И все же Сергей понимал, что еще рано почивать на лаврах и пришло время двигаться дальше, дорабатывать «застывшую» в эскизах и моделях «двадцатку», под которую у Васнова уже был готов новый двигатель – 14-цилиндровая «двойная звезда». Этим движком они занимались вдвоем, и впервые Ратный решил наплевать на все вбитые в голову запреты о передаче лишних знаний аборигенам других планет и лишь загадочно улыбался в ответ на удивленные взгляды Васнова, на ходу внося нужные поправки в его концептуальный чертеж. Потом были месяцы прогонов, доработок, и только потом двигатель встал на поток. Было произведено почти сто штук, которые теперь успешно пылились на складах, дожидаясь нового планера.
Меж тем его главный противник также не дремал, и, получив из столицы очередной номер журнала «Покоритель небес», Сергей был неприятно удивлен фотографией на развороте, где красовалась новая машина Майсера. Моноплан, острый нос, вытянутый фюзеляж, четырехлопастной винт, прямые, словно рубленые, законцовки крыльев и хвоста – вся конструкция машины просто кричала о скорости и мощи.
Сам инженер сфотографировался рядом со своим детищем, а в интервью корреспонденту сделал непрозрачный намек на то, что ждет новостей от своего давнего оппонента из далекой страны. Сергей все понял, но отложил журнал в дальний угол, ибо приоритеты несколько поменялись, и в тот момент его заботило совсем другое. Но это было до той поры, пока он не познакомился с новым детищем Аланского, призванным стать основным истребителем республики, после чего мысленно схватился за голову, ибо перспектива повторения сражения с ястанцами, в котором на этот раз они оказывались на месте имперцев, стала весьма вероятна. Инженеры корпорации, видимо, решили сэкономить свои силы, или же у них был просто кризис идей, иначе как было объяснить тот факт, что они пошли по пути копирования его последних моделей, взяв за основу «шестнадцатый» и по привычке увеличив огневую мощь четырьмя дополнительными крыльевыми точками. Последнее довольно серьезно утяжеляло машину, а учитывая тот факт, что установленный на ней двигатель Крамского не отличался особой мощностью, превращало новый истребитель в неповоротливую мишень. Зато снаружи и внутри все было как всегда красиво: блестело хромом и радовало взор отделкой кабины. «Самолетик для показушности и парадов», – так охарактеризовал его Чаклин, после того как испытал доставленный из ближайшей части образец, после чего добавил: «Тяжел и капризен в управлении. На вертикалях еле ползает, захлебывается, к тому же норовит сорваться на выходе в штопор. В бою на нем будет трудно».
Впрочем, кем-кем, а дураком Аланский не был и наверняка понимал все недостатки своей машины, а значит, надежда оставалась. К тому же по аэродинамике самолетик был довольно неплох, но двигатель с жидкостным охлаждением требовал серьезной доработки, с другой стороны…
«Черт, как же мне все успеть. Может, притормозить все остальное и бросить силы на ”двадцатку”? Нет, не могу ведь быть везде, да и не хочу, нужно скорее растить смену. Ну почему такие люди, как Майсер, рождаются там, где нас нет».
Ратный тяжело вздохнул, свернул куртку, сунул ее под голову и растянулся на траве.
За последние годы КБ разрослось, обзавелось новыми кадрами, но инертность мышления некоторых молодых аэроинженеров просто потрясала, и Сергей порой ловил себя на мысли, что словно муха бьется головой о толстенное стекло без всяческой возможности его пробить. Нет, ребята были неплохи и, если дать им задание, выполняли его с должным усердием и рвением, но вот придумать что-то свое, что-то новое – большинство из них это ставило в тупик. Возможно, это было связано с тем фактом, что обучение в институтах аэронавтики до сих пор шло зачастую по старым программам, в которых хоть и признавалась возможность постройки аппаратов тяжелее воздуха, но считалось это не более чем пустым баловством. Это был парадокс парадоксов: самолеты уже вовсю бороздили небо планеты, а учебные заведения вместо нормальных авиаинженеров до сих пор готовили строителей дирижаблей. С другой стороны, не каждый мог быть авиаконструктором, ибо для этого нужен был определенный склад ума и, главное, умение мечтать. Да-да, именно мечтать. Мечтать о небе, о свободе, мечтать о будущем, мечтать так, чтобы в твою мечту поверили другие, пошли за тобой, помогли воплотить твою мысль в презренный металл, ты должен заразить их своей мечтой… Но для этого ты в первую очередь сам должен верить в нее, крепко, по-настоящему, а главное верить в себя… Увы, не всякому это дано.
Там, на далекой, затерянной среди звезд родине, создание новых летательных аппаратов давно поручено бездушным машинам. Человек лишь задает направление, выдает техническое задание, а дальше его электронные помощники бесстрастно все обсчитают, построят математические модели, уберут все лишнее, отсекут все ненужное. На выходе получится нечто идеальное, обтекаемое, бездушное, выверенное до тысячной цифры после запятой в многочисленных поведенческих тестах и до скуки функциональное. Но даже в этих бездушных средствах передвижения порой нет-нет да проскользнет тень мечты того человека, что когда-то взял в руки мод-графический планшет и провел первую линию, рисующую облик новой машины. Даже в том вечно спешащем мире умной электроники и бешеных скоростей до сих пор осталось место для мечты.
