеть, как сильно Михаил обожает свою дочь. Особенно кто-то вроде меня, кого вырастили такие же родители.
— Бьянка, Бьянка, ты можешь показать мне балет сейчас? — спрашивает Лена, раскачивая ногами вперед и назад.
Я помогаю ей спуститься со стула и, взяв ее руку в свою, веду в свою комнату.
— Ты уверена, что не хочешь, чтобы я осталась? — спрашивает Сиси, но я лишь качаю головой и поднимаю большой палец вверх. Я найду способ развлечь Лену, пока Михаил не проснется.
Я беру свой телефон с тумбочки и смотрю на время. Почти шесть вечера. Черт. Похоже, я стал слишком стар, чтобы не спать две ночи подряд. Сиси, вероятно, уже ушла домой, а это значит, что Бьянка присматривает за Леной. Моя дочь — хороший ребенок, но с ней не соскучишься.
Быстро приняв душ, выхожу из спальни, ожидая застать девочек за просмотром телевизора или чем-то подобным, но ни в гостиной, ни поблизости никого нет. Дверь в комнату Лены закрыта, изнутри доносится слабый звук детской песенки. Я слегка приоткрываю дверь, чтобы посмотреть, что происходит, и замираю на месте. Спиной к двери, Бьянка стоит посреди комнаты, подняв руки над головой. На ней одна из этих пушистых белых юбок поверх джинсов и балетные тапочки. Рядом с ней в такой же позе стоит Лена, она стоит на носочках и одета в одну из коротких сценических юбок Бьянки. Юбка доходит почти до ног Лены.
Бьянка опускает одну из своих рук, похлопывает Лену по спине, чтобы та выпрямила спину, и начинает медленно поворачиваться, пока не видит меня, стоящего в дверном проеме. Бьянка улыбается мне, и улыбка кажется лучиком света на холодной коже.
— Папа, папа, я балерина. Видишь?
Я смотрю на Лену, которая крутится на цыпочках.
— Вижу, zayka.
— Я хочу балетные туфельки, как у Бьянки. Пожалуйста. Бьянка, скажи папе, что мне нужны туфли. У меня есть юбка, но мне нужны туфли.
Я наклоняюсь, подхватываю Лену на руки, сажаю ее на бедро и целую в макушку.
— Леночка, мы купим туфельки, — говорю я и смотрю на Бьянку, которая сидит на кровати, снимая пуанты. — Прости. Я заснул.
Она качает головой в сторону, рассматривая меня, потом встает и идет ко мне. Оставив тапочки на комоде Лены, она берется за подол моего левого рукава и начинает осторожно подтягивать его вверх. Когда рукав подтянут до локтя, она осматривает повязку на предплечье. Крови нет, но она мокрая от душа. Бьянка отпускает мою руку, сужает глаза и направляется на кухню.
— Папа, можно мы посмотрим Эльзу по большому телевизору? Можно, папочка?
— Конечно, zayka.
Я веду Лену в гостиную, включаю фильм и сажусь рядом с ней на диван. Я смотрю его, наверное, в сотый раз, но Лене нравится. Раздается звук босых ног по полу, и Бьянка подходит и садится на журнальный столик напротив меня, держа в руках коробку с компрессами и бинтами, которую я храню под раковиной. Она ставит коробку на стол рядом с собой и пристально смотрит на мое предплечье, пока я не протягиваю левую руку. Снимает мокрый бинт и повязку, затем аккуратно очищает порез и накладывает свежий бинт. Я ожидал, что она уйдет, когда закончит. Вместо этого она пересела на диван рядом со мной, подогнув под себя ноги, и сосредоточилась на фильме.
Глава 6
Я читаю рецепт на телефоне, сверяясь с ингредиентами, выложенными на прилавке. В шкафу были мука и сахар, но мне не хватало изюма и миндаля. Также мне нужно больше шоколада.
Вчера Лена сказала, что одна из ее подруг принесла в садик печенье, и она двадцать минут рассказывала о нем, описывая разные формы и вкусы. Она спросила Михаила, не мог бы он испечь ей печенье, чтобы она тоже могла взять его в садик. Выражение его лица было бесценным. Я представила себе своего огромного мужа, делающего печенье, и с трудом сохранила спокойное выражение лица, когда он объяснял Лене, что не умеет печь. Я сама не очень люблю готовить. Я могу приготовить несколько приличных блюд и немного сладостей, но ничего эпического. В детстве я в основном занимался балетом, но когда у меня выдавался свободный час или два, я любил идти на кухню и помогать нашему повару готовить еду. Я никогда не пробовала делать печенье, но не думала, что это будет так сложно. Я беру свой телефон и отправляю Михаилу сообщение.
14:17 Бьянка: «Мне нужно сбегать в магазин через дорогу... вернусь через 20 минут.»
Через минуту дверь в кабинет Михаила открывается. Он выходит, идет на кухню и смотрит на продукты, которые я разложила на столе. Он бегло окидывает взглядом большой противень, на котором я выстелила пергаментную бумагу, миску с тертым шоколадом, который я приготовила, и маленькую кастрюльку с огромным куском сливочного масла, которое я оставила растапливаться.
— Ты готовишь печенье для Лены, — говорит он и смотрит на меня. Я не могу оценить выражение его лица, но он кажется озадаченным.
Я пожимаю плечами, набираю текст на телефоне и показываю ему экран.
Не питай больших надежд. Делаю впервые, поэтому не знаю, насколько съедобными они окажутся.
Он кладет палец мне на подбородок и наклоняет мою голову, наблюдая за мной своим голубым глазом. Я фокусируюсь на его губах. Твердые, плотно сжатые. Останутся ли они такими, если я его поцелую?
— Пойдем в магазин, — говорит он и отпускает мой подбородок.
Я провожаю его взглядом, пока он идет за ключами и бумажником. Он напоминает мне пантеру - большую, черную и внешне спокойную, но у меня такое чувство, что под всем этим спокойствием и невозмутимостью скрывается зверь.
Магазин через дорогу крошечный, но мне удается найти все необходимое, а также небольшой набор формочек для печенья разных форм и несколько красочных съедобных украшений. Михаил молча следует за мной, не отставая ни на шаг. Когда я останавливаюсь в проходе с фруктами и начинаю класть в корзину несколько яблок и бананов, он тянется взять ее из моей руки, и наши пальцы соприкасаются. Я медленно отпускаю ручку корзинки, но стараюсь провести по тыльной стороне его пальцев, прежде чем продолжить просматривать фрукты.
Михаил расплачивается за мои покупки и несет пакеты в квартиру. После того как он ставит их на кухонный стол, я ожидаю, что он вернется к своей работе. Вместо этого он прислоняется спиной к шкафам, скрестив руки перед собой, и наблюдает за мной, пока я мою руки. Я чувствую его взгляд на себе все время, пока я готовлю тесто. Каждый раз, когда я краем глаза замечаю его взгляд, мне приходится перечитывать рецепт. Мне трудно сосредоточиться, зная, что он там, наблюдает за мной, но не из-за того, что нервничаю. А потому, что мне это нравится.
После того как мне удается закончить тесто без ошибок, я делю его на две части, кладу половину на столешницу перед собой, другую отставляю немного вправо и поворачиваюсь к Михаилу. Я показываю пальцем на вторую половину теста, потом на него и приподнимаю бровь. Он качает головой в сторону, рассматривая меня, и мне кажется, что уголок его губ слегка изгибается вверх. Не разрывая зрительного контакта, он отходит от прилавка и встает справа от меня. Когда он рядом, меня охватывает чувство успокоения, что кажется мне довольно необычным. Мне некомфортно с людьми, которых я плохо знаю. Мне трудно с ними общаться, и мы обычно заканчиваем неловким молчанием. Михаил, кажется, не возражает, что я не могу говорить, возможно, потому что он сам не разговорчив, и молчание между нами, совсем не кажется неловким. Как раз наоборот.
Я разрываю зрительный контакт и начинаю работать с тестом перед собой, гадая, что он будет делать. Михаил наблюдает за мной около минуты, затем берет свой кусок теста и копирует мои движения. У него красивые руки. Большие, сильные, с длинными пальцами, и я не могу не задаться вопросом, как бы я себя чувствовала, если бы эти руки были на мне.
Смех сопровождает открытие входной двери.
— Папа, папа, что ты делаешь? — Лена бросается к нам, пока Сиси закрывает за ними дверь. — Можно? Можно мне тоже с вами?
— Сначала помой руки, Лена, — говорит Михаил и показывает головой на ванную. — Потом можешь делать печенье вместе с нами.
Лена смеется и убегает в ванную. Сиси стоит на пороге, огромными, как блюдцо глазами наблюдая за тем, как Михаил работает с тестом. Он, конечно, представляет собой интересное зрелище, такой большой и крутой, с повязкой на глазу, в черной футболке, обтягивающей его широкие плечи. Особенно с пятнышком муки на подбородке. Я поднимаю руку, намереваясь вытереть его, но в тот момент, когда мои пальцы касаются его кожи, он застывает на месте. Михаил сосредоточенно смотрит на свои руки, утопающие в тесте. Я смахнула большим пальцем немного муки с его подбородка и быстро отдернула руку. Неужели я перешла какую-то границу?
— Папа, папочка! — Лена вбегает на кухню. — Я готова! Можно мне немного теста, пожалуйста?
— Можно, zayka.
Михаил оставляет тесто, идет к столу в столовой и возвращается со стулом. Поставив его рядом с прилавком, он помогает Лене забраться на него и выкладывает перед ней тесто.
— Я сделаю торт. С шоколадом. — Она усмехается и смотрит на меня. — Ты любишь шоколад? Папа не любит шоколад, но он будет есть торт, если я его сделаю. Я люблю шоколад, но папа говорит, что он вреден для моих зубов.