Мысли начали сбиваться, путаться, погружаясь в вату перемежающейся череды воспоминаний.
– Красивая машина, правда, – рука профессора Бранберга почти ласково похлопывает по серебристому корпусу тупоносой машины с откинутыми назад плоскостями тонких крыльев, после чего он поворачивается к Сергею и, нахмурив свой лоб, переспрашивает, словно позабыв, о чем они только что говорили: – Так что же вас смущает, Сергей Владимирович. Насколько мне известно, это не первая ваша экспедиция.
– Не первая, но это не значит, что подобное мне нравится. Очередной богатей, который возомнил себя великим археологом, а по сути, обычный охотник за диковинными артефактами, которые так прикольно будут смотреться в его новой гостиной очередной виллы.
Профессор покосился на скорчившего презрительную гримасу Ратного, понимающе усмехнулся, а вслух сказал:
– Сергей Владимирович, вы, конечно, правы, но господин Фархель – известный меценат, промышленник и большой поклонник реконструктивной археологии. Он не раз помогал нам в наших делах и спонсировал ни одну экспедицию, так что тут несколько другое. К тому же деньги институту сейчас нужны, да и сам проект довольно интересен. Не находите?
– Согласен, – помедлив, уже более спокойным тоном ответил Сергей. – Агласы – довольно развитая цивилизация, достигнувшая уровня примерно нашего двадцатого века и скатившаяся к примитиву после падения астероида. Об их истории только глухой не слышал, крутили пару лет назад по всем каналам, интересно будет поработать с таким материалом.
– Вот-вот, Сергей Владимирович, – профессор наставил на него свой дрожащий указательный палец с аккуратно обстриженным ногтем, – слышу слова настоящего ученого. Интересно, именно интересно и не просто поработать, а одним из первых. И тут нужно пользоваться любой возможностью, порой наплевав на все свои принципы. К тому же, поверьте, господин Фархель неплохой человек, и он не только профинансирует все ваши работы над интересующим его проектом, но и оплатит еще полгода раскопок, а там все, что найдем, уже наше. Так что вперед, коллега…
Рука профессора ложится Сергею на плечо и вдруг начинает дергать его и трясти.
– Тер Эйтан, тер Эйтан, проснитесь.
Ратный открыл глаза и непонимающе уставился на склонившегося над ним молодого военного с погонами штат-лейтенанта на плечах.
– Тер Эйтан, сообщение из штаба округа. Нашли стратостат.
Остатки сна слетели мгновенно. Сергей вскочил на ноги.
– Где?
– В сорока террах западнее у села Аргапал. Фермеры в поле случайно наткнулись на его остатки и связались с властями, так как думали, что это ястанский шар.
– Экипаж?
– Вроде все живы. Успели выпрыгнуть с парашютами.
– Это хорошо, лейтенант, – Сергей провел ладонью по лицу, сгоняя остатки сна и чувствуя страшенное облегчение. – Даже не представляешь, насколько хорошо! На машине?
– Так точно.
– Замечательно, подбросите меня до штаба.
Он быстрым шагом вернулся к развернутому ими с самого утра пункту управления, где его уже дожидался нетерпеливо переминающийся с ноги на ногу Петрав, явно желающий узнать привезенные новости, и, хлопнув его по плечу, бросил:
– Наши живы. Сворачивай тут все, я с лейтенантом в штаб округа, узнаю все точнее.
Ант расплылся в улыбке, молча кивнул и поспешил к скучающим у грузовика солдатам.
Кутесов заложил руки за спину и, молча пройдясь вдоль ряда окон своего кабинета, занавешенных тяжелыми темно-зелеными шторами, вновь бросил свой хмурый взгляд в сторону стоявших у дверей Наройшлова с Росовским. Министр как всегда нервничал, переминался с ноги на ногу, изредка промакивая свою лысину платком, а вот главком авиации был наоборот нарочито спокоен, хотя видимо прекрасно понимал причины столь срочного вызова «на ковер» и осознавал возможные последствия, в случае если заготовленные объяснения не будут признаны весомыми.
Если честно, то Кутесову самому не хотелось начинать разговор, ибо в этих людях он был уверен, как в самом себе, однако на последнем заседании Совета буча по этому вопросу поднялась не шуточная, и чтобы заткнуть рты злопыхателям, следовало самому более подробно разобраться в данном вопросе. Да и излишнюю инициативу не мешало бы ограничить, ибо, если верить предоставленным министром финансов документам, расходы за последние полгода переросли все мыслимые пределы.
Он вернулся к своему креслу, стоявшему во главе Т-образного стола, неторопливо достал из ящика коробку с аромами и папку с нужными документами, затем жестом руки указал на ближайшие к нему стулья. Дождавшись, пока министр с главкомом усядутся, он толкнул в их сторону папку, извлек из коробки арому, нарочито медленно размял ее и, прикурив, посмотрел на «гостей» выжидающим взглядом.